Без лица

Но судьба еще раз переворачивает все вверх дном. Впереди него, подобно миражу, возникает Астарта Чэпел. Ее велосипед уже освобожден от проволоки с помощью проходившего мимо священника.

— Сюда, Джонни! Прыгай!

Он не может поверить своим ушам. Но жизнь уже научила его тому, что вера — понятие факультативное. Он мигом седлает заднее колесо велосипеда и спустя мгновение уже стремительно удаляется от преследователей, обнимая предмет своих желаний, который везет его по Хай-стрит.

Позже, он узнает кое-что о привычках мисс Астарты Чэпел. Это сочетание сарказма и благотворительности, и оно не поддается объяснению. Злится ли она? Прощает? Безразлична? На эти вопросы трудно ответить — и и этой-то трудности, пожалуй, все дело. Отношения с ней состоят из серии диад, прочно объединяющих позитивное и негативное. Если сейчас она позволяет взять себя за руку, спустя два часа она даст вам за это пощечину. Поклявшись никогда больше с вами не разговаривать, на следующий же день она как ни в чем не бывало появится на вашем пороге, одетая для пикника. Так что, после того как Джонатан над ней посмеялся, она естественным образом решила спасти его и позволить пригласить себя на чай.

Подобно любой благовоспитанной английской девушке, Астарта приучена ценить ликвидность активов и породу выше любой привлекательности. И все же внешность Джонатана ей приятна. Так же, как и его эстетизм. Джонатан обнаруживает это во время чая — ритуала, в котором Астарте удается быть одновременно абсолютно богемной и совершенно английской. Ей непременно нужен столик с видом. Она не пьет молоко. Она громко заявляет, что гораздо охотнее оказалась бы в Париже и пила бы травяной чай. Затем она изящно откусывает от лепешки, говорит «Классно!» Они с Джонатаном говорят о важных вещах; точнее, она говорит, а Джонатан смотрит, как шевелятся ее губы. Он сидит, опершись подбородком о сложенные руки, и безмолвно соглашается со всем, что она скажет, пытаясь не уплыть в мир скрипичных фантазий, вдохновленных ее глазами, или волосами, или крошками, прилипшими к уголку ее рта.

В речи Астарты широко представлен Париж. Ее отец хочет, чтобы она стала космополитом — качество, которым пренебрегает традиционная английская система образования. Потому что Париж — центр мира, и в этом году Астарта проведет там все лето. Она, разумеется, уже бывала в Париже, но не на все лето. Париж, как узнает Джонатан, — особое место, в нем есть 'elan, 'esprit [174] и ряд других вещей, которые связаны с энергией и витальной силой. Ключ к жизни — сохранять контакт с этой силой, которую так истощает современное существование. В этом свете тем более стоит провести лето в Париже. Астарта называет все это своими эстетическими взглядами. Джонатану никогда не доводилось встречать девушку с собственными эстетическими взглядами.

174

'Elan, 'esprit (фр.) — пыл, стремительность; дух.

Все зовут ее Стар [175] . Джонатан тоже зовет ее Стар. Она любит удивлять, шокировать, но его шокируют не браслеты африканского народа фоце, подарок ее отца, а взгляды Стар на европейское вырождение. Он не может понять, как может человек с такой внешностью думать подобным образом.

— Но разве вы… — говорит он и поправляется, — разве мы не оказываем цивилизаторское воздействие на другие расы?

— Глупенький Джонни! Цивилизация и есть проблема! Она нас душит! Мы забыли, что такое естественность. Мы — понимаешь? — утратили контакт с землей. Нужно разорвать этот круг и вернуться к своей примитивной эмоциональной сущности, бегать нагишом по пескам жизни!

175

Стар (Star) — звезда.

Подходящее для этого место обнаруживается на Лазурном берегу. Стар никогда не была на Лазурном берегу, но старший брат Эди, Фредди, живет там в крестьянской хижине. На самом деле, это несколько хижин, превращенных в дорогую виллу, но все в таком грубоватом и примитивном стиле. Эди ездила туда прошлым летом и бегала нагишом вместе с одним из друзей Фредди, но Джонатан должен обещать, что не расскажет об этом родителям Эди, которые просто сходят с ума, едва только речь заходит о примитивизме. Джонатан обещает. Это дается ему легко, поскольку он не знает ни одного человека из тех, о ком она говорит.

Затем, так же неожиданно, как и появилась, Стар уходит.

На следующий день он идет в колледж Стар, чтобы оставить ей записку. В ответ он слышит, что мисс Чэпел уехала на все каникулы и не вернется в Оксфорд до сентября. Джонатан стоит за воротами, чувствуя, что обманут. Стар дала ему надежду на что-то и тут же забрала ее обратно. Он возвращается в Варавву и долго сидит в саду, глядя, как черепаха, живущая в колледже, потихоньку пересекает лужайку. Этой ночью ему снится кошмар с участием игроков в крикет. Они размножились до сотен и гонятся за ним по улицам. Видение оказывается необычно четким и возвращается к нему еще несколько последующих ночей. В течение дня Джонатан часто сидит дома, опасаясь встретить на улице Фендер-Грина. Наконец, чувствуя, что старые каменные стены вот-вот раздавят его, он садится на поезд в Лондон и проводит там бессонный уикенд. Вечер он заканчивает под столом в заведении с названием «Рыбацкая рукавица» — в одном из переулков рядом с Ост-Индскими доками. Там-то в конце концов его настигает блаженный сон без сновидений.

Неделей позже он снова грузит чемодан на лондонский поезд, и начинаются скучные летние каникулы. Мистер Спэвин озабочен планами Джонатана на будущее. Самым лучшим для него было бы попробовать вкус работы. Предложение Джонатана поработать в Париже отвергнуто. Аргументы о необходимости борьбы с вырождением европейцев постигает та же судьба. На колониальную службу он больше не хочет. Вряд ли его возьмут в армию. Ответ очевиден: юриспруденция. Опыт в области права — вот то, что ему нужно. Кроме того, юридической конторе Спэвина и Маскетта нужен еще один клерк. Что может быть проще?

Дни Джонатана, погребенного заживо в гроссбухах, протекают мучительно и медленно. В фантазиях своих он бегает нагишом на Лазурном берегу. Страшно подумать, что сказала бы Стар о Спэвине и Маскетте: цивилизация в худшем ее проявлении. Младшие служащие — бледные тени, говорящие или о футболе, или о деньгах. Но не лучше и владельцы со своими красными лицами и устоявшейся рутиной. Июль плавно перетекает в август. Толстые шмели колотятся в грязные стекла, а юриспруденция постепенно высасывает из Джонатана последние жизненные соки. Даже кожа его как будто желтеет, приобретая цвет земельных сделок и завещаний.

Однажды днем в офис вплывает молодой Маскетт, как обычно, одетый в теннисную форму. Повернув профиль наиболее выгодным образом, он раскачивается на каблуках и описывает чудесный уикенд на автомобиле. «Бомбили по Корнуоллу» — вот как он это формулирует. Бомбили по Корнуоллу в «вулсли» одного приятеля. В Лондоне он всего лишь проездом, в жару тут невыносимо. Он не знает, как Бриджмен все это вообще терпит. К счастью, сам он не собирается долго терпеть, потому что завтра уезжает на Лазурный берег. Муки на лице Джонатана выдают его с головой. Бедный Бриджмен, смеется Маскетт. Бедный Бриджмен, пальцы в чернильных пятнах, все лето работает на папеньку. В следующий раз повезет, старина.

После этого контора Спэвина и Маскетта кажется Джонатану адом. Он расхаживает по комнате, терзаемый видениями того, как Стар и Маскетт достигают соглашения насчет своих примитивных «я» во второй по значимости части Франции. Одна из машинисток, добрая душа, пытается по-своему помочь ему, отведя за шкаф с канцелярскими принадлежностями, и говорит, что нет никаких доказательств того, что эти двое вообще знакомы. Несмотря на все ее усилия, Джонатан безутешен. К началу триместра его подозрения выросли до трехсерийной оргии, в которой эти двое — любовники и кувыркаются на серебристом берегу в приступах гимнастической, хорошо профинансированной страсти.