Бесы в погонах
Шрифт:
«Бедный отец! – сокрушенно покачал головой священник. – Вот будет горе, когда узнает!» Он понимал, что это рано или поздно произойдет: Сережа в училище КГБ не учился, скрывать очевидное не умеет, а значит, рано или поздно все вскроется. Страшно было даже подумать, как отреагирует почтенная бандитская семья на такое известие… Действительно, страшно.
Хотя, если рассуждать здраво, каким еще способом мог раздобыть Сережа целый килограмм героина? Да он просто не рискнул бы: это ведь не то, что напасть в темном проулке с чулками на морде на безоружного Сашку. Серега и выстрелил-то, наверное, с перепугу, и пистолет взял так,
Отец Василий тряхнул головой, отгоняя навалившийся на него шквал самых разных, но большей частью невеселых мыслей, поднялся со скамьи и окольными путями, строго по указанной обноновцем аллейке прошел к своему «жигуленку». С минуту посидел, собрался и поехал в РОВД узнавать, что стало с Санькой. Ничего лучшего он в данный исторический момент сделать не мог.
На прием к начальнику РОВД Аркадию Николаевичу Скобцову отец Василий попал не сразу. Товарищ начальник был слишком занят сверхважной текучкой. И тогда, чтобы не терять времени и хоть что-то узнать, отец Василий пошел по знакомым милиционерам.
Санькины дела были плохи. Во-первых, его дело почему-то передали ребятам из области, занимающимся борьбой с коррупцией в правоохранительных рядах. Какое отношение имел к этому отделу формально уволенный из РУБОПа Санька, было неясно.
Во-вторых, ему до сих пор ничего конкретного в вину не вменили. Это могло означать, что вину ищут и, вероятно, в ближайшее время найдут.
И, в-третьих, никто и ничего не смог сказать об отношении к Санькиному делу самой пострадавшей стороны – Андрея Пасюка. Мужик словно воды в рот набрал. А от него зависело многое, очень многое…
Так что единственное, что смог узнать отец Василий: Санька сидит в изоляторе, а Макарыча плотно трясут веселые и не по зарплате холеные милицейские парни из области. И эта новость тоже была не из лучших.
Священник искренне поблагодарил свои «источники» и снова побрел в приемную.
– Где вы пропали, батюшка?! – аж подскочила со своего вертящегося стула секретарша. – Аркадий Николаевич вас уже три раза спрашивал! Я даже в храм звонила!
Она была так раздосадована, словно этот звонок в храм стоил ей несанкционированной потери девственности. Священник удивился, но виду не подал и сел на стул дожидаться момента, когда его пригласят в кабинет. И буквально через пару минут предстал перед Аркадием Николаевичем.
– Присаживайтесь, батюшка, – пригласил его главный милиционер города.
– Спасибо.
– Времени у нас в обрез, поэтому я сразу перейду к делу, – начал Скобцов.
Священник не возражал.
– Мы, Михаил Иванович, – назвал его мирским, строго по паспорту, именем начальник РОВД. – Мы, конечно, понимаем, что вы у нас единица как бы номенклатурная…
Отец Василий пожал плечами.
– Но! – поднял палец вверх Скобцов. – То, что происходит в последнее время, не укладывается ни в какие рамки.
– Я тоже так считаю, – согласился священник. – Это высосанное из пальца дело на Мальцева…
– Да не в Мальцеве дело! – закричал Скобцов. – Не суйтесь вы в чужой приход! С лейтенантом Мальцевым мы и сами разберемся! В вас все проблемы упираются! В вас и только в вас!
Отец
Василий изобразил удивление, а главный милиционер сердито начал перебирать на столе бумаги, а потом хватанул всей стопкой об стол, поднялся и походкой важного, но бесконечно измотанного тупостью подчиненных и прочих сограждан человека прошел к окну.– Не суйтесь вы не в свое дело, батюшка, я вас очень прошу! – с болью в голосе произнес он. – Ну кой черт вас надоумил к этому Роману соваться, да еще перед самым обыском?! Мне Макарыч уже всю плешь из-за этого случая проел! А что у вас получилось с этой ложной наводкой на героин? Вы хоть знаете, чей груз Макарыч задержал? – Скобцов понизил голос до трагического шепота. – Самого… Потапова!!! Меня по этому поводу уже во все дыры все кому не лень поимели!
– Жаль, – искренне посочувствовал отец Василий.
– Ничего вам не жаль, – как-то болезненно отмахнулся начальник милиции. – Только строите из себя… святошу, – он вернулся в свое кресло, набрал в грудь воздуха и подытожил: – Каждый. Должен. Заниматься. Своим. Делом. И поскольку я крестить младенцев не берусь, то и вы, пожалуйста, мне не мешайте. А если непонятно, то смотрите, я и другие рычаги воздействия имею…
Отец Василий насторожился. Сейчас должно быть сказано главное.
– И будьте уверены, я вполне могу задать пару неудобных вопросов и по поводу ваших связей с местным авторитетом Якубовым, и по поводу ваших отношений с конкурентами господина Потапова, сорвавшими ему поставку муки в Астрахань, и по поводу вашей странной заинтересованности в судьбе коррумпированных офицеров среди наших бывших работников.
Скобцов встал, давая понять, что аудиенция закончена.
– Тогда и я вам кое-что скажу, – поднялся со стула отец Василий, и сразу стало заметно, что он выше начальника РОВД чуть ли не на голову. – Начальники приходят и уходят, а дела уголовные рассыпаются так же стремительно, как и заводятся – такова жизнь. А вот зачем вы это со своей душой делаете, этого я никак в толк не возьму.
– С какой душой? – растерялся мент.
– Со своей бессмертной душой. Перед мирским начальством-то вы как-нибудь выкрутитесь, а перед всевышним?
Священник абсолютно серьезно, без тени язвительности или гордыни поклонился и вышел за дверь.
В храмовой бухгалтерии его встретил уже немного пришедший в себя после всего вчерашнего отец Кирилл, серьезно сообщивший, что, поскольку положение у отца Василия весьма непростое, он, как человек ответственный, намерен остаться в Усть-Кудеяре на некоторое время еще. «Пока опухоль не спадет, – решил про себя священник. – И правильно, в патриархии все равно все поймут по-своему…»
Потом прибежал диакон Алексий, на которого была возложена почетная обязанность организации побелки и покраски подсобных помещений при храме, и начал дотошно выяснять, какую краску ему покупать: подешевле и попроще или получше, но подороже. Диакон никак не мог принять самостоятельное решение, отчего его монолог становился до ужаса похожим на «маленькие, но по три или большие, но по пять».
– Бери получше, – решил одним ударом разрубить этот гордиев узел священник, но не тут-то было: как выяснилось в последующие четверть часа, среди той краски, что получше, тоже был выбор: финская, немецкая или испанская…