Безмятежность и доверие
Шрифт:
— Я не думаю, что смогу сделать многое с твоими сквозными огнестрельными ранениями, кроме как тщательно промыть их, но вот эту глубокую рану нужно зашить. Я не доктор и даже не медбрат, но мне доводилось пару раз накладывать себе швы. Поэтому я могу наложить вполне приличные швы. Ты согласна?
Она кивнула. Нет, на самом деле, она была не согласна, но у нее не было выхода. Она не хотела звонить Гордону по поводу этой проблемы. А так ее друзья проживали не в этом штате или... Черт, Блэйк! Она была так напугана, что совершенно забыла про Блэйка с того момента, как он заставил ее убежать
—
Но это был чертовски неподходящий момент, чтобы полностью сосредоточится и начать вновь разумно мыслить. В этот момент ей лучше было бы полностью отключить свои органы чувств.
Она сделала еще один глубокий вдох. И затем Шерлок протянул ей две крохотные розовые таблетки на раскрытой ладони. Она могла видеть огрубелые мозоли, что покрывали его ладони. И внезапно она испытала странное желание ласково провести по ним кончиками пальцев.
— Что это? — она рассмеялась, когда с ее губ слетели эти слова. Она прекрасно знала что это.
— «Окси 20». Тебе стоит проглотить этих малышек и запить их хорошей порцией Джека, прежде чем я начну зашивать тебе руку.
Теперь она рассмеялась сильнее. Ее пальцы буквально покалывали от желания схватить эти розовые таблетки.
— Понятно, нет. Со мной и без них все будет в порядке.
— Нет, не будет. Поверь мне, ты не захочешь, чтобы тебе зашивали рану без обезболивающих, — он придвинул ладонь ближе к ее лицу, но она в ответ на его действия лишь прикрыла глаза. — Поверь мне. Я знаю.
— Нет, — твердо проговорила она, продолжая держать глаза закрытыми и делая глубокие вдохи, считая про себя, пока ее не отпустит это состояние.
Он вел себя тихо в течение долгого времени. Когда она, наконец, открыла глаза, то обнаружила, что он пристально, с любопытством смотрел на нее. Его взгляд был таким... яростным, что она невольно вздрогнула.
— Сколько времени ты уже «чиста»?
— Что?
Он не стал повторять свой вопрос. Они оба прекрасно понимали, что ему и не нужно.
Не было никакого смысла изворачиваться и врать. Возможно, если бы он знал это, он бы прекратил махать перед ней искушением.
— Триста девяносто три дня.
Он стремительно развернулся и убрал «окси» обратно во флакончик.
— Это хорошо. Это был «окси»?
— Опиаты в целом. Начала с «экстази», но сидела на «окси» и героине.
Кивая, он открыл упаковку и достал стерильные латексные перчатки.
— Мет полностью подчинил моего брата. За прошедшие десять лет он и месяца не выдерживал «чистым».
— Черт. Это отстойно. Мет еще тот говнюк.
— Героин тоже не игрушка, — он развязал бандану на ее руке и начал как можно аккуратнее очищать раны.
— Ах, мать твою, — пробормотала она, когда ощутила резкое пронзительное покалывание от антисептика.
Он
прекратил на мгновение и пристально посмотрел ей в глаза.— Ты же понимаешь, что это будет *хуенно больно, предупреждаю сразу. Ты точно хочешь, чтобы это сделал я?
Она постаралась выдавить вымученную улыбку.
— Ты же говорил, что не причинишь мне боли. Помнишь?
Он улыбнулся, и она в это же мгновение была отвлечена от боли мощным желанием, что накрыло ее, словно лавина, желанием наклониться вперед и втянуть его нижнюю губу с этим пирсингом, что был посредине губы, в свой рот.
— Я постараюсь делать это как можно аккуратней.
— Тогда, хорошо. Попытайся сделать это как можно более аккуратно
— Не могу ничего обещать. Но ведь шрамы — это сексуально?
Его улыбка превратилась в усмешку, и она улыбнулась ему в ответ. Этот парень... Черт возьми.
Перво-наперво, он хорошо смазал мазью раны и затем свел края раны вместе, наклеивая пластырь с двух концов. Затем взял изогнутую иглу с темной нитью, вновь обильно обрабатывая глубокую рану антисептиком
Он воткнул иглу в ее кожу, и она закричала от внезапной боли:
— Мать твою!
Это был не слабый уровень боли. Ее взгляд устремился к бутылке виски. Может хоть немно....
Он повернул голову и проследил за ее взглядом.
— Ты хочешь немного выпить? А это не испоганит все то время, что ты держалась «чистой»?
— Возможно, нет, ничего не могу говорить наверняка. Или это будет долгая дорога в ад. Потому как я не знаю, смогу ли остановиться и не пить виски, если я почувствую облегчение, а не желание уколоться, когда буду пьяна.
— Так, если ты будешь подпрыгивать и кричать каждый раз, когда игла пронзает твою кожу, то будет такое ощущение, что первую помощь тебе оказывало Кожаное лицо*. И, возможно, тогда лучше мне начать пить, потому что это будет долгая песня (прим. Кожаное лицо — прозвище маньяка, главного отрицательного персонажа серии американских фильмов ужасов «Техасская резня бензопилой»).
— Ты часто это делаешь?
Затем игла пронзила противоположную сторону раны, и на этот раз она просто издала стон. Но, мать вашу, офигеть, как это было больно.
Он стянул первый стежок.
— Делаю что?
— Пьешь. Этот беспорядок тут не после огромной вечеринки. Это твое нормальное состояние. Ты выпил все это, не так ли? Один?
На этот раз она его разозлила своими заумными комментариями, поэтому он проткнул ее кожу иглой чуть сильнее. Она подскочила и вскрикнула:
— Ой!
Он проигнорировал ее слова и вновь пронзил иголкой кожу.
— Даже и не начинай со мной играть в эти гребаные «двенадцать шагов»* дерьма. Я это херню знаю, как свои пять пальцев. Проходил это не раз и не два с Томасом (прим. Двенадцать шагов — программа по реабилитации наркоманов и алкоголиков).
— Томас — это твой брат?
— Ага. Он у нас единственный с такой проблемой Я же просто неряха — не пьяница.
— Если, конечно, этот беспорядок тут копился целый год… Но мне кажется, ты — и неряха и пьяница… Ах, черт возьми! Ты же сказал, что будешь делать это аккуратно!