Безымянные пули
Шрифт:
– Анджелино? А кто это такой? – удивляется он. Красавица выражала свое изумление просто великолепно. У этого примитива так не получается. Он так же силен в искусстве притворства, как грудной младенец в игре в белот.
– Не притворяйтесь удивленным, – ворчу я. – Бегите сообщить итальяшке, что один его кореш хочет ему сообщить нечто ультраконфиденциальное.
– Это... это сделать трудновато, – говорит он. Мои нервы не выдерживают.
– Зато это легко, – отвечаю я и бью его кулаком в пузо. Вратарь складывается пополам. Он не ожидал, что разговор при мет такой оборот.
Не давая ему
Хотя это маленькое представление было быстрым, оно произвело некоторый шум, тем более что вратарь при падении опрокинул вешалку.
Вновь появляется сирена с огненными глазами. В руке она держит пистолет, который, кажется, намерена использовать против меня.
– Стоп! – кричу я. – Вокруг полно народу, девочка? Выстрел привлечет внимание и доставит тебе массу неприятностей, особенно если попадет по назначению.
Она стоит неподвижно, держа палец на спусковом крючке. Если тот чувствителен, то в самое ближайшее время со мной может случиться небольшая неприятность.
Внезапно я падаю вперед.
Она стреляет. Пуля рикошетом отлетает от стены.
Я качусь, как бочка, в ее сторону и сбиваю ее с ног. Именно в этот момент она открывает огонь снова.
Мне удается вывернуть ей руку, и пули летят в плиточный пол. Наконец я вырываю пушку из ее пальчиков.
– Ладно, – говорю, – а теперь побеседуем. Она не отвечает и прикусывает свое запястье, глядя в одну точку. Я прослеживаю за направлением ее взгляда и замечаю, что одна из пуль случайно влетела в затылок вратаря. Впрочем, случайно или нет, ему от этого не легче.
– Я его убила, – недоверчиво говорит она.
– Что-то вроде этого, – подтверждаю я. – Вот что бывает, когда красивая женщина начинает играть с огнестрельным оружием.
– Шарль, – бормочет она.
– Звать его бесполезно, – объясняю я ей. – Я еще ни разу не видел, чтобы покойник беседовал с дамой.
Сунув в карман ее пушку, я встаю на ноги и галантно протягиваю красавице руку, чтобы помочь ей подняться. Она, не подумав, берется за мою клешню, но, встав, отдергивает руку так быстро, как будто это гремучая змея.
– Я вас арестовываю по обвинению в убийстве, – объявляю я самым что ни на есть служебным тоном.
Я говорю себе, что девочка в квартире одна. Если бы тут был кто-то еще, он бы обязательно вылез после морской битвы такого масштаба. А раз она одна, я воспользуюсь этим, чтобы ее исповедовать.
– Где Анджелино? – спрашиваю я ее.
– Я не знаю... о ком вы говорите, – бормочет брюнетка. Вовремя спохватилась!
– Я говорю о толстом макароннике, у которого есть жена с очаровательным именем Альда.
– Не знаю такого.
Тут меня охватывает ярость, а в таких случаях я похож на вышедшую из берегов Гаронну: сметаю все на пути.
Забыв про пол и красоту собеседницы, я влепляю ей двойную пощечину – туда-обратно, – которая оглушает ее и заставляет пошатнуться. Я хватаю ее за плечи в тот момент, когда она начинает падать.
– Где Анджелино? – повторяю я. Она мотает головой. Упрямая девчонка.
– О'кей, – говорю, – я знаю занимательные трюки, делающие красивых девушек очень
разговорчивыми. Таща ее за руку, обхожу квартирушку. В ней две спальни, кухня, столовая, гостиная и ванная. На кухне и на столе в столовой стоят бутылки кьянти. Хорошенько поискав, нахожу пару ножниц.– Приди в себя, – говорю я девчонке, – и раскрой пошире уши. Предлагаю сделку: или ты ответишь на мои вопросы, или я обрежу тебе космы по самую черепушку. Ты уже видела лысых шлюх? Если нет, могу уверить, что зрелище малопривлекательное.
Я хватаю малышку за волосы.
– Нет, нет! – в ужасе кричит она. – Я... Я вам все скажу.
Глава 14
Следы от отвешенных мною оплеух заметны на ее бархатных щеках, но меня это не беспокоит.
Она прижимает скрещенные руки к голове – ей есть что защищать.
– Расскажи мне об Анджелино, – настаиваю я. – Я так восхищаюсь этим человеком, что одно только упоминание его имени дает мне бездну наслаждения. Итак, он кантуется здесь?
– Нет, – отвечает она. – Сюда он приходит есть.
– Где он живет?
– Я не знаю...
Я щелкаю ножницами.
– Спорю, что освежу твою память.
Она плачет, стучит ногами, кричит, но ничего не знает. По ее словам, Анджелино очень осторожен. Кантуется в каком-то месте, неизвестном даже его людям, и имеет много надежных квартир, куда приходит пожрать, потому что терпеть не может рестораны и вообще людные места.
– Как эта квартира стала для него надежным местом? Она заливается слезами.
– Шарль работал на него, когда жил в Америке... Анджелино его спас от неприятностей... и когда...
Понятно. У папаши Анджелино есть друзья повсюду. Он умеет вести дела. Во всяком случае, свое пребывание в Париже он организовал великолепно: ни тебе отелей, ни найма квартир... Комната там, обед тут... а для деликатных свиданий квартира какой-нибудь вдовы Бомар...
Повторяю вам еще раз, ясно и недвусмысленно: я впервые встречаю блатного такого размаха.
– Как тебя зовут?
– Мирей.
– Дитя Прованса, – усмехаюсь я. В этот момент в дверь звонят.
– Иди открой, – говорю киске, – и без лишних движений, иначе первую маслину получишь ты.
Я вынимаю свою пушку, оттаскиваю труп старины Шарля и прижимаюсь к стене.
Малышка открывает дверь.
– Ну, что тут происходит? – спрашивает голос.
Такие голоса могут быть только у постовых полицейских. У этих гигантов мысли особые голосовые связки!
Выхожу. Точно, фараон. Среднего роста, в низком кепи и с таким же низким интеллектом, что заметно по его узкому, как антрекот в дешевом ресторане, лбу.
Рядом с ним консьержка и сосед в одной рубашке.
– Что, уже нельзя открыть бутылку шампанского? – говорю я и протягиваю ему мое удостоверение. Он бормочет:
– Прошу прощения.
Я отвожу его в угол площадки.
– Уходите, – шепотом приказываю я, – и ни слова консьержке о моем звании.
– Будьте спокойны, господин комиссар, – кричит он.
Я бы отдал что угодно, лишь бы вырвать у него язык.
Наконец троица уходит.
Я мысленно чертыхаюсь, потому что после этой интермедии могу сказать «прощай» мысли устроить здесь мышеловку.