Близость максимум

Обязана.

— Сделаю вид, что ничего не слышал. — Он и ухом не повел на мою тираду.

— Чего ты хочешь от меня? — Откуда столько надежды в моем голосе? Откуда столько мольбы?

Егор стоял напротив, буравя меня взглядом. Когда понял смысл слов моего вопроса, нервно провел ладонью по волосам. Тяжелый вдох был слышен даже на расстоянии.

— Тебя… Тебя хочу. Поняла? Потому что люблю!!! — Слова перешли на крик. — И отпустить не могу, даже несмотря на то, сколько дерьма наделал.

Егор.

Никогда не верил в волшебство этих пресных слов. Никогда не думал, что этими словами можно вернуть невозвратное.

Белка была именно невозвратной. Я видел, как она борется сама с собой. В ее глазах была гамма-эмоций. Страх, злость, ненависть, желание. Я только из-за последнего чувства не сдавался. Именно ее любовь, которая иногда пробивалась через все преграды, и мимолетно показывалась мне в омуте взгляда, давала мне надежду. Ту самую, ради которой я каждый чертов день, вставал в рань и ехал к ее институту. Каждый чертов день провожал ее взглядов, стараясь не нарушать личных границ. Забил на работу, забил на другую жизнь, которая без Беловой была мне на хрен не нужна.

Время шло, а мы так и продолжали стоять на месте.

Ника молчала, а я понимал, что ее нужно свыкнуться с моими словами. Принять их. Поверить. Черт, я даже представить себе не могу, как ей сейчас сложно. Сложно просто включить доверие, которое я своими же руками выдернул из розетки. Но мне нужно было сказать. Давно уже надо было. Но только не мог. Все время думал, что все и так понятно. А, когда поверил лживым людям, понял, что признание единственное, что у меня осталось. Эти три простых слова. Эти чувства. Моя жизнь, которую я отдаю белке.

Я дико скучал по ней.

Каждый день. Каждую ночь, когда лежал без сна и смотрел в потолок. Все-таки пришлось уволить домработницу, которая отправила в химчистку драгоценную подушку. Уволил, а потом бесился, выпивая залпом стакан с виски. Злился от своей же тупости. От своего бессилия. От своего недоверия. Злился, а сделать ничего не мог.

Готов был уничтожить ее одногруппника, который свои яйца вздумал к Нике подкатывать. Останавливали только слова Кати, которая в то утро сказала, что он белке никто. Только это. Думал, что если вон его вышвырну, то она окончательно решит уйти. Спрячется, скроется, повесит амбарный замок на сердце, который я не смогу уже открыть.

Сегодня, когда она назначила мне встречу возле этого кафе, понял, что время пришло. Что нужно уже сейчас хватать ее насильно, и вести к себе, чтобы она не смогла сбежать, и наконец-то выслушала. Дала договорить. Разрешила объясниться.

Улыбнулся, когда до меня дошло, в качестве кого, она хочет меня сегодня видеть. Официант. Сразу допетрил, как только она про рубашку белую сказала. Ведь знал, что официанткой работает. Это, кстати, тоже злило. Ревность в сердце дыру выжигала, оттого что на мою Нику кто-то смотрит. Что кто-то сможет обидеть, а меня рядом не будет. И опять же, изменить это был не в силах. Знал, что как только рот открою, со словами, что помочь хочу, пошлет в Африку, крокодилам спины чесать. Поэтому связался с владельцем этой забегаловки, и в два предложения объяснил, что сделаю с ним, если белку кто-то хоть пальцем тронет. Тот понял, без объяснений. И не возражал на существенную прибавку к зарплате всем работникам. Белка не дура. Догадалась бы, если б выделяли только ее.

Пауза затягивалась. Поэтому я беру Нику в охапку, благо она еще от шока не отошла, и запихиваю в машину. Резко даю по газам, и выруливаю на дорогу, которая ведет к моему дому.

Наш разговор должен состояться именно там. В том самом кабинете, в котором однажды все закончилось. Где стены слышали каждое мое слово. Где лицо белки исказилось от боли, когда я приказал ее убраться. Именно там мы начнем все сначала. На пепле прошлого, кинем первый кирпич настоящего.

Я там же буду вымаливать прощение.

Говорят, что мужики не умоляют?

Умоляют. Еще как умоляют. Нужно просто найти ту самую, ради которой готов пойти на все.

Я свою уже нашел.

И теперь ничто меня не остановит. И, тем более никто.

Глава 36

Ника.

— Белка, один вечер. Один разговор. — Говорит Егор, когда мы уже мчим по шоссе в направлении… черт. Мы едем к нему домой. — Я как в аду живу все это время.

Да неужели? В аду? Тогда где я жила тогда, меня никто не спросит?

— Уверена, что ты и там не скучал. — Злорадство в моем голосе пугает даже меня.

— Один раз. Представь, что ты делаешь мне подарок на Новый год.

— Подарок в виде моего увольнения с работы. Тебе не кажется, что это слишком?

Говорю про работу, а сама даже не переживаю по этому поводу. Вот серьезно. Должна. Я должна кричать, бить по приборной панели и требовать, чтобы меня обратно к кафе отвезли. Но я не делаю этого. Я хочу другого. Я хочу выслушать. Хочу побыть с ним.

— По этому поводу можешь не переживать. Хозяин твоей забегаловки, устроил выходной лучшему работнику. Другими словами, проблем не будет.

— Ты все уладил.

— Ну, я готовился к встрече. Впрочем, так же как и ты. Кстати, отлично выглядишь. — Перевожу взгляд на его глаза, и вижу, как он смотрит на мои обтянутые капроном коленки.

Щеки моментально краснеют, не придумав ничего лучше, растягиваю платье, натягивая его на ноги, как нелепую защиту.

Через несколько минут мы подъехали к до боли знакомому дому.

Руки неестественно затряслись. Дыхание стало неровным, словно у меня в данную секунду тахикардия.

— Может, поговорим здесь? — с надеждой в голосе спрашиваю у парня, как только он открывает мне дверь и помогает выйти из машины.

Хочет разговора? Пусть. Мы можем это сделать и здесь. На улице. Да я готова сделать что угодно, чтобы не заходить в его квартиру.

В памяти еще живы воспоминания последних моих минут, проведенных здесь. Я еще отчетливо помню, как ночью, брела по этим улицам, не понимая, как жить и что делать дальше? Я еще помню те слезы, которые фонтаном били из глаз, закрывая меня от реальности.

— На улице?

— Можем пойти в то кафе за углом.

Секунда раздумья, Егор понимающе кивает, берет меня под руку, и ведет по направлению к кофейне.

Мы сидим за столом, в довольно оживленном месте и стараемся не пересекаться взглядами.

Я пью медленно, стараясь отложить момент оплаты счета, и чаще смотрю на других людей, в числе которых в основном молодые пары, которые с нежностью держат друг друга за руки.

— Я скучал. — перевожу взгляд на Морозова.

Сердце начинает бешено стучать каждый раз, как только он говорит мне эти слова.

Молчу. Кручу, высокий стакан в руках, и не прерываю зрительный контакт.

— Ник, знаю, что урод. Знаю, что сложно мне поверить. Знаю, что ненавидишь.