Бестиарий

Сом обернулся, увидел нового пассажира и, не растерявшись, командным голосом рявкнул:

— Передаём за проезд!

— У меня пенсионное! — дребезжащим голосом ответил пожилой мужчина, поднимая руку к нагрудному карману, раздутому какими-то бумажками. — Могу предъявить!

Сом только махнул рукой, мол, верю. Едва сдерживая улыбки, мы захлопнули дверь и покатили дальше. Так или иначе, наш путь лежал через тот самый рынок. Возле него мы и высадили дедушку, который, кажется, так и не понял, что ехал не на маршрутке.

На рынке мы застали картину разрушения. Приехавшие пожарные тушили несколько телег и торговых боксов. Отпавшее оперенье огромной стрелы, выпущенной из реактивной катапульты, картинно торчало из асфальта. Прямо на проезжей части лежало несколько трупов гражданских. Их ещё не успели убрать, только прикрыли простынями. Ярко-алая кровь вытекала из-под белой ткани, собиралась в канавку у обочины и самым настоящим ручьём текла вдоль наклонной бровки.

Но наш путь лежал дальше. И вот мы уже выехали на площадь на окраине города, там, где фронт совсем близко. Прямо посреди свободного пространства стояла реактивная катапульта и с утробным звуком изрыгала из себя фаерболы. Она была похожа на плюющуюся огнём пасть дракона. Рядом суетились какие-то люди. Сом велел притормозить, чтобы поздороваться.

— Работаем? — крикнул он какому-то человеку, на кирасе которого красовался патч с неразборчивой надписью, сложенной из рун. Таких же, какие используют наши заклятые враги аз-ховцы.

“Что это? — подумал я. — Конкурс, у кого характер больше нордический?”

Катапульта на время замерла, и я смог расслышать ответ воина.

— Работаем по зелёнке, — махнул он рукой в сторону, куда улетели огненные шары. — Шлём привет. Почта Новорохана!

Сом одобрительно засмеялся. А я успел заметить, что мужики, обслуживающие катапульту, похоже, под градусом. Мы поехали дальше, когда наш командир внезапно обернулся и посмотрел мне прямо в глаза.

— Пьяному сержанту-артиллеристу наплевать на то, как долго готовился спецназовец, — пошутил он, будто угадав мои мысли.

— Я его знаю, — Сом мотнул головой в сторону оставленной нами катапульты. — Реальный мужик, боевой, а не какой-нибудь зам. кам. по публичным домам.

Следующий раз мы остановились перед блокпостом на въезде на гигантский мост, тянущийся до самого Минас-Тирита. Здесь скопилось много народа. Бородатые гномы, дежурившие у шлагбаума, почему-то никого не выпускали. В очереди в основном стояли пожилые люди. Они с мольбой обращались к гномам, которые ещё какие-то десять лет назад воевали против Рохана, а теперь стали кем-то вроде наёмников.

— Куда ви спешите? — шутили они с характерным акцентом. — Нам с вами и тут корошо, да?

Впрочем, препятствовать пассажиропотоку было не в их интересах. Все знали, что гномы за “долю малую” выпускают пенсионеров, которые едут получать пенсию на подконтрольной Урук-хайе территории.

Нас-то, конечно, пропустили. Мы выехали на мост, а затем свернули с него и начали двигаться не к линии фронта, а вдоль неё. Наконец, мы достигли места, ещё недавно занятого вражескими войсками. Первыми нас встретили мёртвые тела, аккуратно выложенные по линии вдоль дороги. Судя по обмундированию — урук-хайская национальная гвардия. Что интересно — все они были без обуви.

Это военный парадокс. Тут, конечно, можно посчитать, что дело ясное — урук-хайская обувь действительно лучше нашей. Тем более, мы часто одеты и обуты во что попало. А комплекты роханской униформы стали поступать к нам совсем недавно. Человека гражданского подобное может возмутит и удивить. Но я отлично понимаю, что на войне рамки брезгливости и морали сильно сдвигаются. С натёртыми до крови ступнями сильно не повоюешь. А двигаться, да ещё на жаре, приходится постоянно. Но парадокс в том, что я видел фотографии расстрелянных валинорцами охранников арнорских концлагерей, и там картина была такой же. А уж кого-кого, а валинорцев трудно упрекнуть в недостаточной или неподходящей экипировке.

Впрочем, дальше картина была ещё хуже. Прямо на дороге стояло несколько раскуроченных фаерболами урук-хайских телег. Попадания были свежими — ямы, сделанные взрывами, ещё дымились. Здесь трупы валялись без всякого порядка. Кажется, обстрел застал гвардейцев прямо на марше. А это самое опасное. Мы вылезли из телеги, и наш командир заглянул в раскрытый зев одного из подбитых транспортных средств, откуда пахло гарью и кровь.

— Пить…, — неожиданно донеслось оттуда. — Пить… Воды.

Оказалось, что какой-то боец ещё жив. Но, судя по всему, тяжело ранен.

— Не пить, а пыты, — поправил его Сом. — Чому нэ дэржавною?

Я сделал движение к раненому с целью выполнить свои непосредственные обязанности и хотя бы облегчить его страдания. Но командир остановил меня.

— Не надо. Ему уже не поможешь, — веско сказал он. — Побереги снадобья для своих, хиллер.

Мы сели в свою телегу и двинулись дальше прочь из этого круга ада в следующий. Проехав ещё немного, наконец, добрались до позиций наших войск. Здесь, помимо снующих солдат и нескольких развёрнутых эхинопсов, мы встретили бестиария и его помощника. Охотником на монстров оказалась хрупкая девушка с холодным взглядом зелёных глаз и белыми, словно седыми, волосами. Красивое лицо рассекал шрам. Говорила она с гортанным горским акцентом. Впрочем, низкие звуки этого языка звучали, если не приятно, то гармонично. Помощник же, лысый пожилой мужчина с неприятной усмешкой, прячущейся в седой бороде, всё время молчал.

Этот дед настраивал баллисту, заряженную огромной стрелой, в то время, как бестиарий (или бестиарийка?) калибровала этот процесс, глядя в большой палантир. Я и командир подошли к ней, и через плечо девушки заглянули в хрустальный шар. Там с высоты птичьего полёта мы увидели изрытое чёрными оспинами воронок поле. По зигзагам окопов, будто по муравьиным ходам, сновали наши воины. Вот изображение приблизилось, и стало возможным различить бойца, вжавшегося в какую-то яму. Мы видели, как он поднял арбалет и принялся стрелять в кого-то, кого мы не могли видеть. Судя по всему, этот кто-то летал над ним.

— Стимфалийская птица, — прокомментировала бестиарий.

В этот момент, подняв облако пыли, в яму к солдату угодил кувшин с ифритом. Конечно, был взрыв. Но в нашем палантире всё было беззвучно. Удивительно, но солдат остался жив. Кажется, как ни в чём не бывало, он выскочил из своего убежища, но тут его голень подломилась, будто спичка. И, скорчившись, боец упал на землю. От этого зрелища меня передёрнуло и всё похолодело внутри. Но бестиарий не стала досматривать агонию. Её целью было вычислить того, кто управляет “птичкой”. Изображение сменилось, и мы увидели сидящего где-то в окопе удивительно безбородого гнома в урук-хайской военной тунике.

— Вот он, — кивнула девушка своему помощнику.

Тот кивнул в ответ и что-то подкрутил в баллисте.

— Я думал, бестиарии не убивают людей, — удивился я, — только монстров.

Девушка оторвала своё лицо от палантира и внимательно посмотрела на меня своими зелёными глазами.

— Как однажды сказал мой учитель, — помедлив, сказала она, — “Говорят, что прогресс разгоняет тьму. Но всегда, всегда будет суща тьма.” А я скажу так, что чем ярче свет прогресса, тем гущетьма, затаившаяся в углах. В том числе, в углах сознания. Сейчас монстры прячутся внутри людей.