Без объявления войны
Шрифт:
– Есть, ваше высокпревосходство! – рявкнул солдат и быстро вышел за дверь.
Морозов повернулся к пленнику:
– Ты не думай, Василий, умереть тебе я не дам. Наоборот, ты будешь жить, быть может, уже не так комфортно, как прежде, но…
– А ты меня не пугай, зэг, – хриплым голосом прервал его Симонов. – Я еще и не такого навидался.
Глаза генерала нехорошо сузились.
Тут в дом вошел посланный за необходимым снаряжением конвойный. В руках он нес небольшую жаровню, а на плече у него висела зеленая сумка – индивидуальный медицинский пакет, содержащий бинт, пропитанный
– Ваше преосвященство, сударь Шеин, – спокойным голосом проговорил Аристарх. – Я думаю, вам стоит покинуть сию скромную обитель примерно на час.
Петр первым поднялся со стула и направился к выходу:
– Пойдемте, Осип. Это зрелище не для нас.
Бургомистр вместе с епископом уже почти час сидели около костра, разведенного солдатами около дома, где разместились посланники. Охрана после нападения была значительно усилена – изрядно вымотавшееся за день отделение приданных Петру и Осипу солдат решили не поднимать, поэтому ограничились только зэгами. Зато их теперь было не четверо, а два десятка.
Спать Шеину и епископу не хотелось совершенно, хотя и надо было – завтра предстоял трудный день. Тем не менее они просто сидели у костра, слушали, что говорили солдаты, и смотрели на ночное небо. Нынешний июнь выдался на Монероне немного прохладный, но температура даже ночью не опускалась ниже пятнадцати градусов – в общем, было довольно тепло.
Бургомистр просто сидел и смотрел на звезды, узнавая с детства знакомые очертания созвездий.
«Странник, Дракон, Северный Крест, Голова Орка… Господь превеликий, сколько ж я не смотрел на звезды? Не помню… Наверное, очень долго. Кажется, с тех самых пор, когда я был безусым юнцом и даже не думал ни о поступлении в училище, ни о собственном деле…
Когда я еще умел по-настоящему любить и ценить жизнь.
А теперь… теперь я просто цепляюсь за нее, хотя зачем? На кой ляд? Я прожил неплохую жизнь, у меня есть и дети, и внуки… Но все равно, стоило осознать, что смерть прошла рядом со мной, что еще немного – и я бы навсегда распрощался с миром…
Проклятие, я ведь до дрожи боюсь умереть, но не верю в речи священников о загробной жизни. В Бога верю, а в Ад и Рай – нет. Я знаю, что там меня ждет лишь только пустота… Пустота и, надеюсь, покой…
И все равно я хочу остаться здесь подольше.
Сегодня совершенно незнакомый мне человек отдал жизнь, чтобы жил я. Он был здоровым мужчиной, он бы нашел свое место и на войне, и в мирной жизни, а я… я… я просто старый трусливый старик…
Почему, вот почему все эти люди находят свое счастье в войне, в этом самом богопротивном занятии, которое только измыслило человечество? Убийство другого разумного, будь то человек или дракон, неважно – не это ли самое мерзкое занятие?
Узаконенные убийцы, вот кто они все по своей сути.
Но они относятся к этому, словно к простой работе – и если у кого-то имеется другое мнение на этот счет, то ему никогда не стать по-настоящему хорошим солдатом.
А с другой стороны, ведь их ремесло ничуть не хуже любого другого. Вот сейчас, например, началась война – на нас
напали, и вот эти люди, которых упекла на рудники родная страна, без разговоров и пререканий готовы ее защищать. Как я услышал, что говорил один солдат: «Да пущай хоть опосля войны меня обратно загонят на рудник, главное – победить. А моя судьба пущай никого не волнует».Главное – победить, а уж моя судьба…
Нет, не понимаю я таких людей. Ставить свою родную страну выше своей собственной жизни – я, наверное, так бы не смог. Все же жизнь у меня одна, а страна… нет, ну что страна? Мало других людей, что ли?..»
Осип крепко сжал ладонями виски.
«Вот поэтому, из-за таких мыслей – эти воины и честнее, чем я.
Они – свободны, а я – нет.
Одна их жизнь способна вместить сотню моих. Смерть в постели для них – непозволительная роскошь. Как там говорится в старой сказке? «Я живу двадцать лет, но ем только свежую дичь, и нет никого сильнее меня, а ты, ворон, живешь сто лет, и сто лет ты питаешься падалью!»
Вот так-то, Осип. Ты – старый ворон, а они – ястребы. И ты скорее всего переживешь эту войну, даже если Рарден проиграет, а вот они – нет.
Чую, ох нутром чую, будет эта война жестокой, самой жестокой из всех, что были доселе – или мы врага, или враг нас.
Третьего не дано.
Все в руках этих солдат, которые сейчас вновь почуяли сладкий запах свободы и беззаботно окунаются в омут прежней жизни. А быть может, уже всего лишь через месяц или пару дней они погибнут на каком-нибудь безымянном поле.
Но исход войны теперь не только в их руках, теперь, Осип, ты тоже на войне.
Но понимаю ли я этих людей? Да, порой.
Уважаю ли я их? Да, безусловно.
Завидую ли им?..
Да.
Мне никогда не стать таким, как они. У меня не хватит духу пойти грудью на вражеский строй или стоять под колдовским обстрелом. Я до мозга костей гражданский обыватель, но я сделаю, сделаю все, что только в моих силах. Всю жизнь, всю свою жизнь я не делал ничего плохого, но не делал и ничего хорошего – я был обычным человеком.
Но теперь, на исходе лет, у меня появился шанс что-то исправить, сделать что-то наконец не только ради себя, но и ради других. Чтобы хоть кто-то потом меня вспомнил кроме родственников и сказал: «Да, Осип Шеин был хорошим человеком».
Можно прожить хорошую жизнь, но глупо умереть – тебя будут помнить за всю твою жизнь, за все твои поступки.
А можно умереть так, чтобы твою прошлую жизнь даже не вспоминали, а запомнили только последние деяния».
– Ну, что – сидите, отдыхаете?
Голос Аристарха отвлек Осипа от самокопания. Бургомистр и Петр оторвали взгляд от ночного неба и посмотрели на подошедшего к костру генерала.
Вид у Морозова был достаточно довольный.
– Раскололся ворог? – поинтересовался епископ.
– А куда он денется? – ответил Аристарх, присаживаясь рядом с ними. – Подготовка и выдержка у него, конечно, оказались на уровне – ну да ничего, и не таких кололи.
– Что-нибудь интересное рассказал? – спросил, в свою очередь, Осип.
– Много чего он рассказал, сейчас попробую изложить все это вкратце.