Благородный топор. Петербургская мистерия

— Да как вы смеете, сударь, так говорить! — взвился Лебедев, на секунду даже оторвавшись от трубы отопления. — Осип Максимович — благороднейший человек! Извольте сейчас же прекратить эту клевету, или будете иметь дело со мной!

— А, так вы его знаете? — резко спросил Порфирий Петрович.

С кровати раздался вой. Екатерина Романовна раздирала себе ногтями лицо — нещадно, в кровь. Следователь, на секунду оторопев, бросился к ней, пытаясь схватить за руки. Это оказалось не так-то просто — пришлось навалиться всем корпусом, прежде чем она наконец затихла. По глазам было видно, что до нее дошло. Вина, которой она так жаждала, наконец ее настигла.

— Осип Максимович готовился стать нашим зятем, — жарко пояснял меж тем Лебедев. — Мы уже все решили, все оговорили. Нам выпала такая честь! Это бы положило конец всем нашим бедам, всем мытарствам. Он был к ней расположен, имел серьезные намерения; готов был снизойти до того, чтобы просить руки у нее, недостойной. У нее, глупой девчонки! А она — она же все перечеркнула, решительно все! Она… даже слов не могу найти…

— Тогда позвольте найти мне. Этот человек, вкравшись в доверие, ее обесчестил.

— Как вы смеете! Это… это не он! То был какой-то мерзкий прохвост. Ну и Осип Максимович, натурально, расторг помолвку. Да вы знаете, какие деньги он обещался нам дать? И даже приданого от нас не требовал. А ведь мог бы!

— Он ее изнасиловал, — односложно повторил Порфирий Петрович.

Лебедев яростно замотал головой.

— Не-ет! То был прохвост, мерзкий тип, — зачастил он как заведенный. — Она ему изменила. Неверная. Как мог после того такой благородный человек, как Осип Максимович, жениться на этой… падшей женщине! Она погубила нашу семью! Да, да! — ярился он, и даже ненадолго привстал с табурета. — Посмотрите, что она сделала со своей матерью! Она разбила ей сердце, наплевала в душу! Бедная от горя даже рассудком тронулась! Это она, она за все в ответе! Я до той поры в рот не брал. А теперь вот посмотрите, что со мною сталось — ни чина, ни тебе чего…

Екатерина Романовна вновь исступленно заметалась; Порфирию Петровичу пришлось приналечь. Унявшись наконец, она воззрилась на державшего ее следователя — взгляд мутноватый, но вполне вменяемый.

— Я верила. Я всегда в душе верила. Верила, что не она. Да ничего не говорила. Вот чем я сгубила ее. Молчанием.

Порфирий Петрович, отпустив ей плетьми упавшие руки, выпрямился. Бросив конверт на одеяло, подошел к Лебедеву. Вздел его с табурета за грудки и произнес в дышащее перегаром лицо:

— Да вы понимаете, что она дочь вам? — Тот в ответ с показной надменностью откинул голову. — Дочь ваша, Лилия И-ва-нов-на! Неважно, в чем вы ее обвиняете, — все равно, она же вам родная дочь. А он и есть тот самый прохвост, ваш благородный Осип Максимович. И денег обещанных он, кстати, давать вам и не собирался. Скорее наоборот: обобрал бы до нитки, а потом вас же и обвинил в чем-нибудь дурном. Неблагородном.

Он отпустил бывшего титулярного советника. Тот, качнувшись, остался стоять столбом.

— Да я… титулярный советник Лебедев-с! Иван Филимоныч! Да я… У меня вон чин! Положение-с! В обществе! — Он растерянно смолк.

— Да ничего у вас нет, — только и ответил Порфирий Петрович, направляясь вон из подвала.

Вслед уже неслась обычная слезливая околесица. Монотонно так…

* * *

Едва завидев Порфирия Петровича, карауливший у дверей кабинета князь Быков вскочил, нервно теребя в руках шапку. Следователь машинально притормозил. Делая вид, что нашаривает в кармане портсигар, попробовал было свернуть в боковой коридор, но путь к отступлению там уже отсекал Заметов. Что ж, придется сдаваться: вон как обложили.

— А-а, князь. — Порфирий Петрович из вежливости поклонился.

— Александр Григорьевич сообщил, что дело вроде как закрыто. Неужто правда? — спросил князь растерянно.

Порфирий Петрович кивнул — дескать, увы.

— Но ведь Ратазяев не найден!

На страдание в глазах молодого человека следователь отреагировал задумчивой улыбкой. Кашлянув, достал портсигар.

— Иногда поиски действительно ни к чему не приводят. Есть, знаете ли, люди, которые сами не хотят того, чтобы их разыскали. Возможно, ваш друг как раз из таких.

Князю буквально перехватило дыхание.

— А вдруг его нет в живых? И тот негодяй, что погубил остальных, расправился и с ним?

— Нам этого не известно, — попытался успокоить Порфирий Петрович, сочувственно глядя на поникшего молодого человека. — Есть основания полагать, что он все-таки жив.

— Но я его никогда не увижу?

— Всецело вам сочувствую, — вздохнул следователь. — Будем уповать, что он цел и невредим, и думает о вас с теплотой и любовью. — Отчего-то заломило в затылке. — И разумеется, нежностью.

Порфирий Петрович учащенно заморгал (что за привычка такая — ну никак от нее не избавиться). Зажмурившись, он ладонью прикрыл себе глаза. Когда отвел руку, князя уже не было. Перестало донимать и моргание.

Невзначай поклонившись пустому месту (вышло забавно), он мимо Заметова прошел к себе в апартаменты и там встал, прислонясь спиной к двери. Сосредоточенно прикурил. Головная боль, по счастью, быстро унялась. Порфирий Петрович посмотрел в окно, за которым закатное солнце багрянцем высвечивало интерьер кабинета, отчего клуб дыма обретал сходство с султаном пламени, пущенным огнеглотателем. Порфирий Петрович, невольно залюбовавшись, легонько сощурился.

Какой, кстати, сегодня день? Кажется, осталось еще что-то невыполненное. А как обворожительно, однако, смотрится в таком ракурсе пламенеющий клуб дыма — кто бы мог подумать.

Пепел беспрепятственно сеялся на пол. Дым стелился слоями, и не хотелось отводить от него глаз. Порфирий Петрович так и стоял, подперев спиной дверь, пока огонек папиросы, грозя прожечь сюртук, не упал вниз, словно ставя на лету гаснущую багровую точку. Тогда, словно очнувшись, Порфирий Петрович оглядел кабинет и вспомнил: ба-а, да ведь завтра Новый год! А нынче вечером его ждут в гости к Никодиму Фомичу, отметить в семейном кругу.