Безбожный паладин

— Деньги давай, — говорит наемник. Просто, без угрозы, но, взглянув ему в глаза, шулер ясно читает последствия неверного выбора. Его прирежут прямо здесь. Выпустят кишки прямо на этом ящике в грязном проулке. Во рту внезапно пересыхает и он с усилием сглатывает вязкую слюну. Где же те два тупых идиота, когда они так нужны?!

— Или у тебя есть какие-то возражения? — добавляет парень. Наперсточник видит, как его рука тянется к странному мечу, закрепленному на спине. Впрочем, стоит ему воспротивиться, и толпа местных порвет его на клочки без участия самого парня.

— Д-да, сейчас! — суетится он, хлопая себя по карманам. — Г-господа, у нас победитель! На сегодня все, ставок больше не будет!

Местные, слегка разочарованно гудя, расходятся, оставляя нас одних. В этот раз его голос звучит надтреснуто, ломаясь, признавая поражение. Он торопливо выгребает монеты, заработанные за последние несколько дней. Судя по тому, что охраны до сих пор нет, их души уже канули в Бездне. Сейчас бы самому сбежать подальше. Потом все можно начать заново! Ничего не кончено! В этом грязном городе всегда найдутся лохи, готовые спустить кровные в погоне за несбыточной мечтой!..

— Вот ваш выигрыш! Рабыня ждет вас там! — махнув рукой назад, шулер торопливо сгребает наперстки, и скачет быстрее озабоченного кролерога, исчезая в другом проулке. Через пару секунд топот ног сменяется на придушенный всхлип, и вскоре ко мне подходит Масяна, брезгливо вытирая кровь с метательного ножа. Даже не собираюсь осуждать ее.

— Она там, приходит в себя, — девушка кивает за угол. — Я свалила трупы в канаву. Если не найдут патрульные, то растащат собаки.

В благодарность обнимаю ее и глажу по голове, чувствуя, как куноичи немедленно прижимается ко мне податливым горячим телом, готовая отдаться прямо здесь в грязном переулке. Куда при этом пропадает ее брезгливость — известно одной ей. Но я отстраняюсь, слегка разводя руками. Девушка вздыхает, кивая, соглашаясь подождать еще какое-то время.

Зайка рыдает, размазывая слезы, над полулежащим дедом. Вокруг него топчется другая девочка, пытаясь как-то помочь ему. Похоже, кто-то из бугаев слегка перестарался, приложив того об стенку. Под ним уже скопилась лужа крови, стекающая из головы, но старик еще дышит.

— П-прошу, господин, — шепчет он, открывая глаза. — П-позаботьтесь о Рине... Она — хорошая девочка... А Яру отведите...

— Сам отведешь, — говорю я, накладывая ладонь на его сухой горячий лоб. — Максимальное исцеление!

Столб бешеного света заливает переулок. Хорошо, что все давно разошлись, а то не миновать бы нам очередных слухов. Тело старика поднимается в воздух, раскручивается и постепенно опускается на землю. Масяна уже роется в рюкзаке, доставая сухпай и квас. Через полминуты дед глубоко вздыхает и открывает глаза.

— Я ...мертв? — спрашивает он. — Вот ты какая загробная жизнь...

— Покоптишь небо еще чуток, старый пердун, — усмехаюсь, приподнимая его и запихивая в руки еду. — Поешь, тебе нужны силы. Магия жизни просто так не лечит, знаешь ли.

— Вы исцелили меня? Но как?! — вопрошает тот. Но я уже рассматриваю девочек. Но они целы и здоровы, хотя обе невероятно тощие. У зайки клеймо на левом плече. После того, как они увидели чудо исцеления, девочки безропотно дают себя осмотреть. Когда мои пальцы касаются загрубевшего клейма, ушки некотянки инстинктивно дергаются от страха и позабытой боли, а мое сердце наполняется звериной злобой и тоской. Каким же надо быть гадом, чтобы каленым железом выжигать детскую кожу?!

— Максимальное исцеление! — командую, взявшись за обеих. Теперь старик, оцепенев, наблюдает, как детские тельца охватывает пламя истинного Света, слегка приподнимая над землей. Человеческое дите приходит в себя быстрее, чем ее ушастая подружка. Когда они обе, придя в себя, жадно вгрызаются в скудные, но сытные угощения, протянутые им Масяней, старый до конца осознает, что с ними только что произошло.

— Спокойно! Спокойно! — стараюсь остановить бессвязные просьбы и бесчисленные поклоны деда. — Я ничего не понимаю! Да успокойся же ты, наконец!

Когда дед немного приходит в себя, то рассказывает нехитрую историю о том, как подобрал на улице умиравшую от голода девочку-зверолюдку. Сердце старого ветерана, участвовавшего в Войне на одной стороне с Некотянами, не выдержало, и он решил о ней позаботиться. Дед и без того воспитывал одну сиротку, но решил, что еще одна девочка, пусть и чужой, преследуемой расы, не станет для него тяжелым испытанием. К сожалению, укрывательство беглых рабов строго каралось, поэтому ему приходилось не только растить девочек, но и заботиться о том, чтобы расовые признаки одной из не попадались на глаза чужим людям. Естественно, долго так продолжаться не могло. Вот и начали соседи шептаться. Рано или поздно кто-нибудь бы обязательно донес. Старик не стал испытывать судьбу, а собрался и решил отвести несчастную зайку по имени Рина в приют для зверолюдов. Слава о нем нехорошая ходила, но это было все же лучше, чем попадать в руки охотников за беглыми рабами. Но дойти до него дед так и не успел, напоровшись в переулке на жулика...

— Мы позаботимся о ней, — соглашаюсь на просьбу дедка. — Что касается вас, могу лишь предложить присоединиться к остальным зверолюдам, бегущим из города в мои владения. Если желаете лучшей жизни и счастливого будущего своим детям, то можете приходить и оставаться. Никто не посмеет вас преследовать в моих землях.

Дед кланяется до самой земли, беспрестанно благодаря за спасение. Подхватив зайку на руки, выхожу из проулка. Рина не возражает. Напротив, девочка доверчиво обнимает меня лапками. Она все никак не может поверить, что клейма больше нет. Мы продолжаем свой путь к таверне, больше не отвлекаясь на глупости, вроде спасения местных из лап разводил. Впрочем, больше ничего путного и не подворачивается. Она пытается снова натянуть шапку, чтобы спрятать ушки, но я успокаиваю ее, говоря, что больше ей нечего бояться.

Это все же чертовски здорово — чувствовать, как тебя обнимает существо, которое полностью доверяет тебе несмотря на то, что знакомство состоялось всего пару минут назад. Сможет ли так человеческое дитя? Вряд ли. Мы, люди, так устроены, что всегда будем искать в чем-либо подвох. Возможно, это стало ключом нашего выживания, возможно, это — заложено в наших генах... Но я хотел бы верить, что когда-нибудь мы сможем иначе взглянуть друг другу в глаза...

Орк на дверях кивает нам с уважением. Когда мы заходим в трактир, зайка оживает на глазах, смешно шевеля носиком. В тот же миг ее впалый животик издает такой дикий рык, что Масяна с удивлением переспрашивает:

— Рич, это точно кроля? Может, все-таки тигренок?

Нас встречает знакомая официантка-зверолюдка с удивлением и восторгом узнавая в малютке свою соплеменницу. Она провожает нас за отдельный столик, на этот раз на приличной стороне и достаточно уединенный от остальных. Пока Масяна с девчушкой заказывают «всего и побольше», иду ближе знакомиться с хозяином. Потапыч находится на прежнем месте за стойкой.

— Надумал-таки взять зверолюдку? — рычит он вместо приветствия. — Одобряю! Хороший выбор!

— Я немного по другому вопросу, уважаемый хозяин... — начинаю я и задумываюсь. А почему бы и нет? Какая разница — сейчас или позже? — но сначала хотел бы поговорить с вами насчет мяса кролерогов...

Договоренности мы с ним достигаем очень быстро. Тушки кролерогов перекочевывают на кухню, а я получаю вкусный обед и ушастую официантку в довесок. Потапыч настаивал на ритуале магического переноса клейма, но я отказался, ссылаясь на собственного колдуна. Его это устроило. Рина быстро сметает предложенное угощение и начинает клевать носом. Когда выходим на улицу, связываюсь с Гурри.