Боец с планеты Земля

Анцилла тоже вскочила и резко махнула рукой:

— Нет! Ванна — бессмысленно. Мы просто дверь выломаем, вот и всё… Что делать? Что делать? Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Она принялась нервно расхаживать из стороны в сторону и бить кулаком о ладонь.

Потом неожиданно остановилась и посмотрела на меня пронзительным взглядом:

— Ты что, и вправду не знаешь, что это за вино? — кивнула она на бутылку.

Я помотал головой.

Герцогиня обречённо вздохнула и плюхнулась в кресло.

— «Чёрное Кардонийское» с Флоры. Сильнейший афродизиак, действует и на мужчин, и на женщин. Купируется универсальным антидотом, которого у нас нет. Кошмар! — всплеснула она руками.

Я потрясённо молчал.

Анцилла вдруг встрепенулась и снова вскочила:

— Так! А ну давай раздевайся!

Сказала и стала решительно расстёгивать пуговицы на блузке.

— Зачем?

— Зачем, зачем… Хочешь, чтоб мы одежду друг другу порвали, когда накроет?

— Нет, не хочу.

— Тогда раздевайся, не спи!

Я тоже принялся раздеваться. Происходящее казалось каким-то сном, наваждением, как в фильме про Шурика.

— Всё! Ща начнётся, — разоблачённая догола лейтенантша метнулась к кровати. — Ну! Где ты там, ёшки-матрёшки?!

Застряв в штанине одной ногой, я запрыгал по комнате и едва не упал. На герцогиню в костюме Евы мне было стыдно смотреть. Не потому что, что она мне не нравилась, а наоборот, потому что нравилась слишком сильно и…

Тут-то меня и накрыло.

Никогда раньше не ощущал ничего подобного.

Это было одновременно и страшно, и восхитительно.

Меня буквально распирало желанием, диким и необузданным.

Я абсолютно точно знал, что если его куда-то не выплесну, то разорвусь на тысячу мелких осколков.

К счастью, объект моего вожделения находился прямо передо мной и, похоже, испытывал то же самое.

Острые коготки вонзились мне в спину, тело забилось в судорогах, и через миг мы просто слились в экстазе, забыв обо всём на свете, разом отринув все имеющиеся в этом мире условности и предрассудки…

Когда всё закончилось, пришло ощущение, как будто я вынырнул из глубины и теперь никак не могу надышаться. Глотаю ртом воздух, а он настолько тяжёлый и твёрдый, что не желает протискиваться сквозь горло в лёгкие, а если и попадает туда, то давит на них как каменная плита. Перед глазами всё расплывалось, в голове стоял гул, кожа горела огнём, в воспалённом мозгу мелькали «живые» картинки…

Вот я стою у стены, передо мной десяток бойцов с лучемётами. Они вскидывают оружие. Слышится команда «Огонь!»…

Стена исчезает. Вместо неё — площадь, заполненная народом. Стою на каком-то ящике, на шее петля. Ко мне подходит мужик в красном колпаке, с виду вылитый капитан Дидрич, зло ухмыляется и пинает ящик ногой…

Площадь всё та же, только уже без виселицы. Стою на коленях, руки связаны за спиной, голова лежит на залитой кровью колоде. Рядом опять Дидрич, в его руках огромный топор. Лезвие взметается вверх и рушится на мою шею…

От дыма нос начинает чесаться…

Что, меня теперь жгут, как Джордано Бруно?..

Нет. Это уже наяву…

Герцогиня лежала на другой половине кровати, закрывшись одеялом по горло, и молча курила. На меня она не смотрела, её взгляд был направлен в стену напротив. Скорее всего, прикидывала, как будет меня расстреливать: из рельсотрона или из плазменной пушки.

Что ж, это было логично. Наказание вполне соответствовало степени совершённого преступления.

Странно, конечно, но меня это волновало отнюдь не в первую очередь. Расстреляют и фиг с ним. И вообще это будет потом. А сейчас мне просто хотелось жрать. Видимо, сил потратил чересчур много…

Обмотав чресла найденным на полу полотенцем, поднялся с кровати и побрёл к столику. Назад не оглядывался. Что случилось, то и случилось, чего теперь горевать-то?

На овощи с фруктами особо не налегал, сосредоточившись на мясном. Белок — штука полезная, он и на поле боя хорош, и в постели.

— Мне жаркое оставь, — прозвучало через пару минут с соседнего кресла.

Голос у герцогини звучал хрипловато. Наверное, тоже изрядно вымоталась после этого чёртового «Кардонийского».

Я отложил в сторону наполовину обглоданную голяшку и взглянул на Анциллу.

Она сидела, завернувшись в тонкую простыню, придерживая верх левой рукой. В правой у неё была вилка. Этой вилкой герцогиня шуровала в тарелке с закусками, отправляя их в рот кусок за куском. Вид у дамы был мрачный.

— Вофы пйынефи, — приказала она совсем неаристократично, продолжая жевать.

Воды я набрал в ванной, прямо из крана, в какой-то кувшин, отыскавшийся около зеркала.

Вернувшись, налил и себе, и Анцилле.

Та забрала свой бокал, глянула на меня с подозрением, на всякий случай понюхала, но всё-таки выпила.

После этого минут десять мы просто ели. Жадно, не отвлекаясь. Ну, прямо как два представителя семейства кошачьих после удачной охоты и не менее удачного спаривания.

К концу трапезы настроение у Анциллы улучшилось, Щёки порозовели, морщинки разгладились… А я смотрел на неё и чувствовал себя подлецом.

Какая же она, блин, красивая! Пусть и немного «испорченная» голографической маской, но всё равно — я таких никогда не встречал.

Через какое-то время она, наконец, почувствовала на себе мой взгляд и, отложив очередной бутерброд, «стрельнула» в ответ. Нарочито насмешливо и слегка грубовато, как раньше, будто и не было у нас ничего.

— Ну и зачем?

— Что зачем?

— Смотришь зачем, как кот на сметану? Неужели влюбился?

Я покачал головой:

— Нет, экселенса. Влюбиться в вас невозможно…

Анцилла приподняла бровь.

Или мне показалась, или в её глазах мелькнуло что-то вроде обиды.

— …Вас можно лишь обожать.

Несколько секунд она смотрела на меня пристально-пристально, словно бы что-то решая, затем медленно поднялась и, чуть улыбнувшись, одним резким движением сдёрнула с себя простыню: