Бестиарий

— Хиллер, а хиллер, — говорил зомби, который когда-то был Нагом. — У тебя обезбол есть? Дай-ка.

— Нет, не дам, — ответил я. — Лишнего ничего нет. Обезболивающие для раненых. Ты ранен?

— Ранен, — ответил Наг. — В самое сердце. Обезбол дай, а?

— Нет, — твёрдо ответил я и хотел отвернуться, показывая, что разговор окончен.

Но в этот момент клацнул затвор самострела и готовая сорваться с тетивы стрела упёрлась мне между глаз.

— Хиллер, а хиллер, — за стрелой была тетива, за тетивой цевьё и приклад, а дальше холодные и пустые, как у рыбы, глаза Нага.

— Обезбол дай!

Это очень неприятное чувство, когда на тебя наставляют самострел.

— Наг, ты это…, — попробовал урезонить товарища гном.

— Джабба, не лезь, — оборвал его Наг.

— Ну так как? — медленно протянул наставивший на меня оружие человек.

В этот момент на готовую сорваться стрелу легла огромная ладонь.

— Боец, отставить, — Белый медведем тихо вырос из-за спины Нага.

Никто не заметил, как он подошёл.

Наг скривился и постарался, было сделать какое-то движение, но командир давил авторитетом и не только.

— Отставить, я сказал, — вторая рука легло на плечо солдата, пока первая медленно отвела самострел в сторону стены.

— Иди освежись, — скомандовал Белый. — Можешь прогуляться в посёлок.

Наг что-то недовольно пробурчал, но командира послушал. Дальнейшие его приключения мы знаем с его слов. Дело в том, что Белый неспроста предложил Нагу прогуляться. У нас выпивки на тот момент не было. А в посёлке была почти нормальная жизнь: шумел базар, работали заведения. Я ещё тогда понял, что люди приспосабливается ко всему. На соседней улице может идти перестрелка, а тут как ни в чем не бывало пьют кофе и даже играют дети на улице. Спустя восемь лет в нашу “новую эру” я стоял в очереди за цветами к Восьмому марта под аккомпанемент грохота археспоры, которая посылал свои иглы в сторону врага буквально с соседней улицы. И грохотало так, что живот подскакивал к горлу. А ведь раз была очередь, значит я, как минимум, был не один такой смелый.

На рынке Наг приобрёл большую банку с самогоном. Но сдачи у торговца не было. И в качестве оной Наг получил два ручных кувшинчика с огненными ифритами. Такие не только кидают во врага, но и используют, чтобы ставить растяжки в кустах.

Железным кувшинчикам Наг только обрадовался. И, подкрепившись, решил отправиться в местный клуб, где на входе его остановили стражники и не пустили внутрь под предлогом того, что тот, мол, рожей не вышел и вообще пьян.

— У меня золотая карточка члена клуба! — возмутился Наг. — Пропуск на VIP-места!

— Покажи, — ухмыльнулась стража.

Улыбки тут же исчезли с их лиц, когда Наг достал одного такого ифрита и выдернул предохраняющую от взрыва чеку. Осталось разжать руку и вырвется пламя. Так его и пустили на танцпол.

Была глубокая ночь, когда нас с Джаббой, стоящих на карауле в окопе, выдернул из полудрёмы сторожевой сигнальный феникс, который яркой кометой взмыл в небо над полем слева от наших позиций. Это значило, что кто-то крадётся к нам через это пространство, и в темноте зацепил растянутый шнур.

Сон, как рукой сняло. Безбородый гном тут же схватился за оружие и выпустил очередь из стрел в том направлении, откуда взлетел феникс. В ответ нам тоже послали несколько стрел, которые со свистом пронеслись у нас над головой.

— Огонь по полю, вызываю огонь по полю! — закричал Джабба в свой палантир, требуя, чтобы батарея катапульт забросала ДРГ противника фаерболами.

— Оставить! — донеслось откуда-то с поля. — Мужики, это я! Свои!

— Кто я?! — выкрикнул Джабба.

— Наг! Это я — Наг!

В этот момент мы действительно узнали голос нашего друга.

— Игуанодон! — выругался гном.

— Оставить огонь по полю, — уже в палантир. — Ложная тревога.

Тогда-то мы узнали о похождениях Нага. После того, как он пьяный ввалился в наш окоп.

— А что со вторым ифритом? — уточнил я, дослушав рассказ Нага.

— А вот он! — Наг достал железный кувшинчик.

— Вот, шо, хлопцы, — он опять вспомнил, что нужно говорить на “родном” языке. — Пиду я у полэ да поставлю растяжку там, где сюда прошёл. Шоб нихто больше.

Мы пытались его отговорить и предлагали сначала лечь проспаться, но куда там. Разве пьяному что-то докажешь? Утром Наг проснулся и первым делом отправился на поле. На этот раз не ставить огненного демона, а справить естественные потребности. И забыл, что вчера сам его, это поле, загадил. О том, что он это забыл, мы догадались, услыхав звук взрыва. Когда подбежали, было понятно, что никакой хиллер Нагу уже не поможет. Тело сложили в чёрный целлофановый мешок, а в рапорте Белый указал, что Наг геройски погиб, выполняя разведывательное задание.

Apocalypse, how?

Когда в конце февраля две тысячи двадцать второго года со Дня возвращения Короля начался наш локальный апокалипсис, на улицах вдруг стало много бездомных собак в ошейниках. Ухоженных и ещё вчера сытых. Они бродили по тротуарам глядя на мир ничего не понимающими безумными и грустными глазами. И явно не могли найти себе места, потому, что это место не нашлось для них в срочно едущих на запад телегах обывателей, тех самых, что ещё вчера собирались “резать рохню”. Собак мне жалко. Людей — нет.

На чём я вообще остановился? Я имею в виду ту часть повествования, которая происходит в наши дни. А! Я закончил осмотр выставленных на показ трупов монстров на главных улицах Минас-Тирита. После этого мне надо было навестить родственников, живущих в пригороде.

Они, как и их соседи, живут в частном доме. И вот, когда “началось”, одна из соседок предложила мужу сделать бомбоубежище из выгребной ямы: выкачать оттуда зловонную жижу и разместиться там. Всё лучше, чем погибнуть от роханских бомб. Да, во время войны первым гибнет разум. Впрочем, никто эту идею не реализовал. Скажу больше, никогда не видел, чтобы кто-то из моих родственников или их соседей в случае объявления тревоги или даже в первые дни, когда от грохота своих же урук-хайских катапульт и археспор тряслись деревянные перегородки, бежал в бомбоубежище. А ведь почти у всех есть подвалы. Нет, они даже окна не заклеили скотчем. Может, чтобы не показывать свой страх соседям. Может, из стадного инстинкта: “никто не делает, и я не буду”. А может, как я уже объяснял, потому, что в душе все понимали — специально по ним стрелять не будут. Специально, конечно, не стреляли бы. Но на войне может быть всякое. А стеклянные окна вылетают на раз. Для этого даже не нужен особенно сильный взрыв. Я это сам сотни раз видел. А ведь осколки стекла могут поранить не хуже шрапнели.

Итак, мне предстоит поездка за город. Общественный транспорт отпадает. Уже начался очередной виток принудительной мобилизации. Первыми под удар попали пригороды и маршрутные повозки. А снова попасть в этот ад мне не хочется. Такси? Такси отпадает. И вот почему.

Я уже ездил однажды по делу на такси. Вёл его воняющий потом гоблин, судя по акценту, приехавший из дружественной Урук-хайе горной страны. Он хвастался, что сын на войне и что вот когда нам поставят обещанных монстров, вот тогда и будет “пэрэмога”. Правда, всё это уже же было, когда поставят: Байрактары, Химер, Гепарды и так далее. На это я ему возразил, что таким образом война будет идти до последнего урук-хайца. “Ну и что? — ответил таксист. — Так и надо!”. Таксисты, как известно, те ещё провокаторы. Он же рассказывал, что все роханцы мелкие, как тараканы. Лезут ночью, а отбивают их атаки наши чудо-богатыри — все высокие, крепкие и бородатые. Он заткнулся только тогда, когда я прямо спросил, согласен ли он пожертвовать жизнью сына, чтобы наказать конунга Рохана, с которым, по его мнению, не стоит идти на переговоры.