Беззвучная нота

— Даже если это будет означать, что я потеряю жизнь, — мать Грейс смотрит на меня, — я спасу ее.

Резко повернувшись, Мэрион наклоняется, берет сумочку и достает конверт. Она прижимает его к моему животу.

— Что это?

— Документы о разводе.

Я сдерживаю дыхание, заставляя себя оставаться неподвижным. Оставайся спокойным.

— Я уже подписала их. — Конверт хрустит под ее ухоженными ногтями. — Я больше не буду упрямиться. Я уйду. Я не буду. Бери все, кроме моей дочери и одежды на мне.

Мои ноздри раздуваются.

Я остаюсь неподвижен.

Мэрион видит, что я не пошевелился, чтобы взять конверт, и ее взгляд блуждает по моему лицу.

— Это то, чего ты хотел, да? Ты и твои братья? Вот почему ты обманул мою дочь и держал ее в заложниках? Чтобы я бросила вашего отца, ушла из вашей жизни? Чтобы вы могли вернуть свое королевство?

— Это не то, чего я хочу, — практически рычу я.

Наследство.

План разлучить отца и Мэрион.

Такое ощущение, что это какой-то далекий мир.

— Я люблю твою дочь. И я никогда, никогда не покину ее.

Мэрион ослабляет хватку на документах о разводе.

Конверт летит к полу, легкий, как перышко, несмотря на тяжелый, изменивший мир документ внутри.

Я не вижу ее руки, пока не становится слишком поздно. Пока она не бьет меня по лицу и не откидывает голову влево.

— Возьми меня вместо этого, — выплевывает она. Прохладный пот стынет на ее коже, создавая раскаленные капли, которые скользят по ее виску к подбородку. — Убей меня вместо этого. Уничтожь меня вместо этого!

Я держу свой измученный взгляд на полу, мои руки застыли как кулаки, мой рот закрыт. Я стою там, пока она снова бросает в меня свою сумочку. Пока она находит еще больше снарядов — свои туфли, тюбик помады, стеклянный стаканчик на стойке и, наконец, пресс-папье на буфете.

— Ах! — вскрикиваю я, когда тяжелый предмет ударяет мое восстанавливающееся запястье. Идеальное попадание в яблочко.

Боль пульсирует, разливаясь по всему телу.

Мой крик отчаяния выводит Мэрион из состояния безумия. Она останавливается с корзиной над головой, готовая бросить ее в меня.

Медленно, с болью опускает руки, и корзина катится по земле.

На долю секунды в огромном особняке слышно только наше хриплое дыхание.

— Пожалуйста, — умоляет она, и ее плечи опускаются, — отпусти… ее…

Я обхватываю запястье и смотрю в лицо женщины, которая имеет полное право меня ненавидеть.

Пора уходить.

— Позвони кому-нибудь. Тебе сейчас не следует оставаться одной. Грейс этого не хотела бы.

Боль в запястье невыносима, но что-то подсказывает мне, что Мэрион страдает еще сильнее, чем я.

— Ей все равно, — хнычет Мэрион. — Она выбрала тебя. — Я замираю. — В кабинете директора я сказала ей, что пока она с тобой, она больше никогда меня не увидит и не заговорит со мной. — Мэрион смотрит в землю, ее нижняя губа дрожит. — Она выбежала. Она выбрала тебя.

— Мне жаль, — выдыхаю я, но не уверен, извиняюсь ли я перед Мэрион или перед Грейс.

— Извинения не изменят ее решения. Она приняла решение. Так что это ты должен вернуть ее мне.

Этого никогда не случится. Я продолжаю идти к двери.

— Ничего хорошего не выйдет, если ты останешься с ней! — кричит Мэрион мне в спину.

Я останавливаюсь в дверях. Слегка поворачиваю голову.

— Нет. Ничего хорошего не выйдет, если ты попытаешься отобрать ее у меня.

ГЛАВА 40

Грейс

Я провожу весь обед в окружении людей, которые ни разу не были со мной дружелюбны. Обычно я нахожу способ отпроситься, но паста, которую подают в кафе, настолько восхитительна, что я буквально теряю сознание.

— Тебе понравился обед? — спрашивает Каденс, догоняя меня после того, как я выхожу из учительского туалета.

— Это было потрясающе. — Я похлопываю себя по животу. — Я знала, что шеф-повара Redwood Prep — лучшие, но кто-то вмешался.

— Их нога?

— О, это говорит моя мама… — запинаюсь я.

Разговор о маме напоминает мне о том билете на самолет, который она прислала, и о нашей большой ссоре. Уйти из кабинета директора было выбором, который я сделала для себя и для Слоан. Но это не делает его менее болезненным.

Мама упрямая. Она не станет обращаться ко мне первой, особенно после обещания, что если я останусь с Зейном, то больше никогда ее не увижу. Ее гордость не позволит ей взять свои слова обратно или извиниться.

У меня тоже есть гордость, но, более того, моя миссия не позволит мне остановиться сейчас. Мои отношения с мамой распались, но мы все еще семья. Даже если мы не разговариваем друг с другом. Все, что я могу сделать, это надеяться, что через несколько недель, месяцев или лет, когда рана не будет такой свежей, мы снова сможем общаться.

— Грейс? — спрашивает Каденс, нежно касаясь моей руки.

Я прочищаю горло.

— Я в порядке. Правда.

— Это хорошо. И я рада, что тебе понравилась еда. Зейн потратил все утро на покупку свежих ингредиентов. Он сказал, что хотел сделать тебе сюрприз.

— Что сделал Зейн?

— Он тебе не сказал? — мило смеется Каденс. — Это не похоже на Зейна — не приписывать себе заслуги за широкий жест.

Неужели именно здесь он должен был заслужить от меня вторую улыбку?

Я бросаю взгляд на коридор. Он полон учеников, направляющихся на следующий урок, но вокруг меня и Каденс есть очень заметный периметр. Это как пузырь, в который никто не осмеливается войти.

— Где Зейн? Я не видела его с первого звонка.

Каденс морщит нос.

— Я не уверена. Датч поехал проверить Финна, просто на всякий случай, если ему понадобится помощь с флешкой. Может, Зейн с ним?

— Да, может быть.

Серена подходит к нам.

— Спасибо, что подождала меня, Каденс. Привет, Мисс Джеймисон.

— Привет, Серена, — улыбаюсь я. — Мне нравятся твои волосы.

— О, спасибо. Я уже давно не делала стрижку каре. Все время говорю, что подстригусь по-настоящему коротко, но мама категорически отказывается. — Она закатывает глаза.