Библиотекарь
Шрифт:
В куплет о похождениях четырех друзей, как грузовик, врезались пропетые бойким хором строчки:
Хороши вечера на Оби, —Ты, мой миленький, мне подсоби:Я люблю танцевать да плясать —Научись на гармошке играть!Баб снимал Иван Иваныч!Приводил Иван Степаныч!Раздевал Иван Кузьмич! —выкрикивала хриплым речитативом запевала.
Столы подхватили:
Посреди этой музыкальной вакханалии в раздаточную вернулась Маша:
– Идем, – сказала она. – Тебя ждут.
Я переживал мучительное состояние школьника-новичка, выставленного на позор всеобщего обозрения перед чужим и враждебным классом. С нашим приходом в столовой воцарилась болотная тишина. Завитые, вычурно накрашенные и разодетые старухи, плечистые охранницы со звериными челюстями, испитыми глазами, татуированными руками – все это опасное сборище настороженно изучало меня.
– Вот, коллеги, – сказала после долгой паузы Горн. – Алексей Мохов… О котором… я вам говорила… Правда похож… на Лизавету Макаровну?
– Ага, – хмуро усмехнулась Резникова. – Как свинья на коня…
Старухи заулыбались. Интрига забавляла их.
– Поля, – хрупкая Цеханская пригладила стриженные модными завитками виски, – сходство с Лизой очень относительное. – Воробьиная голова «мамки» сидела на такой же чуткой птичьей шее.
– Бледненький он какой-то, – насмешливо сказала Кашманова. Засалившийся крепкий ее нос смахивал на желтый лакированный каблук, щеки покрывала родимая крошка. – Не подходит нам…
– Откормим, – хмыкнула Горн.
– Это ведь не так-то просто внуком у нас быть, – обратилась ко мне краснощекая, с пунцово напомаженным ртом старуха, в цветастой юбке и зеленой вязаной кофте. – Не всякий справится.
– Он парень способный, – сказала Горн. – Освоит.
– Проверить его надо, – выступила худая старуха с распущенными по платью пышными фиолетовыми сединами. – Проэкзаменовать.
– Дело говоришь, Харитонова, – поддержала Гусева. – Возьмем с испытательным сроком…
Было очевидно, что никто из четырнадцати не воспринимал всерьез легенду о новообретенном внуке. Я не заметил впрочем в старухах и открытой агрессии. Меня беспокоили охранницы. Они как-то характерно, по-мужицки, потирали руки, глумливо переглядывались, скаля нержавеющие коронки, грубой пятерней почесывали промежность раздвинутых ватных штанин, заправленных в кирзовые сапоги.
Даже стоящая рядом Маша почуяла что-то неладное и сказала медленно сатанеющим бабищам:
– Тихо, тихо. Без глупостей…
– Что-то вы, девушки… не приветливые, – мелко вздохнула Горн. – Уйдем мы от вас…
– Уводи его в бункер, Поля, – подтвердила Резникова. – От греха подальше…
Признаюсь, я испытал огромное облегчение, когда в сопровождении Горн и Маши наконец-то покинул столовую.
– Поздравляю, Алешка, – как мне показалось, лицемерно сказала Горн. – Произвел хорошее впечатление.
– Не думаю, – я оглянулся на идущую поодаль Машу и украдкой шепнул Горн: – Они вам не поверили. Насчет внука.
– Разумеется, не поверили. Они же… не полные идиотки… –
Горн притянула меня к себе за рукав. – Алешка… чудак… их не волнуют… вопросы родства… Лизка была… своеобразным фактором… стабильности… Она умерла… и Дому понадобился новый… источник властного баланса… Своеобразный амулет… Часто на свадьбах… рядом с невестой находится… посаженый отец. Вот ты и будешь… таким же ритуальным родственником… с формальными обязанностями. Не сложными, но очень важными. Я потом тебе… подробно объясню суть… Так что не волнуйся… Все договорено…Вместо того чтобы спуститься вниз, меня почему-то повели на боковую лестницу, ведущую на третий этаж.
– Хочу представить тебя… еще одной особе, – повернулась на последних ступенях Горн. – Она, конечно… не заслужила этого… Но мы проявим великодушие… Да, Алешка?
– Полина Васильевна, – заартачился я. – Я устал от встреч. Может, завтра?
– Не упрямься… Трудно навестить пожилую даму?… Пришли… – Горн остановилась перед дверью и выудила связку ключей. – Завтра, Алешка… будет поздно. Мы ей специально… Книгу Силы прочли… чтобы она смогла… с тобой поговорить. Через несколько часов… она снова сойдет с ума. Больше ее реанимировать не будем. Используй момент… Маша подождет в коридоре… потом проводит до бункера…
Тяжелый синий свет выстелил на полу симметричные ромбы оконной решетки. В сумрачной палате находилась лишь кровать с высокими металлическими спинками. На простыне лежала старуха в задравшейся ночной рубахе. Разведенные руки крепились широкими ремнями к металлическим штангам кровати. Точно так же за щиколотки были обездвижены ноги.
– Вынужденные… меры предосторожности, – вздохнула Горн. – Мало ли… что ей в голову взбредет…
Она приблизилась к кровати:
– Как себя чувствуешь?
Старуха пошевелилась:
– Лучше всех.
– Извини за ремешки. Действие Силы закончится… и тебя развяжут…
– Заранее благодарю. Позже ведь не получится, все слова позабуду, – старуха снова качнула панцирную сетку, зашелестевшую плетеным металлом.
– Догадываешься… почему я пришла?
– Вязинцева показать, – просто сказала старуха.
– Я подумала… тебе было бы интересно… лично с ним познакомиться. Подойди, Алешка… – Горн поманила меня пальцем. – Она не кусается. Пока что…
Я сделал несколько шагов к кровати, стараясь не смотреть на одутловатые, в сосудистых кляксах ноги, запретную курчавую тень в глубине ночнушки. Я уже понял, что прикованная к кровати старуха – мать Маргариты Тихоновны.
– Сколько тебе нужно, Валя? Десяти минут хватит?
– Хватит.
– Только не запугивай его…
– Иди, Поля, иди. Празднуй воскрешение соратниц. Это у них развлечение такое экстремальное, – язвительно пояснила старуха, – специально отказываются на время от Книги Силы, а потом друг другу зачитывают, кто чего натворил.
– Без риска игра не игра… – Горн кивнула нам и вышла.
– Здравствуй, Алексей, – властное лицо старухи покрывали глубокие, точно прорезанные нитками, морщины. Зачесанные наверх пегие волосы слиплись в нарост, напоминавший древесный гриб-чагу. Дряблые уши заканчивались крупными мочками, похожими на размокший хлебный мякиш.
– Здравствуйте, Валентина Григорьевна.
Услышав свое имя, старуха удивленно подняла вылезшие седые брови:
– Это Полина тебя просветила?
– Она рассказала, что это вы утаили Книгу Смысла.