Бессмертный огонь
Шрифт:
И мне еще подумалось: глупцы! первым делом нужно отнимать у пленников оружие, а уже потом приниматься за всё остальное!
Но тут один из стариков - как я потом узнал, старший старейшина резво шагнул ко мне, склонился, вырвал меч из ножен...
И, улыбаясь, сделал так - провел подушечкой большого пальца вдоль по лезвию - меч почернел, растрескался и развалился. Я оробел. Меня трясло от ужаса. Ну все, подумал я, сейчас меня убьют!
Но старик уже отвернулся от меня, шагнул к Лузаю, протянул к нему руку и, снова дружелюбно улыбаясь, попросил:
–
Лузай покрылся пятнами и задрожал еще сильней меня! И тихо, едва слышно, прошептал:
– Но без меча я не жилец! Я без меча умру!
Старик застыл, подумал... и сказал:
– Тогда... Смотри! Не обнажай его против нас! Не обнажишь?
– Н-нет!
– Поклянись.
Лузай свел пальцы крестиком. Старик согласно закивал... и посмотрел на ярла. Ярл и не думал клясться. Тогда старик подошел к нему, сел перед ним на корточки и принялся смотреть ему прямо в глаза. Смотрел, смотрел...
И ярл закрыл глаза. Я думал, что он умер. Но он был жив, он после нам сказал: "Старик околдовал меня; он выпил мои силы. Но хуже этого - он выпил весь мой гнев! Теперь я не могу сражаться с рыжими!"
Но это мы узнали только ночью. А днем...
Днем дальше было так. Усыпив нашего ярла, старик расстегнул ворот его рубахи и долго рассматривал шрам, потом подозвал других старейшин, те тоже внимательно рассматривали и даже трогали шрам, и совещались на своем тайном наречии... А после принялись расспрашивать нас о том, как был убит ярл Айгаслав и как он после ожил.
Я сразу отказался отвечать - сказал, что ничего толком не знаю. Конечно, кое-что я знал, но боялся сболтнуть по своей глупости что-нибудь лишнее. Зато Лузай много рассказывал! Рассказ его был лжив и страшен. Если верить Лузаю, то выходило, что наш ярл Айгаслав время от времени умерщвлял сам себя, а после оживал - и тогда в Ярлграде происходили невообразимые бедствия. Вот что он им наплел!..
А дикари во все это поверили. Но как! Они сказали:
– Это очень хорошо. Человек, умеющий много раз оживать после смерти, сможет служить нам очень долго. Он будет нашей Старшей Белой Глиной! Мы будем убивать его и убивать, а он вновь оживать и оживать, а мы его опять, опять!
И они были счастливы! Старейшины самодовольно ухмылялись, толпа восторженно шумела. Еще бы им не ликовать! Лузай пытался урезонить их; он говорил:
– Глупцы! Когда ярл оживал, случались жуткие несчастья. И то же будет и у вас.
– Нет, - отвечали дикари.
– У нас так не будет. У вас беды случались от того, что ярлу отрезали голову и тем самым давали его неистребимому духу возможность вырваться из тела еще здесь, на земле. Вот он и лютовал. А мы не будем резать ярла - мы будем его жечь, и тогда его дух вместе с пеплом будет устремляться к Небу, а Небо после будет возвращать его нам вместе с дождем, ярл снова будет оживать, а мы его опять будем жечь на костре!..
И они были счастливы. А мы с Лузаем были в ужасе - особенно после того, когда нам вымазали лица белой глиной и сказали, что завтра рано утром нас с ним отправят в дальние селения, ну а
сегодня мы еще переночуем в землянке Старшей Белой Глины - так они теперь называли ярла Айгаслава. Его, конечно, тоже вымазали глиной.Потом нас отвели - а ярла отнесли - в землянку, которая была расположена у самых ног истукана Чурыка.
– Ну что ж, - сказал на это Лузай, - по крайней мере, нас хоть сегодня не сожгли. А что будет потом, это мы еще посмотрим!
А я, честно признаться, уже ни на что не надеялся. Когда нам принесли еду, то я к ней даже не притронулся.
– Глупец!
– сказал Лузай.
– Ешь! Сил не будет.
– И не надо!
– Вдвойне глупец!
И он сначала съел свое, потом мое. А ярлово не тронул. Сказал:
– Ярл поумней тебя. Проснется - съест.
Но ярл все спал и спал. Лузай колол его ножом, но ярл не просыпался. И наступила ночь. В поселке было тихо. Потом...
Кап! Кап по листьям! Кап-кап-кап...
И хлынул дождь! Лузай повеселел, сказал:
– Вот, добрый знак! В дождь и уйдем. Дождь смоет все следы!
А я молчал. Я ж знал, что уходить-то некуда - вокруг, куда ни побеги, их, рыжих, лес. И еще глина от дождя размокнет. Да и дороги мы не знаем. Да и Чурык стоит над самой нашей головой - мы даже выйти не успеем, как он завоет, зарычит...
И вдруг...
И впрямь раздался вой - далекий, едва слышный. Я встрепенулся и спросил:
– Слыхал?
– Чего?
– переспросил Лузай.
– Чего?
– переспросил...
Да! Это ярл! Он наконец очнулся и заговорил. И я сказал ему:
– Вот, господин. Кто-то воет в лесу.
Они прислушались. Вой повторился. Лузай сказал:
– Нет, ничего не слышу. Только дождь!
А ярл... Он как-то странно усмехнулся и сказал:
– Ну, воет, и пусть воет.
А я спросил:
– Кто воет, господин? Ты знаешь, кто это?
А ярл:
– Молчи, глупец! Ты ничего не слышал!
Ну, я и замолчал. А ярл сказал:
– Так! Хорошо...
И посмотрел на нас, на наши лица в белой глине, потом ощупал и свое лицо, отковырнул с него кусочек глины и рассмотрел его, стряхнул с руки, опять прислушался...
Дождь, вой...
А после попросил:
– Лузай, рассказывай.
Лузай и рассказал ему о том, как было дело. А после, от себя уже, добавил:
– Дождь, уходить пора. Чурык в такую грязь с места не сдвинется!
Ярл тяжело вздохнул, сказал в сердцах:
– Обидно! Старик околдовал меня!..
Ну, и так далее, я вам уже рассказывал: старик околдовал его, и ярл, хоть и был при мече, не мог сразиться с рыжими.
– Да, не могу!
– воскликнул ярл.
– Стыд! И позор!
И снова замолчал, и сделал знак, чтобы и мы молчали, долго слушал...
Но воя больше не было. А дождь хлестал, хлестал, хлестал...
И ярл мрачно сказал:
– Подай мне котелок, Лузай, я очень голоден.
И он поел. Все съел, утерся и сказал:
– Вот так-то веселей, - и, уже шепотом: - Ну, что?