Безбожный паладин

— Да, он неоднократно присылал нам гонцов с просьбой наладить торговые поставки продовольствия, — отвечает мне Селестина. — Мне и самой интересно, в чем дело. У него довольно богатые охотничьи угодья, много плодоносящих деревьев, а поля вы и сами видели... Думаю, нам следует во всем тщательно разобраться...

Карета останавливается перед железными решетчатыми воротами, соединяющими огромную каменную стену. Сквозь них видно небольшой замок-крепость, в разы уступающий нашему особняку. Если мое поместье было похоже на шедевр архитектурного мастерства неведомых строителей прошлого, вызывая уважение и восторг, то дом барона напоминал укрепленный блиндаж, давая понять, что его создатели в первую очередь руководствовались долговечностью и укрепленной защитой его стен. Стоило нам покинуть повозку, как двери немедленно открылись, а наружу к нам вышли четыре хорошо вооруженных стражника. Первые два держали в правой руке обнаженный короткий меч, наподобие римского гладиуса, а в левой небольшой круглый щит. Вторая пара была вооружена длинными дротиками, наконечники которых расходились вилкой. Насколько мне было известно, с такими копьями ходили на хищников, которые в пылу битвы старались дотянуться до нападающего, несмотря на всаженное в тело оружие. Такая вилка не позволяла монстру причинить вред охотнику.

— Приветствуемо жамых гостей в усадьбе хозяев наших, стало быть, — произнес тот, который стоял ближе всех. — Барон уж заждалыся весточки, стало быть. Уж буде рад он вестимо гостям! Проследовайте за мной, стало быть.

Как раз подъезжает Гурри, из которой скопом вываливается мой отряд, грамотно занимая оборону. Кошку, Лору и Баффи не видать. Надеюсь, Масяна все же отправила их в поместье согласно моему приказу. Стражники молча взирают на нас, но я вижу, как побелели костяшки их пальцев, сжимающие древки копий и эфесы мечей. Их явно не предупреждали о такой армии сопровождения.

— Принцессу Селестину, дочь великого Императора сопровождает лорд Ричард, сын графа Гаусса фон Лихбенштейна, — поспешно произносит служанка, выбегая вперед госпожи.Та царственным жестом подает ей руку, ступая вперед так, словно под ногами у нее облако. Вот это я понимаю — подготовка! Нам с нашим рязанским свинячьим рылом такое не светит. Киваю своим девушкам и иду следом за принцессой, уверенный в их подготовке.

Стоит нам только пройти за ворота, как я вижу основную причину того, почему барон решил обратиться за помощью к Императору. Перенаселенность. Повсюду стоят палатки, мазанки, наскоро слепленные в прямом смысле из говна и палок, лежанки, укрытые от непогоды тряпками и большими листьями и даже просто ямы в земле, прикрытые ветошью. Везде, куда я только могу кинуть взгляд, вижу одну и ту же картину: десятки, сотни чумазых голодных мордашек, принадлежащих зверолюдям. Дети, подростки, взрослые обоих полов, хотя женщин все же гораздо больше. При нашем приближении они поспешно прячутся в свои нехитрые убежища, из глубины которых таращатся на нас. Я не замечаю на их лицах злобы или ненависти. Только рабская покорность и немые просьбы о сострадании. Чувствую, как мое сердце буквально разрывается на куски, а шагать все тяжелее и тяжелее. Нечто подобное я испытывал, когда также шел по городу демонов, а вокруг себя видел рабов.

Но тех пленных похитили по приказу царя демонов, который был одурманен мощной магией высшей вампирши. Ей тогда удалось подчинить себе почти все их племя. Когда колдовство было уничтожено, ее очарование также было развеяно. Король демонов отпустил всех рабов, поклявшись мне в верности. Позднее, мы заключили с ним торговые соглашения, когда был построен Ричардбург... Боже, как давно это было...

Но сейчас я видел перед собой тех, кто вырос, с малолетства, а то и с рождения привыкнув к беспрекословному повиновению. Эти Некотяне знали, что надеяться им не на кого. Их глаза, мерцающие из темноты землянок, один в один напоминали мне глаза брошенных в моем мире котят. Те также смотрели на проходящих мимо людей, взывая к жалости и любви...

— Вам, наверное, тяжело видеть столько горя и боли? — слышу сострадание в голосе принцессы. — Поверьте, лорд, то, что вы сейчас узрели, — капля в бескрайнем море! В столице и прочих городах, подчиненных моему отцу и находящимися под влиянием Церкви, творятся вещи куда хуже! Порой я думаю, что наша религия — ложь...

— Ваше высочество, — шепчет служанка. — Нельзя же вот так громко об отце нашем Едином?!

— Нельзя?! — восклицает Селестина. — А что Он дал своим детям? Почему он выбрал человечество своими любимыми детьми, а остальных проклял?! Как это объясняет Церковь?! Никак!

Вдруг в окружающем нас тихом гуле шепотков раздается крик младенца, который кто-то безуспешно пытается заткнуть. Я не выдерживаю, сворачивая с пути и шагая прямо между грязных бараков туда, откуда доносится плач, не обращая внимания на слабые попытки Селестины остановить меня. Через несколько метров останавливаюсь перед небольшой землянкой, вырытой под корнями поваленного дерева. Передо мной покорно склоняются двое некотянок неопределенной расцветки и возраста. Из-за грязи, усталости и недоедания им можно дать все сорок человеческого возраста, в то время как на самом деле они могут быть куда моложе. ЗА их спинами надрывается младенец и доносится слабый приглушенный стон.

— Смилуйтесь, милорд, — говорит одна из женщин.

— Поверьте, тут не на что смотреть, — добавляет вторая.

Они обе не поднимают голов, но упорно продолжают загораживать спинами тех, кто лежит в землянке. Тогда я аккуратно, стараясь не напугать, дотрагиваюсь до их голов, мягко поглаживая грязную сваленную шерстку между ушек. Кошки дергаются, как от удара током, но уже через секунду, инстинктивно прижимаются головами к моим ладоням.

— Поверьте, — говорю я, продолжая поглаживать их. — Я не причиню никому вреда. Позвольте мне...

Мой голос дрожит и ломается. Но некотянки поднимают головы, смотря на меня глазами, полными слез и молча расходятся в стороны. На ветоши под корнями дерева распласталась совсем молоденькая кошкодевушка, которая пытается спрятать на впалой груди сморщенное тельце новорожденного котенка. Мой острый взгляд сразу замечает окровавленные тряпки, неестественно бледное лицо роженицы и ее почти остекленевшие глаза. Все это проносится мимо моего сознания, когда тело действует уже быстрее разума. Едва коснувшись рукой ее холодеющего тела, командую:

— Исцеление!

Слепящий поток света озаряет грязные бараки, вознося тело некотянки. Я едва успеваю выхватить тело крошечного малыша. В отличие от его мамы тот получился крепким и весьма громким. На всякий случай я и на него кинул лечение, но ожидаемо ничего не произошло.

Тем временем, вокруг собирался изумленный таким событием народ. Не только некотяне, а вообще все, даже стражники крепости и охрана принцессы вместе с ней самой. Ушастые близко не подходили, почтительно пропуская людей к месту события. Исцеленная кошка опустилась на землю, глубоко вздохнула и открыла глаза. Не оборачиваясь, протягиваю руку назад. В нее тут же вкладывают фляжку. Куноичи натренированы до совершенства, понимая мои приказы с полужеста и полувзгляда. Рядом приседает Хатико, начиная поспешно рыться в рюкзаке. Одной рукой приподнимая голову бедной кошке, другой подношу к ее губам фляжку. Сфокусировав на мне и окруживших ее людей взгляд, несчастная дергается и дрожит в смертном ужасе, но одна из подруг, прикрывавших роженицу своим телом, садится рядом, успокаивая девушку.

Кошкодевушка робко пробует содержимое фляжки, а после первого же глотка прилипает к посудине, выпивая почти половину литровой бутылочки.

— Кисель из злаков и фруктов, — улыбнувшись, говорит Хатико. — Отлично восстанавливает силы. Самое нужное для молодой мамы, верь мне!

Неко благодарно кивает со слезами на глазах и тянет лапки к малышу, которого ей тут же передают. Теперь, когда жизнь ее и крохи вне опасности, встаю, но слышу шепот спасенной:

— Можно... узнать ваше имя, милорд?

— Ричард, — отвечаю ей. — Просто Ричард.

Покидаю бараки, стараясь не смотреть по сторонам, иначе бы визит к барону затянулся бы надолго. Время обещаний и дел еще не пришло. Наконец, наша процессия подходит к стенам крепости. Ворота плотно закрыты, несмотря на отсутствие какой бы то ни было опасности. Один из стражей стучит кулаком в обитую стальными полосами деревянную дверь:

— Открывайте! Знамо гости жамые прибыли!

«Странный акцент», — размышляю я. Тяжелые двери распахиваются, открывая нашим взглядам внутренний двор крепости. Разумеется, тут все иначе, нежели снаружи: чисто, уютно и опрятно. Чуть в стороне две некотянки в простых одеждах метут улицу и убирают мусор. Мы поднимаемся к крепости по большой каменной лестнице, когда двери донжона распахиваются изнутри и громовой голос рычит на весь двор: