Близнецы-тираны

— Еще!

— Он чувствуется так хорошо — выдыхает она. — Так туго… Ах, черт!

Маленькая шлюшка уже вот-вот испытает оргазм, и я решаю позволить ей это на этот раз. Еще одна возможность показать Джун, чего ей не хватает. Я жестко трахаю Мариссу, и девушки все время смотрят друг на друга. Мой член становится все тверже и тверже с каждым толчком моих бедер, но настоящее возбуждение начинается, когда я вытаскиваю нож из сапога.

— Нет, — шепчет Джун. — Не делай ей больно.

— Я же тебе говорил. — Ухмыляюсь я. — Марисса сегодня моя девочка для битья.

Глаза моей игрушки расширяются при виде ножа. Я никогда раньше не применял его к ней, и я знаю, что она напугана, хотя мне на самом деле наплевать на ее страх. Я провожу лезвием вдоль ее позвоночника, порезав ее здесь и там, наблюдая, как на поверхности ее загорелой кожи образуются густые капли крови. Боже, я так возбужден, что мог бы кончить прямо сейчас. Марисса, кажется, разделяет это чувство, и еще один благодарный оргазм разрывает ее тело, когда я наказываю ее своим членом.

— Я собираюсь кончить в нее, — мрачно говорю я Джун. — И ты собираешься умолять меня сделать это.

— Нет, — шипит моя сводная сестра.

— Нет? — Я ухмыляюсь. — Каждый раз, когда ты говоришь мне "нет", Марисса получает маленький шрам, чтобы добавить его в свою коллекцию. Теперь я бы на твоем месте действительно переосмыслил эту твою дерзкую сторону.

Джун бледнеет, когда я машу ножом перед ее лицом.

— Итак, что это будет? Еще одно "нет", или ты будешь умолять меня, как хорошая чертова девочка?

— П-пожалуйста, — с трудом выговаривает она.

— Жалкая. — Я снова задеваю Мариссу, и она вскрикивает от острой боли. — Я предлагаю тебе постараться, черт возьми, усерднее, Джун.

— Пожалуйста, кончи в нее. — Теперь что-то сломалось внутри моей маленькой сестренки. Ее глаза тупо смотрят на меня. Как будто ее здесь вообще нет, она полностью покорилась своей судьбе. — Пожалуйста, Паркер.

Обычно я ругал ее, просил называть меня моим новым именем, но не в этот раз. Мое старое имя кажется греховным, запретным в устах Джун. И я, блядь, хочу большего. Я без колебаний говорю ей об этом.

— Продолжай умолять. Продолжай, блядь, если не хочешь, чтобы твоя новая подружка пострадала.

— Пожалуйста, я… — Джун моргает, смахивая слезы с глаз. — Пожалуйста, войди в нее. Пожалуйста. Наполни ее. Сделай это.

Ее слова подводят меня все ближе и ближе к оргазму, и я чувствую, как мой член пульсирует от непролитого семени. Я стону, зная, что становлюсь все ближе и ближе к освобождению, которого жаждал весь гребаный день.

— Ты хочешь этого, Джун? Попроси еще раз. Попроси так, будто ты действительно этого хочешь. Или же…

— Пожалуйста! — Сейчас она в отчаянии, то ли из-за себя, то ли из-за Мариссы, я не знаю, и меня это особенно не волнует. — Войди в нее, Паркер! Наполни ее своей спермой!

Я стону. Мои яйца тяжелые, мой член чертовски пульсирует, я смотрю в глаза Джун, когда кончаю в дырку своей игрушки, желая, чтобы это была моя маленькая сестренка. Но мне нужно выждать время. В конце концов, у меня его предостаточно.

Тело Мариссы покачивается, когда я заполняю ее, и я вытаскиваю свой все еще пульсирующий член и демонстрирую его Джун со злой ухмылкой.

— Вылежи.

Она с отвращением отворачивает голову в сторону.

— Нет.

— Что я, блядь, сказал об этом слове, Бабочка? Я собираюсь выбить это из твоего гребаного словаря, если понадобится. А теперь лижи.

Неохотно она открывает рот, и я толкаю свой кончик в ее рот, постанывая, когда ее язык кружится вокруг головки моего члена. Черт возьми, она хороша в этом. Ревность скручивает мой желудок в узел, когда я начинаю трахать ее рот, заставляя ее задыхаться. Я мог бы кончить снова прямо сейчас, но я сдерживаюсь, ожидая, пока моя сводная сестра не сделает мой член безупречно чистым. Затем я выхожу и подхожу к Мариссе, которая лежит, истекая на полу. Я протягиваю руку между ее ног и собираю сперму, которую я влил в ее киску, в то время как Джун наблюдает за этим широко раскрытыми глазами.

— Видишь это, Джун? Посмотрите, как много… Это все из-за тебя. — Я подхожу к ней, складывая ладони чашечкой со спермой в них. — Это войдёт в тебя, Джун.

— Нет, я… — Она останавливается как раз вовремя, и я улыбаюсь ей.

Я все еще держу нож в другой руке, и я более чем готов им воспользоваться. На самом деле, я просто ищу предлог, чтобы разделать любую из девушек. Я опускаюсь на колени рядом со своей сводной сестрой, раздвигаю ее ноги и смотрю на ее трусики.

Они чертовски мокрые.

Мои глаза встречаются с ее, горящими от удивления. Ее собственный взгляд полон стыда, и она не смотрит на меня. Тогда мне становится жаль ее. Эта симпатичная девушка настолько потеряна в своем собственном представлении о том, что правильно, что она даже не может признать, что все это чертовски возбуждает.

Я не позволяю себе зацикливаться на этой мысли. Вместо этого я использую нож, чтобы разрезать ее трусики. Киска Джун обнажена воском. Я улыбаюсь ей, раздвигая ее половые губки. Она вскрикивает, когда я загоняю в нее свои покрытые спермой пальцы. Она такая чертовски мокрая. Такая невероятно тугая. И я едва могу устоять перед зовом сирены этой милой маленькой киски. Я смотрю глубоко в ее глаза, когда впихиваю свою сперму в ее узкую маленькую дырочку.

— Вот так, — говорю я ей с мягкостью, которая даже меня удивляет. — Ты можешь оставить её себе, сестренка… Может быть, через некоторое время, у тебя останется милое пухлое напоминание о нашем времени вместе.

Я ухмыляюсь ее удрученному лицу, вытираю пальцы о ее губы, прежде чем вытащить Мариссу из подвала и погрузить комнату в темноту.

Глава 36

Джун

Дни проходят, а за мной никто не приходит. Я продолжаю надеяться, что кто-нибудь вспомнит проверить этот дом, найдет что-нибудь, что заставит их поверить, что я здесь. Но этого не происходит, и мой спаситель не приходит.

Паркер безумен, я окончательно убедилась в этом. Малейшая мелочь выводит его из себя. Меня тошнит в сыром и холодном подвале. Однажды я чихнула, когда он рисовал меня, и это привело его в безумную ярость. Он разорвал холст, над которым работал, прежде чем подойти ко мне с кулаками, готовыми нанести удар. Казалось, он немного успокоился, когда я подняла руки перед лицом, чтобы защититься.

— Я не причиню тебе вреда, сестренка, — сказал он, его голос был болезненно хриплым. Я думаю, это было первое, что он сказал в тот день, будучи слишком увлеченным своим искусством и своим безумием. — Я не могу причинить тебе боль. Мне нужно, чтобы ты оставалась такой, идеально подходящей для меня.