Безумные затеи Ферапонта Ивановича
Шрифт:
И представьте себе, до чего изобретательна судьба: ведь этим своим открытием я обязан тем, против кого боролся, — я обязан большевикам. Они меня толкнули на это.
— Да как же это вышло?!..
— А вот как. В то время, когда колчаковская армия погибала, и опасность надвигалась на Омск, я мучительно искал выхода и спасения. Я никогда не сомневался в своей гениальности, и вот мне все чаще и чаще стала приходить в голову одна мысль: почему Архимед мог защищать своими изобретениями родные Сиракузы, а я не могу защитить Омска?!.. Эта мысль преследовала меня до тех пор, пока я не совершил открытия, которое действительно могло изменить судьбу фронта. В то время я работал уже с целью добиться невидимости. И вдруг меня «осенило», т. е. научно выражаясь, подсознание мое выбросило мне изумительную идею. Те же самые рассуждения,
— Что же произошло? — дрогнувшим голосом спросила Елена, не глядя в сторону Ферапонта Ивановича.
— Я и сам не знаю, Елена, — вздохнул он. — Я долго ломал над этим голову, да так и не придумал ничего. Знаю только, что весь мой замысел, с таким трудом осуществленный Яхонтовым, погиб бесследно. Однако, не думайте, что я сдался. Я решил бороться с большевиками в одиночку и удесятерил свою работу в поисках «шапки-невидимки». Я ненавидел коммунистов. Они мешали мне дышать. Ведь вы подумайте, Елена, если то, старое общество, обуздало несчастного индивида, то ведь господа коммунисты закрутили поводья так, что кровь течет из рассеченной губы несчастного индивида. Не смей того, не трогай другого, живи ради коллектива!.. Да уверяю вас, что скоро, когда они вгонят нас в социализм, то обязательно возьмут под свою опеку половую жизнь человека. Вот что, скажут, дорогой товарищ, чтобы до 40 лет ты и думать не смел о женщине! Сублимируй, пожалуйста свою половую энергию в высшие формы. Увеличь за ее счет умственную производительность: твори, созидай, служи коллективу. А вот, когда будет тебе сорок лет и увидим мы, т. е. общество, что из тебя Ньютона не получится, тогда пожалуйста, расходуй себя на любовь и производи потомство: авось в потомстве своем дашь обществу Ньютона... Вот что, Елена, будет. Вот к чему коммунисты стремятся. Как же я мог не возненавидеть их, не объявить им беспощадной войны?!..
— Вы и теперь также ненавидите коммунистов? — спросила Елена.
— Я?.. Нет. — Не вдруг ответил Ферапонт Иванович. — Теперь, когда мне не страшна никакая узда, меня не интересует борьба с ними. Зачем мне это? Я увлечен теперь другим: я прислушиваюсь к голосам своего подсознания и выполняю все его требования. Меня теперь очень интересует, что будет, если я разнуздаюсь совсем, если я выпущу на свободу всех обитателей своей психической преисподней?
Разве мне страшен кто-нибудь?!.. Захочу и завтра же заменю советскую власть другой. Я — повелитель мира! Елена, вы слышите?!.. Елена, я счастлив безмерно, я могуч, как Демон, но мне не хватает Тамары. Елена, будьте моей Тамарой! Я, подобно Демону, могу воскликнуть: «И будешь ты царицей мира!..». И выполню свое обещание. Я научу вас, как сделаться невидимой... Елена, я давно полюбил вас, будьте моей!..
И Елена почувствовала, как Ферапонт Иванович опустился перед ней на колени, и его невидимые руки обхватили ее за талию. Она не оттолкнула его.
— Скажите, — проговорила она, кладя свою руку на его лысую голову, — ваши дети тоже будут невидимыми?..
— Да, Елена! — воскликнул он убежденно. — Я твердо уверен в этом. За время моей психической перестройки вся моя нервная субстанция потерпела столь сильные молекулярные пертурбации, что «гены невидимости» должны передаться моему потомству. Утверждают, что приобретенные родителями признаки не передаются детям, но это не подходит к данному случаю.
Относительно физической стороны это совершенно правильно. Искусственные уродства тела, совершенные даже из поколения в поколение, несмотря на это, не передаются потомству. Так, например, фокстерьерам обрубают хвосты, и все-таки каждый новый фокс-терьер рождается с необрубленным хвостом. Но психическое влияние на половую клетку бесспорно и могущественно. Психика способна изменить каким-то таинственным образом «идиоплазму», хроматин семенной нити. Отец, зачавший ребенка в пьяном виде, может наградить его душевной болезнью. Разве это не доказательство? Я бы мог привести вам сотни доказательств... Нет, Елена, я
твердо убежден, что мое потомство будет невидимым. Елена, не отталкивайте меня!Невидимый совершенно напрасно так горячо просил ее об этом: она и без того не думала его отталкивать...
Наутро Елена, проснувшись, с удивлением увидела себя лежавшей на полу. Подстилкой служило пальто, но не ее, а чье-то чужое. Елена окончательно пришла в себя. За своей спиной она чувствовала чье-то тело. Она обернулась.
Спиною к ней, скрючившись, лежал возле нес человек в сером костюме и мирно похрапывал. Елена увидела грязноватую лысину на его затылке. Сильное отвращение охватило ее.
Она грубо рванула его за плечо. Он проснулся. Некоторое время, приподняв голову, он бессмысленно глядел на нее и вдруг... он исчез. Рядом с Еленой никого не было.
Она вскочила.
Через минуту из воздуха послышался заспанный голос Ферапонта Ивановича:
— Елена, что с вами случилось?!.. Почему вы так грубо со мной обошлись? Неужели после всего, что произошло между нами... Елена, я так дорожу вашим чувством.
Он обнял ее плечи. Елена вырвалась.
— Не смейте! — крикнула она злобно и брезгливо. — Если бы вы дорожили моим чувством, вы всегда бы оставались невидимым и не посмели бы показать мне свою отвратительную лысину.
— Елена! — с отчаянием в голосе воскликнул невидимый. — Не говорите так!.. Ну, что я поделаю?!.. Я сам знаю, что я некрасив, но ведь я уснул... Нечаянно уснул возле вас. А когда я засыпаю, затихает работа моего мозга, психические процессы диссоциируются, и я становлюсь на это время видимым... Этого никак нельзя устранить, никак! — перпетуум мобиле невозможно... Но неужели, Елена, вы отдались мне, не полюбив меня?!.. Неужели...
— Вы дурак! — перебила его Елена. — Неужели вы с вашей тщедушной фигуркой, с вашей отвратительной лысиной могли подумать, что вас может полюбить хоть какая-нибудь женщина?!.. Хотите знать, ради чего я отдалась вам? — Слушайте: я хочу иметь от вас невидимого ребенка! Вы — гнилье, контрреволюционер, ваша душа — грязное «индивидуальное» болото. Вас не перевоспитать. Но, благодаря вам, я буду иметь невидимку-сына. Он не будет похож на своего отца и заниматься всевозможными пакостями. Я воспитаю его, как должно. И когда он вырастет — мой невидимый сын — он один без всяких армий, без единой капли крови совершит всемирную революцию!.. Слышали?!.. А теперь убирайтесь к черту! — крикнула с пафосом Елена, указывая на дверь.
Ферапонт Иванович долго не отвечал ей. Она ждала приставаний, укоров, возмущения. Ничего этого не последовало.
Дверь распахнулась.
«Неужели он ушел?!..» — подумала Елена, но в это время с порога послышался насмешливый голос:
— Всего хорошего, м-ль, прощайте! Я очень доволен, что каждый из нас получил от этой встречи то, чего добивался.
Редкая омская дама не знает Акулины Петровны. Это — добрая и почтенная вдова,, по профессии акушерка. У нее свой дом недалеко от Казачьего базара. Говорят некоторые, что этот дом построен на абортах. Однако, справедливость требует упомянуть, что и в случаях несостоявшегося аборта, как один врач назвал роды, женщины также охотно к ней обращаются.
Акулина Петровна всегда готова — в ночь и в полночь. Ее рабочий чемоданчик всегда у нее под рукой. Когда она спит, когда отдыхает — прямо-таки неизвестно. Дородная ее фигура с чемоданчиком успела уже примелькаться старожилам.
В один из весенних вечеров нервный двухкратный звонок потревожил Акулину Петровну за чаем. Это было в порядке вещей.
— Открой! — крикнула она горничной и, оставив стакан, вышла из-за стола.
В приемную вошла хорошо одетая полная дама. Она казалась смущенной и не решалась заговорить первая. Это тоже было в порядке вещей.
Акушерка взяла на себя инициативу.
— Садитесь, пожалуйста, — сказала она посетительнице, приветливо улыбаясь. — Вам, вероятно...
Но тут же Акулине Петровне пришлось изменить свой вопрос, когда она как следует рассмотрела незнакомку.
— Вы пришли рожать? — спросила она менее приветливо.
— Да.
— Что же у вас — схватки ?
— Да, да. Я боюсь, что мне скоро придется родить, — взволнованным голосом ответила посетительница.
— Вы — первородка? — закуривая папиросу, спросила Акулина Петровна.