Блокада молчания

Дементьева охватывало реальное беспокойство. Не означают ли пятничные события, что кое-кто в этом городе все же нарвался? За себя капитан Дементьев не боялся. С его достоинствами неплохо гармонировал третий дан по карате. Семьи нет, была жена, но ушла двенадцать лет назад, когда он был молодым безденежным опером и ничто не говорило о попадании в «обойму». Ребенок где-то в Кирове, он помнил о нем, иногда подкармливал, но виделся редко и не особо скучал… Но он обязан сохранять бдительность. Мало ли что. Впрочем, зеленый маячок сигнализации наглядно свидетельствовал, что покушений на дом и территорию за истекший период не было. Одевшись, он вышел к бассейну, прогулялся до кустов, прошествовал вдоль ограды, за которой был овраг, а за оврагом дорога. До моря по прямой метров четыреста по тропе через грабовую рощицу, но Дементьев не расстраивался, иногда полезно размять кости. Спустя пятнадцать минут элегантный «Опель Антара» выехал из гаража. Он проследил, чтобы по мере опускания жалюзи в дом не проникло ничего постороннего, и покатил по аллейке, засаженной белой акацией. Уже светало. Из радио доносилась попсовая муть. Капитан переключил станцию, но и там были бездарные бесы эстрады. Потыкать бы их мордами в то, что они поют. Он одернул себя, мол, прекращай злиться по пустякам. Выключил приемник и вывернул на главную улицу Росинок, мощенную приличным асфальтом. Элитный поселок еще не проснулся, машины не шныряли. Домов практически не видно, сплошные заборы — белокаменные, узорчатые, такие высокие, что с шестом не перепрыгнешь. А над заборами — непроходимая стена деревьев, даже крыши не видны. Прячутся небожители от посторонних глаз, даже своих стесняются.

Он жил на южной окраине Росинок, и каждый день, по дороге на работу и обратно, приходилось любоваться этими заборами. Дементьев прибавил газу, проскочил КПП и повернул на дорогу, касательно приближающуюся к морю. Замелькали субтропические пейзажи — бурые холмы, замкнутые пышными кустарниками, гроздья кипарисов и пирамидальных тополей, возделанные виноградники. Дорога змеилась в гору и вскоре влилась в основную, насквозь прорезающую Кабаркуль. Мелькали крыши частных владений, мелкие мастерские, винокурни. Он остановился у придорожного заведения, чтобы заправиться и добыть сигарет. Мрачно кивнул подпрыгнувшему пареньку про полный бак и, не утруждая себя оплатой, побрел в магазинчик. Заправляли Дементьева в любое время суток, и в голову людям не приходило требовать с него деньги. Но в магазине он постеснялся взять сигареты без оплаты, покупателей в ранний час обслуживала хорошенькая девчушка с карими глазками и потешно вздернутым носиком. Иногда он с ней пересекался, кивали друг дружке, улыбались. Для этой девчонки он был хорошим парнем, если хозяева заведения, конечно, не донесли, кто он такой. При взгляде на потешный носик возникали соответствующие мысли. Но ни разу не доходило до дела, вечно озабоченный, в делах, в проблемах…

— Благодарю за покупку, — улыбнулась девчушка, списав с его «хлебной карточки» сумму, эквивалентную блоку «Давидова».

— Благодарю за продажу, — отозвался он.

В девушке была загадка: даст или не даст. Разумеется, даст, но, допустим, он обычный человек и хочет познакомиться с девушкой традиционным способом? Сколько времени займет обработка? Час, день? Она почувствовала в его взгляде что-то необычайное, смутилась, опустила глаза. А он обезоружил девушку голливудской улыбкой и зашагал к машине.

Дементьев встал на вершине холма недалеко от южного въезда в город, прижался к обочине, закурил. С горы открывался чудный вид на море и прижавшийся к нему Кабаркуль. Живописные горы уступами сползали к воде, их подножия заросли лесами. Городишко был не так уж мал: три километра вдоль берега, полтора в глубину, плюс отдельно разбросанные районы (вроде тех же Росинок). Полста тысяч постоянно прописанных душ, не считая приблудных и гостей. Причалы в центральной части, со вкусом оформленная набережная. Центральная улица Морская, наиболее красивая и презентабельная, тянулась вдоль моря впритирку к набережной. Здесь находились приличные дома, административные здания. Городской сквер, современный торговый центр, двери в который (как шутила Агата) открываются силой мысли. Параллельно Морской, ближе к горам Калашная — изобилующая зеленью и фруктовыми садами. За Калашной — улица Красных Партизан, изогнутая, нелогичная, кусками возникающая то здесь, то там, то прячется в горы, то вырывается на ровные участки. Можно часами плутать по ее зигзагам, представляя себя красным партизаном, уходящим от погони. В северной части — бедные кварталы района с незамысловатым названием «Харбин», прибежище неудачников и прочих отринутых обществом элементов. Старые, осыпающиеся дома, на ремонт которых у мэрии нет денег, ветхие дороги. Навеки замолкший щебеночный карьер, полуживая трикотажная фабрика. Бельмо в глазу города, а не район. Давно пора его выделить из состава Кабаркуля, чтобы не портил внешний вид и статистику. Дай ему волю, накрыл бы район саркофагом со всеми там проживающими, а еще лучше — спалить напалмом, а на освободившемся пространстве возвести что-нибудь радующее глаз…

А в целом городок ему нравился. Это был ЕГО городок. Красивые дома, уютный райский угол. Под ногами капитана спускалась под гору южная часть Кабаркуля — непосредственно курортная зона, отели, пансионаты. Поблескивали бассейны, вились аллейки по тропическим садам. Обширные пляжные зоны, с зонтами, шезлонгами, шашлычными и прочими необходимыми для отдыха вещами. Городские пляжи все лето забиты, а вот на участке между мысом Афалина и Черепашьим оврагом, красиво прорезающим склон, на пляже появлялись лишь избранные. Здесь была закрытая зона: роскошные «камерные» отели со строгой пропускной системой, теннисные корты, отличные рестораны, сауны, SPA-салоны — все, что нужно дорогим гостям и их спутницам для нормального отдыха и деловых встреч. Песок на пляжах чистили каждый день, собирали мусор, целая армия садовников надзирала за флорой, а охранники — за всеми подозрительными… Дементьев усмехнулся, вспомнив, как разъяренные сотрудники ЧОПа «Ратибор» несколько дней назад отлавливали в закрытой зоне проституток. Целая рота размалеванных и пикантных девчонок как-то хитроумно проникла на охраняемую территорию и дала прикурить тем, кто отвечает за безопасность гостей. Отлавливали гроздьями и поодиночке, выставляли со скандалом. Самых буйных доставляли в полицию, где менты ржали как подорванные, составляя протоколы. Путаны тут роятся, как мухи над кучей навоза. Такое ощущение, что в Кабаркуле ежегодно проводятся чемпионаты мира по легкому поведению…

Он отыскал глазами безымянный каменный островок в километре от причала, и настроение сразу испортилось. Не сказать, что он забыл о проблеме, такое не забудешь, но живописные пейзажи имеют свойство отвлекать. Чертыхнувшись, капитан вновь завел мотор и покатил под горку.

Через двадцать минут он в полной задумчивости сидел на рабочем месте и систематизировал факты, гипотезы и предчувствия. Случившееся два дня назад иначе как безумием не назвать. Со столь откровенным бандитизмом он не сталкивался много лет. Ладно бы если только бандитизм. Что-то другое не давало покоя Дементьеву. Нечто подобное — а на память он не жаловался — в этой стране уже имело место. И если это то, о чем он подумал, то все ужасно.

Он вышел из оцепенения, помотал головой. Нет, лучше не накручивать, списать на ложные предчувствия. Он потянулся к чайнику, заварил кофе. До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут — время на раздумья есть. Итак, случилось то, что случилось. Информация о злоупотреблениях местных властей становится достоянием склонного к алкоголизму опального журналиста. Кто сливал? Ладно, это другая тема. Материалы попадают в руки лояльных людей, и клевреты Вровеня прибирают Зенкевича, без шума, пыли, с намерением ликвидировать после того, как он озвучит имя своего информатора. Но дураков заносит, вместо того чтобы обтяпать это дельце где-нибудь в горах, его доставляют на яхту Павла Макаровича, которая, ко всему, стоит на виду у всего города. Хоть бы головой думали, вот до чего доводит ощущение полной вседозволенности. Взбешенный Вровень так и не признался, что случилось на яхте. Его трясло, пена вырывалась изо рта, серьезный нервный срыв у человека. Прокусанное ухо, раздавленные пальцы. Все выходные он провел в окружении эскулапов в своем домине, да и сегодня на работе вряд ли появится. С оперативников спрос мал, даже нападавших не разглядели. Вся компания теперь на выброс, дебилы малограмотные… Кабы не распятая Люсьен, зазноба «шерифа», гражданка Курень Людмила Георгиевна, то не было бы никакого представления о случившемся. А так хоть что-то. По описанию злоумышленники — двое сравнительно молодых людей, мужчина с женщиной, в масках, гибкие, физически развитые, хорошо знакомые с основами восточных единоборств. Она слышала их голоса, уверена, что при необходимости сможет узнать. Обстоятельства разыгравшейся драмы приходилось домысливать самому. Допрос был в разгаре, журналиста мордовали без церемоний. Вероятно, Павел Макарович лично принимал участие в допросе, чтобы первым выведать имя информатора. Разумеется, не выведал — не дали. Ворвались злоумышленники, положили всех, кто находился на яхте, включая полковника. Павел Макарович упрямо не желал говорить, что случилось после того, как он очнулся, до того, как пустился в бега. Лишь злобно сверкал глазами и рычал какие-то нелепицы, несвойственные человеку с ясным умом. Пытали, издевались? Вели задушевную беседу, о содержании которой он упорно не желает сознаваться? Этот короткий отрезок времени беспокоил Дементьева больше всего. Тихушничает полковник, стыд и срам одолел. Или что-то другое? Дементьев склонялся к мысли, что между полковником и бандитами что-то произошло, возможно, он подвергся шантажу. Дементьев понял, что не выдержало сердце у склонного к алкоголизму Зенкевича, журналист умер. Под шумок полковник Вровень пускается в бега, прыгает в воду, плывет вразмашку к городу… В этом нет ничего удивительного, жить захочешь, и не так поплывешь. Павел Макарович бывший спортсмен, в молодые годы, когда работал в Красноярском УВДТ, играючи переплывал Енисей. У злоумышленников было время уйти — не такая уж серьезная поломка в акваланге. Но решили остаться, измывались дальше. Присобачили пиратский флаг на мачту. И эта глупая надпись: «Это только начало…» Наглецы явно хотели привлечь внимание к своей разрушительной деятельности! Прятались на острове, отправили в беспамятство троих патрульных, спровоцировали пальбу, в итоге завладели лодкой и с помпой убыли. Итог — полиция Кабаркуля в одночасье лишилась девятерых сотрудников, которых придется лечить за казенный счет. Десятый — сержант Дьячков, которому в вечерней перестрелке прострелили руку — причем свои же коллеги. Потеряна лодка, потеряно шесть единиц легкого стрелкового оружия, три автомата. Одуреть! Просто Ватерлоо какое-то! Население не в курсе, но все слышали пальбу и видели погоню, по ходу которой злоумышленники красиво взорвали свое суденышко, а полиция опять подтерлась. Городок взбудоражен, наполнен слухами, люди шепчутся, детали происшествия обрастают «подробностями». Двое суток прочь, люди работают как проклятые, а воз и ныне там! Ладно, он не будет беситься и брызгать слюной, капитан Дементьев умеет управлять своими негативными эмоциями…

Старший лейтенант Макагон Зиновий Константинович явился в девять как штык. Правда, штык был потухший, помятый и неглаженый. Вечно несвежий, уже за сорок, он явно засиделся в старших лейтенантах. Ворчливый, но в принципе исполнительный, с гибкой моралкой. Красавцем он не был, один бугристый нос чего стоил, но отхватил себе жену-красавицу на десять лет моложе и в последние месяцы терзался подозрениями, что у него в постели появился дублер. Проводимые расследования завершались ничем, но от этого подозрения лишь усиливались. Человек страдал, изводил себя, что не всегда благотворно сказывалось на работе. «Возьми отпуск на пару недель, свози благоверную на юг, и все рассосется. А мы потерпим», — посоветовал однажды Дементьев. Макагон задумался по поводу «юга», а потом резонно вопросил: «А мы где?»

— Ты, Константиныч, прямо как из глубины веков, — подметил Дементьев, созерцая землистую физиономию подчиненного. — Гель для душа подменили?

— А чьими молитвами? — проворчал офицер. — Ты приказал, Михалыч, явиться на работу, вот и явился какой есть. Слушай, я тут сложил одно с другим… — Макагон задумался, стоит ли продолжать. — В общем, помнишь историю в Подмосковье годичной давности? Парень и девка обозвали себя мстителями и в течение пары недель трепали нервы чиновникам города Качалова. Измывались, заставляли признаться в злоупотреблениях, снимали все на камеру, а потом выкладывали в Интернет. Тот еще разгуляй — в общем, нагнали жути. Ловили, ловили, ни хрена не поймали. Так называемая сетевая общественность их горячо поддерживала. Шороха навели — Чикатило такого не наводил. Несколько месяцев прошло — и в Н-ске зажглось. А Н-ск — это не вшивый Качалов: глыба, полтора миллиона душ. Работали те же парень с девкой, затерроризировали город напрочь. Ловили их уже чекисты и опять ни хрена не поймали. Интернет гудел, каждую акцию эти поганцы снимали и выкладывали в Сеть. Две недели полного ужаса, и это в городе, набитом чекистами и нашими коллегами. Прошло от силы два месяца, и вот уже Восточная Сибирь в центре внимания, новогодние, так сказать, метаморфозы… Михалыч, ты чего так смотришь? — Макагон испугался и на всякий случай спрятался за стол. — Ты как маньяк, ей-богу…

— Продолжай, Константиныч… — скрипнул зубами Дементьев. Он не любил, когда подчиненные умничали и делали такие же выводы, какие делал он.

— Ну так это… — смутился помощник. — Прости, Михалыч, не поверю, что ты не думал об этом же. Героев год назад определили во всероссийский розыск. Последние полгода — тишина, вроде бы ушли на заслуженный покой… Да, в Сети пока тихо, — признал Макагон. — Но еще не вечер. Нехорошие предчувствия, командир. Можешь, конечно, орать, но ты же умный, задумайся. По уверению Люсьен, эти двое — мужик и баба. Вылитые ТЕ. Ну или канают под тех. В общем, извиняй, командир, — подчиненный вздохнул. — Время, конечно, покажет, но что-то подсказывает… Две новости, в общем. Одна плохая, другая хорошая. Плохая — у нас назревают проблемы. Хорошая — если мы поймаем так называемых мстителей не где-нибудь, а в нашем городе, будет серьезный повод для гордости.

— Дурень ты, Константиныч, — хрипло перебил Дементьев. — Если мы поймаем этих поганцев не где-нибудь, а в нашем городе, у кого-то будет повод задуматься, а почему они прибыли именно сюда?

— Не без этого, — согласился Макагон. — И все же, Михалыч, как насчет упреждения? Можем ошибаться, но что мы теряем? Имена преступников — Никита Россохин и Ксения Левторович… Ну их настоящие, разумеется, имена. Портреты мы получим через пару часов с помощью коллег в пострадавших районах. Их как бы нет, они еще не обозначили свое присутствие, а мы уже расставляем сети. Сколько голодранцев в этом городе, Михалыч, на тебя пашет?