Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Нет, работа у меня не пыльная. Но всем будет поспокойнее, когда народу в лагере прибавится. Правильно я рассуждаю?..
Лоскутов и сам, живя на берегу, ощущал тревогу, беспокойство. Особенно они одолевали по ночам, когда у горящего костерка оставался дежурить один Прокопович. Лазарь был не робкого десятка, умел постоять за себя и за корешей, да и к сторожевым обязанностям относился справно. Однако вряд ли он сумеет справиться с внезапным нападением остатков банды убитого новгородского вора. Ведь, потеряв своего главаря, его кореша наверняка рыскали по берегам большого озера в поисках тех, кто угомонил главаря и посягнул на их интересы и территорию.
– Прибудет
День выдался прохладный с порывистым ветром. В этих краях – на несколько сотен верст севернее Москвы – уже все говорило о скором приходе осени. Особенно ее холодное дыхание ощущалось ранним утром.
Новгородцев и жителей близлежащих деревенек, вышедших на лодках порыбачить, было мало. Оказавшись на западном берегу Ильменя, Васильков поднял бинокль и насчитал всего четыре качавшихся на волнах суденышка. Может быть, у восточного берега тоже качались рыбацкие лодки, но рассмотреть их не позволял даже мощный бинокль. Слишком далеко.
Александр возглавил сборную группу: Ким, Горшеня и шестеро бойцов из «муровского» оперативного отряда. Вторая группа, также высадившаяся на западном берегу, состояла из местных оперативников и милиционеров. Толком познакомиться с ними майор не успел – попросту не хватило времени.
В архивном донесении разведчиков Северо-Западного фронта говорилось, что немецкий транспортный самолет совершил посадку на лед вблизи западного берега озера Ильмень. Исходя из этой информации, обе группы прибыли на автомобилях в район деревни Грязные Харчевни. Затем прошли пешком по лесной грунтовке пять километров, разделявших Харчевни и озеро. На берегу перекурили и разошлись в разных направлениях – группа Василькова отправилась на северо-восток, местные оперативники – на юг.
Перед поиском Васильков выдвинулся шагов на двадцать вперед. Во-первых, обрамлявший озеро лес был довольно густой, с неважной видимостью. Во-вторых, приходилось учитывать тот факт, что позади шли не бойцы дивизионной разведки, а сотрудники МУРа. Их профессионализм и отточенные навыки лежали в несколько иной плоскости.
Солнечные лучи иногда пробивались сквозь тонкую облачность, и сумрачность в лесу сменялась яркой игривой мозаикой. А вот порывистый ветер не унимался, и бывшему разведчику приходилось часто останавливаться, чтоб прислушаться к звукам леса. Порой казалось, будто впереди потрескивает костерок, а иной раз чудилось, будто сбоку доносятся чьи-то голоса.
Капитан Коновалов, прибывший из Москвы с группой оперативного отряда, был в ней старшим, он успел повоевать на Кавказе в составе одной из стрелковых дивизий НКВД. Капитан был понятлив, молчалив и сосредоточен, когда Александр объяснял задачу и способы ее выполнения. Сейчас он передвигался в двадцати шагах от него и следил за каждым движением майора.
Васильков привычно обозревал вокруг себя все видимое пространство, а также не забывал глядеть под ноги, чтоб, не дай бог, не наступить на сухую ветку. Среди бойцов оперативного отряда в основном были молодые люди.
– Фронтовики помимо тебя есть? – сразу после знакомства поинтересовался Васильков.
– А как же! Ибрагимов и Грушко, – ответил капитан.
– Отлично. Одного поставь замыкающим, и пусть присматривает за тылами. Другого – в центр.
Майор был памятлив и потому соблюдал предельную осторожность. Однажды группа его разведчиков пробиралась по таким же дебрям и напоролась на засаду. Тогда отделение хорошо обученной немецкой разведки ударило не в лоб и не сбоку. Затаившись и выждав, немцы хладнокровно
расстреляли в спину почти всех. Да, немецкая разведка состояла из профессионалов и воевала не хуже нашей. После войны об этом не принято было вспоминать – мы же победили, так зачем нам неудобная правда? Многие подразделения вермахта воевали очень хорошо. Не специально обученные диверсанты из полка «Бранденбург», а простые бойцы немецкой дивизионной разведки до мая 45-го показывали, что тоже не лыком шиты.– Слушай, Александр Иванович, мой Грушко – это ж просто героический парень! Смельчак, сорвиголова! Его вперед надо ставить, – настаивал капитан.
Майор осадил его:
– Мне впереди нужны не герои, а внимание, чуткие уши и зоркие глаза. К тому же я сам из разведки и вот что тебе скажу: сорвиголовы у нас жили максимум две недели. Либо погибали, либо гнали мы их из разведки…
И все же случались редкие исключения, упоминать о которых в разговоре с капитаном Коноваловым Васильков не стал. Одним из таких исключений был сержант Ерофей Аникин.
Внешне Ерофей мало чем отличался от других бойцов разведроты. Зимой народ носил маскхалаты и был на одно лицо. В осеннюю или весеннюю распутицу история повторялась, потому что бойцы щеголяли в серо-зеленых ватниках. Только летом Ерофей преображался, надевая любимый черный бушлат поверх столь же любимой тельняшки. И только летом он становился узнаваем издалека. Сложно было сказать, чем он больше гордился – тем, что попал в разведку, или тем, что до тяжелого ранения служил во флоте. В роте все звали его Боцманом – в разведке, почитай, каждый имел прозвище. Не для конспирации, конечно, а скорее по привычке.
Случилось как-то разведчикам обложить дзот. Перед дивизией стояла задача захватить несколько высоток и выйти на обозначенный рубеж, а разведке выдали приказ взять между делом «языка». И вот лежат разведчики в неглубокой ложбинке, ждут, когда закончится артподготовка, чтоб подобраться к дзоту. Вдруг слышат, кто-то сопит, тяжело дышит. Насторожились. Вдруг из кустов шепот:
– Мужики, помогите! Одному не справиться…
Оказывается, Ерофей сползал метров за триста к другому немецкому блиндажу, двинул часового автоматом по голове и притащил его волоком по снегу.
От Василькова ему тогда здорово влетело. Остальные бойцы-разведчики посмеялись, но тоже спросили:
– Чего дурью маешься, Ерофей?
Тот с кислой миной пояснил:
– Скучно толпой в разведку ходить. Тоска зеленая! Лежишь-лежишь, аж зевнуть охота…
Таков был характер у Ерофея Аникина – загадочный и непредсказуемый. Мало кто из разведчиков его понимал, потому и держался он обособленно, не заводил ни с кем настоящей дружбы. К тому же предпочитал молчать и пребывать в одиночестве. Большой беды в том не было – болтунов и излишне шумных людей в разведке не жаловали. Однако главный недостаток Ерофея со временем давал о себе знать все сильнее и сильнее. Следуя сумасбродной идее или сиюминутному влечению, он совершенно забывал об опасности и не видел возможных последствий своих выходок для сослуживцев.
В Польше он получил второе тяжелое ранение – осколком так рассекло ногу, что переломило кость. Васильков выбил грузовую машину и сам повез его в госпиталь.
Ерофей лежал в кузове, накрытый плащ-палаткой, смотрел в небо и молчал. Васильков сидел рядом, привалившись спиной к передку и наслаждаясь теплым солнцем, тишиной вокруг, запахами влажного весеннего леса.
Вдруг Ерофей посмотрел на Василькова и кисло улыбнулся.
– Полегче теперь нашим ребятам будет. Тяготил я их.
– Что за глупости? – возразил ротный. – С чего ты взял?