Биарриц-сюита
Шрифт:
Переехали в приличную двухэтажную квартиру, туда следовало купить вещи, но за новой мебелью Лора не ходила. В магазине она терялась, ничего не могла с собой поделать, только видела, что ее дрожащие руки, теребящие волосы, подергивание колена, тупое молчание, и молчаливый испуг, отразившийся на лице, раздражают Егора все больше и больше. Он относился к ней с неприязнью, она была ему противна. Скрыть этого он не мог и Лора начала его бояться, потерялась, не зная, как себя с ним вести, что ей надо сделать, потому что то, что он от нее хотел, она делать не могла. Не могла после долгих лет одиночества в крохотной запущенной квартирке, грязь и запустение которой, она давно не замечала, полностью погрузившись в индийские учения, вегетарианство и омолаживание организма, вдруг стать обольстительной любовницей, и, одновременно, "женой", которая гладит, стирает и печет пирожки. Он хотел, чтобы она носила кружевное микроскопическое белье, завлекая его, как московская шлюха, и в то же время "запереть" ее на кухне, как рачительную хозяишку. А она, Лора – личность, у нее
Лора начинала понимать, что опять у нее ничего не вышло с очередным мужчиной. Что-то с ней было не так: мама с папой, сравнивая ее со старшим братом, отдавали предпочтение брату. Брат был умнее, ярче, значительнее. Младшая сестра умела заинтересовать собой мать, а Лора не умела. Это она интересовалась всеми: мамиными учительскими рассуждениями о литературе, финансовыми планами сестры, ее ссорами с мужем. Лора ездила сидеть с племянниками, выслушивала советы, напутствия и насмешки брата, длинные отчеты о жизни, которые ей предоставляли по телефону дети, жалобы подруг, безденежье и лень сына. Он просил у нее денег, и она давала, чувствуя перед всеми своими детьми странную вину, которую она, кроме как деньгами, ничем не могла загладить. А вот ею никто не интересовался, а только привыкли почему-то делать ей скидки. Замечать все это Лора не хотела, просто отказывалась. У нее все было хорошо, замечательно: милая семья, хорошие дети и даже работа.
Егор увидел все это не так и буквально распинал ее за мягкость, неприспособленность, наивность, граничащую с глупостью, за дурацкое упрямство, за комплексы, за попустительство насмешкам и небрежению семьи. Он был прав, но признать это было невыносимо. Зачем он бьет по самому больному? Зачем сам навешивает на нее свои комплексы, разочарования и растерянность перед будущим? Зачем часами рассказывает ей о мрачной мерзкой Москве, показывает фотографии пробок и зачитывает длинные неинтересные отрывки из ЖЖ про посторонних людей? Разве она может взвалить его горечь на свои плечи? Он требовал от нее поддержки и понимания, но сам не мог, не хотел ей все это дать. Разве муж может быть таким безжалостным? Да, и какой он муж? Он – не муж. И никогда им не станет. У нее раньше был муж, он ничего не зарабатывал, ни в чем не помогал… и теперь она, как девчонка-подросток, мечтала о принце, она создала в своем сознании образ "настоящего мужчины", которого она не нашла в бывшем спившемся муже. Ну, почему такой "настоящий мужчина" не случился в ее жизни? И Лора жила "в домике", ей даже казалось, что она уже и не ждет принца. Оказывается – ждала. Вот – дождалась! И зачем ей все это надо? Лора мечтала о недавней своей жизни без Егора, как о манне. Вот бы они действительно были соседями, кипятящими чайник на одной кухне и равнодушно-дружелюбно здоровывающиеся по утрам. Пусть бы у них была "сделка" с грин-картой… Лоре следовало так честно все Егору сказать, поставить точки над "i", но она этого почему-то не делала, то ли не решалась, то ли все еще на что-то надеялась. Так плохо как в прошлом году ей не было уже давно.
Лора лежала и вспоминала прошедший год, всю эту муку, свои страдания, разочарование, страх, одиночество. И все же в черном временном пространстве прошедшего года проскальзывали редкие светлые пятнышки. Может, в конечном итоге, Егор и стал ей мужем, просто не совсем таким, каким она думала должен быть "муж ее мечты". Лора улыбнулась и нашла на своем телевизионном русском портале очередную серию о роддоме. Егор был в отъезде и Лора смотрела этот пошловатый, бесконечный фильм, прекрасно зная, что он бы ни за что его смотреть не стал. И пусть, это был "женский" фильм. Она, специалистка по древним языкам, с высокими культурными запросами, лежала и смотрела дурацкие серии с сиропным хеппи-эндом. Никто же этого не видел. Лора была одна, ей было хорошо. Она уже не жила в вымышленном искусственном "домике", скрываясь от жизни, но с ней не было и Егора, его жесткого взгляда, почти теперь привычного, под которым она все еще ежилась.
Артем
Артем, увешанный сумками и пакетами, волоча за собой небольшой чемодан на колесах, протискивался к своему ряду в середине салона. За ним шла Ася. Люди поднимали свою ручную кладь, стараясь поудобнее расположить вещи в багажных отсеках. Очередь стояла, и приходилось ждать, пока идущие впереди, наконец, усядутся. А вот и их ряд. На крайнем сидении уже сидел какой-то пожилой дядька. Артем решил, что им с Асей повезло, спасибо, хоть не молодая мать с грудным ребенком, который всю дорогу будет орать. Дядька сразу встал и пропустил их. Ася почему-то предпочла сидеть посередине. Странно. Артем принялся устраивать вещи под сидениями. Ася хотела иметь под рукой в салоне и свой маленький компьютер, и какое-то не то вязание, не то игру из ниток, из которых она хотела плести браслеты. Артема мать зачем-то дала им в дорогу груши. Артем не хотел брать, груши есть неудобно, они текут, но спорить с матерью было себе дороже. Ася
сразу принялась его теребить, что-то спрашивать про музыкантов, которые летели на их рейсе. Откуда он знал, что это за оркестр, почему ее это интересовало? Ася настаивала:– Пап, а в том футляре что это за инструмент?
– Ась, а ты сама догадаться не можешь? Скрипки. А побольше альты.
Артема привычно резануло, что внучка профессионального пианиста, его отца, известного музыканта, задает такие вопросы.
– Я не про это спрашиваю.
Асин голос зазвучал чуть раздраженно. Получалось, что отец заподозрил ее в невежестве.
–А про что?
–А про вон те странные футляры.
– Там, Ась, какие-то духовые.
Сейчас видеть футляры было уже нельзя, ребята-музыканты уселись. Но Ася, оказывается, разглядывала инструменты еще там, у стойки.
– Там у одного был такой маленький вытянутый футляр. Что там? Как ты думаешь?
– Ну может флейта, фагот, гобой… Подлиннее, скорее всего – кларнет. Ась, я же не вижу.
– А если бы видел? Ты, что, все инструменты знаешь? Там большие футляры были, странной формы… А там что?
– Может валторны, а может туба… Понимаешь, Ась, в оркестре есть деревянные и медные духовые инструменты. Артем собирался продолжить, радуясь возможности Асю "образовать". Но не тут-то было.
– Ладно, пап, я сейчас не хочу никаких лекций. Захочу, сама про это прочту.
– Ну, ты же меня сама спросила. Я просто хотел…
– Ну, все, хватит про это. Мне уже неинтересно.
Асины интонации были чуть хамоватые, но Артем привычно не стал заострять внимания на тоне дочери. Пусть. Это у нее пройдет. Такой возраст. Артем чувствовал, что Асе не то, чтобы были интересны эти детали про симфонический оркестр, просто она, как обычно, хотела его проэкзаменовать, и была бы рада, если бы он стушевался и не знал ответа. Но, как только она поняла, что это не та тема, где папа спасует, она потеряла интерес. А может, ей действовали на нервы его длинноватые и слишком серьезные объяснения, казавшиеся ей, скорее всего, занудными. «Наверное, она права. Сейчас бы завел про все инструменты, про то, что дирижер рассаживает музыкантов "по-американски", или "по-немецки" и прочее "ляля-бубу… », – одернул себя Артем. Кому в 11 лет нравится "учиться" в самолете?
Ася уже листала рекламный буклет авиакомпании. Самолет начал разгон и Артем вскоре почувствовал, что они уже летят. В окно виднелись ленты шоссе с крошечными движущимися автомобилями. Он откинулся на спинку и только сейчас почувствовал, что смертельно устал. Это была не физическая усталость от напряжения или недосыпа. Артем устал морально. В последние пару лет, которые так быстро пролетели, все в его жизни стало нестабильно, шатко, зыбко. Он и раньше ощущал необходимость перемен, но только уйдя с работы и прочно усевшись дома перед экраном своего компьютера, Артем почувствовал в полной мере, что он должен что-то сделать, хотя ему было неясно, что именно.
Все дела фирмы, руководство которой он разделял с бывшим приятелем, сразу резко перестали интересовать, и первые пару месяцев после того, как он закончил ездить в небольшой офис на Сретенке, Артем наслаждался долгожданной свободой. Лет 7 назад, на пике бума мобильных телефонов, он сам и придумал денежную "фишку": за очень небольшую абонементную плату, людям на телефон присылались данные с сайтов знакомств, всякие там "молодая девушка ищет.... " или мужчина 45 лет хочет познакомиться с женщиной не старше 35 лет… ". Заработки были высокими, но в последнее время резко упали. Люди щеголяли планшетами, где сами находили такую информацию. В телефонах она стала уже не так нужна. Но дело было даже не в этом. Приятель-компаньон стал каким-то красно-коричневым ублюдком. С ним случилась резкая, неприятная стычка, и они оба по молчаливому соглашению, перестали обсуждать политику вообще, но Артем-то знал, с кем ему приходится каждый день здороваться. Да и другие немногочисленные сотрудники были немногим лучше. Все их бесконечные разговоры про рестораны, кто, где, что ел, сколько заплатил, какое было обслуживание. Еще были разговоры о ночных клубах, "телках" и курортах в экзотических странах с демонстрацией фотографий. Следовало поддерживать эти разговоры, быть "в тренде", казаться своим, но с каждым днем это становилось все невыносимее. Появилось четкое сознание, что жизнь быстротечна, что он теряет время, что ему следует делать совсем другое, что рутина превращается в омерзительный маразм. Он вынужден продавать за деньги свои навыки, чтобы кто-то нашел провинциальную девчонку для разового перепихона за ужин в ресторане.
Друзья никогда не спрашивали его про работу, они показывали ему свои новые картины, или вышедшие с их иллюстрациями книги, иногда кто-то хвастался удачными статьями. Вот как он хотел жить, но не мог. А, ведь, он тоже востребован, ему заказывают небольшие сценарии, странички в альманахах. А какое он основал классное издательство, в котором сам, практически на свои деньги, издал книгу Письма с фронта. Как было интересно собирать письма немецких солдат домой. Другой взгляд на войну, но по сути может и не совсем другой: просто усталые, отчаявшиеся люди, каждый день которых мог оказаться последним, что с одной стороны, что с другой. Артем был заворожен своим проектом, его приглашали на радио, брали интервью. Ничего, что книга вышла очень маленьким тиражом, и что и этот крохотный тираж не раскупили даже на треть. Было интересно жить, дело-то не в деньгах, его семью "кормили" мобильные телефоны, и дураки, покупавшие их "услугу". Но, сколько можно было заниматься опротивевшим маразмом.