Безликий

Вот что было бы честно по отношению к моему народу, да, и по отношению к ней тоже. Но она — моя мерида, и я уже не в силах отказаться от дозы.

— Не просто похоть.

— Ты мне скажи, это надо тебе лично, Рейн? Она нужна тебе?

— Это надо мне лично, Саяр.

Вот я и сказал это вслух. Выплюнул как грязь и сам ею же и испачкался. Она по мне изнутри стекает. Вязкая жижа пагубной зависимости от шеаны проклятой, приворожившей меня к себе намертво глазами своими паршивыми, лживыми.

— Значит, сдержим людей столько, сколько возможно. Брошу слух по городу, что надо обрюхатить лассарскую шлюху, вытравить семя вийярское и заставить Ода преклонить перед нами колени.

Я коротко кивнул, продолжая смотреть ему в глаза, вспоминая, как мы с ним познакомились, когда я беглых к себе в отряд взял, в меиды посвятил и сколько раз валласар Саяр был готов умереть за меня и за свой народ. Сколько месяцев провел в услужении жирному Фао, чтобы воплотить мои планы в жизнь. Он единственный знал, кто я на самом деле. Саяр прикрывал меня в ночи Черный Луны и ждал на рассвете с одеждой и конем возле кромки Сааннского леса, куда мой волк уходил и возвращался только спустя несколько суток.

— Астрель может проболтаться.

— Не проболтается — заперт в келье. Трясется, как псина полудохлая. Боится кары Иллина.

— Пожалуй, после венчания не мешало бы Иллину его покарать.

Я расхохотался, и Саяр следом за мной. Только смех натянутый, и между нами дрожит его ожидание моих решений, а у меня их нет пока. Ни одного.

— Что там на юго-востоке? Гонец вернулся?

— Нет, не вернулся. Ничего нового. Пришли вести с границы с Саананским лесом — баорды массово на юг уходят. Покидают лес со стороны Туманных Вод, по пути наши деревни разоряют. Взяли троих тварей в плен, среди них мадора слепая.

— Допросили?

— Допрашивают двоих. Мадора слишком опасна, чтобы войти к ней в келью. Четверых отравила ядом, прежде чем ее вырубили. Корчатся в страшных муках.

— Сам допрошу. Узнали, кто под нашим знаменем набеги устраивает?

— Пока нет. Говорят, баба у них предводительница. Беглые, скорей всего, отряд собрали. Нам же на руку.

— Путь на долину прокладывать надо и через Туманные Воды на Лассар севером идти. От нас не ждут нападения зимой. Это наше время. Но Баорды не зря оттуда уходят. Что-то не чисто там. Где мадора?

— Заперта сука старая.

— Отведи меня к ней. У меня заговорит.

* * *

Едва я вошел в полутемное помещение кельи, старуха в медвежьей шкуре к стене шарахнулась и зашипела, как ящерица. Глаза полностью белой пленкой затянуты, подбородок дергается то ли от старости, то ли зверя моего чует, боится. И вонь…невыносимая вонь грязного тела и медвежьего сала.

— Гайлааар, — зашипела и в стену когтями скребётся, точно просочиться сквозь камни хочет, а я усмехнулся — знает, что в один миг ей шею сверну и яд под ногтями не поможет.

— Не бойся, мадора. Убивать тебя пока никто не собирается. А если полезной окажешься, еще и накормят.

— Среди людей…гайлар… маска под масскооой.

Её слепота — это лишь видимость для смертных, видит она намного больше нашего. Да то видит, что человеку и даже волку не под силу. Насколько сильна, интересно? Говорят, баордские мадоры одни из самых сильных шеан в мире.

— Почему от Туманных вод уходите, что за стратегия? Барг решил сменить место дислокации или задумали что-то?

— Две маски, а останется одна и та ненадолго.

— Я тебя погадать не просил, для этого в Ардаре валлаские шеаны имеются. Ты на вопросы отвечай, старая, иначе к рассвету твоя шкура рядом с медвежьей висеть будет и смердеть за версту жиром и гнилью.

Она снова зашипела, показывая мне желтые зубы и выпуская когти, готовая драться, но в то же время смертельно перепуганная. Знает, что смерть рядом, и нервничает.

— Зло идет сюда…в Саананском лесу деревья гибнут, лед красной коркой покрывается. Все звери издохли.

— Что ты мелешь? Какое зло? Правду говори. Я терпением не отличаюсь. Голову мне не морочь.

— Старая Сивар всегда правду говорит. Мадорам запрещено лгать. Их Гоа покарает и силу отнимет. Зло… их сотни … мир умрет, когда они на землю ступят. Все туманом покроется вечным холодом. Он голоден.

Я смотрел, как она зубами клацает и скрюченные пальцы то сжимает, то разжимает. Мимо меня смотрит, но за каждым моим движением головой ведет.

— Отдай ниаду. Мир еще на двести лет продлится.

Я насторожился. Она дернула за самую больную струну внутри меня.

— При чем здесь ниада?

— Он за ней идет. Она последняя. Без нее возрождение невозможно.

— Возрождение кого?

— Черных теней. Его сыновей. Она нам всем смерть принесет. В Храме должна быть. Не в нашем мире.

Вдруг посмотрела прямо на меня белыми глазами, и я почувствовал, как по коже паутина расползается, но проникнуть не может — не по зубам я мадоре. Потому что не человек.

— Погубит тебя. В ней твоя смерть. Ниада не твоя.

— Моя! Я ее такой сделал, старая, я же и обратно верну.

— Не вернешшшь. Поздно уже. Они придут за ней, если не отдашь. И весь мир погрузится в туман. Из-за тебя и страсти твоей дикой.

— Ты совсем помешалась в своем лесу саананском. Самое страшное зло здесь я, да и ты — то еще отродье саананское. Все остальное сказки да легенды.

— Тьма не всегда так черна, как кажется. Смерть она белая, а не черная. Запомни Гайлар. Свет наполнен тьмой… и она страшнее тем, что ты ее не видишь. Сражайся со Светом, Рейн дас Даал, иначе он отберет ее у тебя. Все изменится…не будет, как прежде, если они ступят на землю из воды.

— Кто они?

— Никто. Нет у них имени, тела нет, души нет. Они — никто. Черные тени.

Совсем мозги от старости иссохли. Чокнутая старуха. Барг, наверняка, увидел место потеплее. Зима гонит баордов на юг, а не зло эфемерное.

— Не станешь ты велеаром из-за неё. Не здесь. Не в этой жизни. Если выбор не сделаешь, она тебя погубит. Зверем лютым и одиноким будешь. Все потеряешь. Отдай ее ему. Вернииии. Женщина-смерть с красными волосами не имеет права любить. Не тронь её тело. И душу не тронь.