Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Он даже не улыбнулся. Моя шуточка не показалась ему смешной.
— Лошадей можно заменить. А короля — нет. Я серьезно считаю — а вы подумайте над этим на досуге, — что военный поход, точнее, ваше в нем участие укоротит вам жизнь.
Весьма чувствительные и откровенные слова. Мог ли он благодаря своей осведомленности предвидеть мой скорый конец? Неужели будущее столь печально?
— Боевые действия возродят мои силы. Я засиделся в кабинетах, зачах от бумажных дел. Ничто не волнует мое сердце, за исключением страданий. Более того, физическая нагрузка очистит мою кровь и благотворно скажется на общем здоровье, — натянуто возразил я и поймал скептический
— Сейчас, ваше величество, никакая нагрузка не будет для вас благотворной, — буркнул он.
Он ничего не понимал. Глупейший лекарь! Деятельность исцелит меня, оживит застоявшуюся кровь.
Карл тоже не преминул выразить беспокойство. Услышав о моем намерении лично командовать войсками, он сильно встревожился. Взывая к моему здравому смыслу, он просил подумать о безопасности и почтенных летах, чем еще больше раззадорил меня. Я никогда не считался с опасностью, когда под угрозой находилась честь, и презирал трусов. А что до моего возраста, то сам Карл младше меня всего на восемь лет.
Подготовка к войне шла полным ходом. Как только Канал очистится ото льда и откроется сезон судоходства, наше войско отправится в поход. Зима прошла в волнениях и хлопотах. Я едва заметил наступление Рождества, и поэтому Кейт представилась возможность отметить его по собственному усмотрению: просто как день рождения Христа, без грандиозных королевских приемов и балов. В кругу своих приверженцев она проводила время в молитвах и бдениях. Я же составил списки орудий и проверил новую оснастку наших военных судов «Мэри-Роуз», «Большого Гарри» и «Мэтью Джонсона». Мы отпраздновали Рождество по-своему и восславили Господа уместными для нас дарами.
Начался Великий пост, и Пепельная среда напомнила, что осталось всего сорок дней до Пасхи. После нее мы и выступим. Как раз в эту пору ветра над Каналом меняют направление.
И вот свершилось, настал час, которого я, сам того не сознавая, ждал долгие годы, растрачивая свои силы по пустякам: Война! Война! Виват, война! Прежняя жизнь — лишь прелюдия к ней. Я начал свое правление с войны; чего же еще я мог пожелать, кроме как завершения на полях сражений того, что осталось незавершенным? Старик подхватит потускневшее знамя, брошенное юнцом из-за преград, возведенных Уолси, Фердинандом и Максимилианом.
Карл продолжал сражаться с Франциском, да ничего толком не добился. Я не допущу беспорядочных метаний. Да, я уже приближался к заветной цели: Булони. Частенько, бывая на побережье, я посматривал на этот пикардийский город из Дувра или Гастингса. Он мерцал и поблескивал на другом берегу Канала, словно дразнил меня: «Вот он я, не дальше, чем Кале». Булонь напоминала издали облачную гряду, но на самом деле городок окружали бросавшие мне вызов крепкие стены. Если я захвачу его и присоединю к нашему порту, побережье Франции украсится лентой английских владений…
Кейт пришлось назначить королевой-регентшей. Я присмотрелся к ней за последние месяцы и понял: она настолько достойна доверия и сведуща в деловых вопросах, что никто иной лучше не справится с делами в мое отсутствие. Серьезные неприятности для нее могла представлять только Шотландия. Если во время нашего похода к английским границам двинутся скотты, то в распоряжении Кейт — в отличие от Екатерины Арагонской — не будет такого генерала, как Норфолк, разбивший их при Флоддене в 1513 году. Однако Шотландия
лишилась короля, его сменила малолетняя девочка. Нет, они не осмелятся начать войну.В мае я спустился на песчаный берег Дувра. Там стоял на якоре мой флагман «Большой Гарри», вскоре я поднимусь на его борт. Норфолк и Суффолк уже пересекли Канал с основными силами и, разбив лагерь, дожидались меня, верховного главнокомандующего.
Мы с Кейт переглянулись, лицо ее хранило серьезное выражение. На ее лбу под затеняющим его головным убором я заметил морщинку.
— Храни вас Господь, ваше величество, — озабоченно сказала она. — И да дарует Он вам победу.
Она говорила как архиепископ.
— И да дарует Он вам мир, — ответил я в том же духе, приподнимая пальцами ее подбородок.
Лицо ее оказалось почти рядом с моим. Я разглядел даже бисеринки пота на хмуром челе. Мне захотелось поцеловать жену, но не хватило смелости.
— Благодарю вас, ваше величество, — тихо произнесла она, высвобождаясь, и добавила: — Мне хотелось бы, чтобы вы… носили это. Поглядывая на него, вспоминайте обо мне.
С этими словами Кейт надела мне на мизинец красивое колечко с яшмой, снятое с ее же руки. Впервые она подарила мне личную, дорогую для нее вещицу.
LX
Сражались мы успешно, после кратковременной осады захватили Булонь. Я завладел ею единолично, поскольку Карла она не интересовала. Он имел свои претензии, а я — свои. В юности я не смог признаться в этом и зря потратил время, пытаясь сначала убедить императора, а потом выработать совместные планы. Теперь все было намного проще.
Я разделил войско — в общей сложности сорок две тысячи солдат, крупнейшая английская армия, когда-либо вторгавшаяся на Континент, — надвое: одна часть под командованием Норфолка окружила Монтрель, стратегически важный город вблизи Кале, вторая во главе со мной осадила Булонь. Наш лагерь раскинулся на берегу к северу от крепости. Просыпаясь по утрам, я выглядывал из палатки — с одной стороны влажно поблескивали морские волны, а с другой — высились обманчиво надежные стены Булони. Дружно дымились костры, возле каждого хлопотал кашевар, гремя кастрюлями, и запахи походной пищи щекотали ноздри.
На сей раз я упростил свой быт: не привез с собой удобную кровать и золотую посуду, отказался от камергера и гардеробмейстера. В молодости я полагал, что величию присущи особые атрибуты и королю пристало носить королевские одежды и спать на королевском ложе. Теперь я понимал, что остаюсь государем даже на простой койке, к тому же мне хотелось пожить так, как живут простые смертные.
В моем шатре были походная кровать, скатка с постельными принадлежностями, дорожный сундук, складной стол и фонарь. Лишившись привычного окружения, я снова чувствовал себя ребенком. Хорошо, когда тебя ничто не обременяет.
Утренний подъем проходил куда как просто. Достаточно было открыть глаза, слезть с койки и вытащить из сундука одежду — или натянуть вчерашнюю, лежавшую на его крышке. Быстро облегчившись (за палаткой в траншее), мы шли к полевой кухне, которая была приписана к нашей группе палаток. Там нас ждал завтрак из сушеной говядины, черствого хлеба и пива. Иногда, если ночные вылазки в ближайшие деревни проходили успешно, меню приятно разнообразили яйца и курятина. Когда спину согревало приветливое солнце, становилось ясно и светло и на душе. А если с моря дул сильный ветер, мы кутались в шерстяные вещи, каждой частицей тела ощущая приятное тепло. Это тоже доставляло незатейливую радость.