Безумство
Шрифт:
— Ты такой плохой, — смеется она. — Давай. Поставь меня. Я хочу тебе показать.
— Ты уверена, что хочешь мне это показать? Потому что сейчас ты выглядишь немного в панике.
— Я вовсе не паникую! Я просто... — Сильвер пожимает плечами, ее щеки краснеют. Она определенно паникует. — Я просто надеюсь, что не взяла на себя то, что ты хотел сделать, вот и все.
Иногда с ней чертовски легко шутить. Она чертовски очаровательна, когда смущается.
— Твою мать, — бормочу я, задевая ее нос своим. — Ты что купила себе страпон? Извращенка. Я твердо верю, что анус — это выходное отверстие,
Сильвер выглядит шокированной.
— Я не хочу доминировать над тобой с помощью страпона. Откуда бы ты ни взял эту идею, можешь отправить ее обратно, потому что этого никогда не произойдет. Ради всего святого, пойдем со мной. Иначе мы останемся здесь на всю ночь. — Она хватает меня за руку, и тянет в спальню.
По всей кровати разбросаны учебники физики и тетради, видимо, она усердно занималась, пока меня не было, но на полу также валяются пластиковые обертки и картонные упаковки.
— Похоже, ты устроила здесь вечеринку без меня. Чем ты занималась, Arge… — Я замолкаю, потому что, когда я снова смотрю на нее, то вижу, чем она занималась.
Напротив нашей кровати на стене висят десятки картинных рам в стиле коллажа, соединенных вместе, как паззл. От простой черной древесины до необработанной сосны, и до причудливой старомодной позолоты, каждая рамка отличается от других. Ни одна из них не соответствует никакой другой. Конечно же, внутри рамок находятся рисунки моей мамы, сделанные Джакомо. Но не только они. В рамах есть фотографии Бена. Фотографии, которые я никогда раньше не видел. На снимках он играет в бейсбол и позирует со своими друзьями. И, о боже... там... там также есть фотографии, где мы с ним вместе. Селфи, которые я делал для него на телефон, чтобы он знал, что я всегда буду рядом с ним.
Я тяжело опускаюсь на кровать, прямо на один из учебников Сильвер.
Девушка озабоченно смотрит на меня, снова прикрывая рот руками.
— Прости. Это слишком, да? Это как если бы... я просто собрала все, что причинило тебе боль, и размазала это по всей стене нашей спальни. Господи, какая же я дура! Я могу... черт возьми, я могу это снять. Извини. — Сильвер снимает со стены фотографию Бена и ищет, куда бы ее поставить, чтобы потом снять и остальные.
— Сильвер, перестань, — тихо говорю я.
— Боже, я не знаю, что со мной не так. Понятия не имею, о чем я думала.
— Мне это нравится, Сильвер.
— Тебе не обязательно это говорить.
— Пожалуйста, просто... Сильвер, подожди, остановись. Не снимай. Послушай меня. Мне очень нравится.
Она фыркает, осмеливаясь взглянуть на меня. Ее глаза кажутся стеклянными, как будто она вот-вот расплачется. Ее боли достаточно, чтобы я снова встал на ноги и поспешил через спальню к ней.
— Серьезно, пожалуйста, не плачь, Argento. Я вовсе не расстроен. Это чертовски прекрасно, то, что ты сделала для меня. Мне очень нравится. Я хочу оставить все. Это было просто много, чтобы принять все сразу, вот и все. Мне просто нужно было немного времени, чтобы это осознать. — Я обхватываю лицо Сильвер своими ладонями, и она наклоняется ко мне, закрывая глаза.
Шмыгнув носом, она говорит:
— Ты не говоришь о нем. Я знаю, что это все еще больно.
Просто
чтобы доказать, насколько она права, моя грудь резко сжимается, горе сжимает мое сердце, как кулак. Обычно я избегаю этого разговора, переходя на более легкую тему, но в этом весь смысл, не так ли? Сильвер замечает, когда я это делаю, и она принимает это к сведению.— Иногда мне кажется, что я должен закрыться от всего мира и никогда больше не показываться на людях. Чувство вины... Чувство вины сокрушительно. Я знаю, знаю. Прежде чем ты это скажешь, я знаю, что его смерть не была моей виной. Не совсем. Это был несчастный случай. Но он должен был быть на Гавайях, Сильвер. Он должен был играть в футбол на пляже, а вместо этого Джеки везла его ко мне. Мне придется как-то жить с этой информацией. Иногда я просто не могу с этим жить. Такое чувство, что я умру от тяжести этой мысли, давящей на меня.
Я прерывисто вздыхаю, останавливаясь, чтобы собраться с мыслями.
— Но в другие дни все гораздо проще. Печаль отступает на минуту или на час, и я начинаю вспоминать хорошие вещи. Я начинаю смеяться над глупыми вещами, которые мы делали вместе. И думаю, что эти минуты и эти часы будут становиться все более частыми, чем больше пройдет времени. Это хреново, знаешь ли. Какая-то часть меня не хочет переставать грустить. Мне кажется, что если я перестану все время грустить, то предам его. Забуду о нем.
— Ты никогда его не забудешь. Он — часть тебя, точно так же, как ты был частью его. Он будет с тобой всю оставшуюся жизнь, независимо от того, куда ты пойдешь, и что ты будешь делать. Ты проживешь свою жизнь ради него и испытаешь столько всего, сколько сможешь. Для него. — То, как Сильвер смотрит на меня, заставляет все сфокусироваться. Она как линза. Я смотрю ей в глаза, и все, что было расплывчатым и запутанным на протяжении большей части жизни, вдруг просто... обретает смысл. Сильвер — прохладная вода, после многих лет жажды. Успокаивающий бальзам после слишком сильной боли.
— И скоро у нас будет своя семья... — говорит она, замолкая.
Я осторожно заправляю непослушную прядь её волос за ухо, страстно желая поцеловать ее. Однако сдерживаюсь.
— Хм. Семья. Хочешь сказать, что на самом деле хочешь, чтобы я на днях тебя обрюхатил?
Улыбаясь, стараясь не делать этого, вдруг застеснявшись, Сильвер кивает.
— Да, — тихо отвечает она. — В один прекрасный день. Когда мы закончим колледж и усвоим все уроки, которые нам нужно усвоить, я захочу этого больше всего на свете, Алессандро Моретти. Когда-нибудь у нас будет сын. И ты будешь потрясающим отцом, ты это знаешь?
Страх покалывает мне затылок, тысячи забот и тревог пытаются быть услышанными одновременно. Но я закрыл их одной спокойной мыслью: Сильвер верит, что я буду хорошим отцом, и я буду им. Для нее я буду тем, кем она считает меня способным быть.
— Сын? — размышляю я.
Все еще немного смущенная, Сильвер опускает голову, но ей удается поднять на меня взгляд, когда она говорит твердым, непоколебимым голосом:
— И когда мы встретимся с ним в первый раз, мы назовем его Беном.