Блокада молчания

В четыре часа пополудни на рабочем месте объявился не кто иной, как начальник кабаркульской полиции полковник Вровень. Явления антихриста, признаться, не ожидали. Узнав, что не только он оказался в сложной жизненной ситуации, а еще парочке единомышленников причинены серьезные моральные страдания, Павел Макарович воспрял, исполнился жизненной энергией. Он изъяснялся исключительно матами, метал молнии и вносил еще большую сумятицу в процесс. Собрал больших и малых начальников, рычал на всех и каждого. Кто сливает преступникам информацию?! Почему город еще не закрыт?! Закрыть немедленно! Перекрыть все дороги, все овраги, поля и погосты! Отрезать злодеев от моря! Почему не начинаются аресты? Почему еще работает Интернет? Почему бездействует уголовный розыск?! Миллион прочих «почему»! В ответной речи капитан Дементьев, набравшись терпения, объяснил взбесившемуся руководителю, что Интернет, конечно, можно отрубить, но лишь в отдельно взятом городе. Во всей стране, увы, не получится. И зачем отрубать? Как прикажете узнавать, что с очередным городским чиновником что-то случилось? По той причине, что он не явился на работу и что-то мямлит в трубку убитым голосом? Да у человечества масса причин не являться на работу. А что касается бездействия уголовного розыска, то извините — уголовный розыск занимается раскрытием преступлений, а не их профилактикой. Его люди работают, причем упорно, на них еще маньяк висит. При слове «маньяк» Павел Макарович окончательно взбеленился. Приказал отставить маньяков. Маньяки подождут, ничего страшного, есть дела поважнее. А то ишь завели моду, прикрывать свое безделье какими-то маньяками. А ему, между прочим, важные люди звонят, все нервничают, волнуются, спрашивают, когда это кончится! А в «Гнезде дракона» у важных людей важные переговоры, и если они сорвутся, то не он один уйдет в отставку, все управление за собой потащит!

Город закрыли. Проверялись все: весь транспорт, в том числе велосипеды, пешеходы. Люди без нужды не выходили на улицу, так как патрули лютовали. «Перебор, — с отчаянием думал Дементьев. — Явный перебор. Когда они мозгами-то научатся думать? Сами не работают, а только суетятся, и другим не дают». Апофеозом безумия стал арест нескольких бедолаг мужского пола, отдаленно похожих на подозреваемых. Дементьев даже допрашивать их не пошел, лишь пальцем у виска покрутил. Допрашивал задержанных лично полковник, орал на испуганных, ничего не понимающих парней. А когда один осмелился сказать слово поперек, намекнув, что он не при делах, полковник впал в неконтролируемую ярость и точным апперкотом выбил несчастливцу зубы, отправив его за грань беспамятства. «Следующий», — удачно пошутил один из «гоблинов» полицейского подвала, наблюдающий за спектаклем (следующему, кстати, тоже не поздоровилось). В семь часов вечера капитана Дементьева вызвал мэр Александр Павлович Громов, похоже, он боялся уходить с работы.

Из-за компьютера выглядывала прибитая Инесса Леонтьевна — верная секретарша. Сегодня она не грубила, не источала холод. Оно и понятно, этой даме даже через стенку передавалось настроение шефа.

— Олег Михайлович, в городе, кажется, проблемы, нет? — как-то неуверенно вопросила она. — Как вы думаете, к нам тоже придут?

Дементьев чуть не поперхнулся. Какой же дурой надо быть, гражданка Круглая. Сомнений нет, придут ко всем — и к секретаршам, и к личным шоферам, к прачкам, поварихам, посудомойкам…

— А вы в церковь сходите, Инесса Леонтьевна, — посоветовал он. — Свечку там поставьте кому-нибудь или что…

— Так я уже сходила, Олег Михайлович, — сглотнув слюну, поведала Инесса Леонтьевна и стыдливо потупила глаза. — Поставила свечку кому-то, теперь вот не знаю, надеяться ли на Бога… Или уже пора эвакуироваться?

Мэр Громов как-то осунулся. Но, кстати, и уверенности во взоре не растерял.

— Я знаю, Олег Михайлович, что вы работаете не покладая рук, — сказал он, важно насупив брови. — Поэтому не буду вас торопить и устраивать нагоняй, угрожать увольнениями и тому подобное. Вы знаете, как нужно делать свою работу. Работайте, Олег Михайлович, только на вас последняя надежда. Не буду лукавить, мы все испуганы и обеспокоены. Взывать к помощи со стороны — это рыть себе же яму. Нас просто снимут с довольствия, но свято место пусто не останется, такова уж особенность нашего «Эдема». Скоро пойдет волна, она уже идет, а запас нашей прочности отнюдь не беспределен. Уже боюсь поднимать телефонную трубку…

— Александр Павлович, я не отказываюсь работать лично на вас, то есть прыгать через голову начальства, — сказал Дементьев. — Но, ради бога, приструните Вровеня. Он явно разгулялся. Он впадает в бешенство и уже не понимает элементарных вещей. Отдает безумные приказы и наносит своей деятельностью непоправимый вред. Он избивает арестованных, не имеющих к нашей теме никакого отношения. Нам только не хватало, чтобы люди стали роптать и в итоге пошли на нас с вилами. К тому и идет. Они уже ухмыляются по углам, злорадствуют, ждут продолжения. Если эта чернь начнет поднимать голову…

— Я понимаю, — поморщился мэр. — Попробую поговорить с этим бешеным. Но вы должны понимать, что Павел Макарович тоже натерпелся. И согласитесь, Олег Михайлович, идея полностью закрыть город не настолько уж плоха.

— Согласен, — кивнул Дементьев. — Сама по себе идея славная. Кабы не шум, сопровождающий ее реализацию. Официальные заявления, что в городе проводится спецоперация по выявлению особо опасных уголовных преступников, не выдерживает никакой критики. Люди через дом обеспечены Интернетом. Понимают, для кого преступники опасны, а для кого не очень. Мы можем превратиться в посмешище. И второе, Александр Павлович: мы прекрасно знаем, с кем имеем дело. Эти люди больше года находятся во всероссийском розыске. Они неуловимы, и это не метафора. Неужели они не сумеют проскочить через кордоны наших сонных полицейских, если у них появится желание?

В восемь вечера, когда над городом сгущались сумерки, на рабочее место вернулись опечаленные, жутко уставшие помощники. Дементьев таращился на экран монитора, поджидая новостей от «полевых агентов».

— Денек — не приведи Господь… — пробормотал Макагон, расползаясь по стулу.

— Ага, вот она, а я уж думал, потерял, — радостно поведал Шура Лапчик, извлекая из ящика свою любимую пятнистую змейку, едва не целуя ее. — Талисман, блин. Во-первых, руки заняты, во-вторых, должна помогать в работе и личной жизни. Вот только не помогает, падла… Но все равно классная штука.

— Классная штука — это штука баксов, — покосился на игрушку Макагон. — А это — хрень всякая. Замуж-то Светка еще не передумала?

— Думает, — вздохнул Лапчик. — Недавно позвонила и в грубой форме поинтересовалась, имеет ли она право видеть своего жениха хотя бы раз в пару суток.

— А ты?

— А я ответил, что это ее неотъемлемое право, — вздохнул Шура.

— Доложить ничего не хотите? — буркнул Дементьев.

— Нечего, — отозвались они вразнобой, но в принципе дружно.

Зазвонил телефон, и в эфире объявился оперуполномоченный Муртазин, голос которого дрожал от волнения.

— Понимаю, что не к месту, товарищ капитан, — вымолвил опер, занимающийся отловом сексуального маньяка. — Куда уж нашим проблемам до ваших. Но должен сообщить, что в лесополосе за теннисным кортом пансионата «Завьяловский» обнаружен женский труп. Тимченко Зинаида Аркадьевна, 24 года, проживала в пансионате с молодым человеком. Оба прибыли из Санкт-Петербурга. По неуточненным данным, близкая родственница одного из членов Конституционного суда. Тело обезображено, тот же почерк. Ожогин убежден, что насиловал и убивал Тимченко тот же упырь, что разделывал Ростову и Пятницкую. Это третий труп, Олег Михайлович, наш маньяк начинает работать каждую ночь, чего это с ним случилось? В общем, как ни крути, а мы в глубокой заднице. Можете подъехать, если хотите…

Он потрясенно уставился на заткнувшийся мобильник. Комментарии, как говорится, излишни.

— Мы, кажется, поняли, Михалыч… — дрогнул голос у Макагона.

— А не сходить ли нам с ума? — задумался Шура.

Сгустились сумерки. Фары полицейских машин освещали асфальтовую дорожку, струящуюся между цветущими зарослями. В трех шагах — ограда теннисного корта, далее пансионат, увенчанный башнями, стилизованными под средневековые, еще дальше — бухта с каменистым пляжем. Угрюмые люди в форме окружили место действия, вполголоса обсуждали событие. Очередная потерпевшая лежала в траве за деревьями с разбросанными конечностями. Все вокруг забрызгано кровью, тело шинковали, как капусту, вместе с остатками одежды. Белокурые волосы разбросаны по траве, слиплись от гумуса и крови. Витал неприятный запах, с момента злодеяния прошли почти сутки. Оперативники привычно ползали по поляне, обсуждали находку — кусок полиэтиленовой пленки, забрызганный кровью, явно оторванный от плаща-дождевика. Дамочка сопротивлялась. Странные люди эти маньяки. Последний дождь был еще в мае. Таскает с собой дождевик, перчатки, бахилы, аккуратно все это надевает перед тем, как начинает кровавую работу, а затем входит в раж и с остервенением кромсает добычу?

— Стандартный набор, господа офицеры, — поведал уморившийся медик Ожогин. — Избил, изнасиловал, умертвил с особой жестокостью. Была без сознания, не кричала, оттого необходимости в затычке для рта не возникло. Знаете, Олег Михайлович, у меня такое ощущение, что злодей, нападая на женщин, таким вот странным образом снимает стресс, устает, наверное, сильно в течение дня.

— А кто не устает? — фыркнул Шура. — Я сам после этих нервотрепок испытываю жгучее желание кого-нибудь убить. Или избить. Или хотя бы напугать. А тут еще Светка со своими закидонами…