Бог жесток
Шрифт:
Белецкая долго молчала. А потом воспоминания всколыхнулись в ней, и были они безоблачными и светлыми, и в глазах женщины затеплился огонек жизни.
— Пожалуй, меня можно осуждать, ведь педагог не должен иметь учеников-любимчиков, — говорила Тамара Ивановна. — Но с Леной был особый случай. Я преподавала русскую литературу как раз на Ленином курсе. Правда, они не были филологами и не выражали большого рвения в моем предмете, однако Лена… Она прекрасно читала стихи… Есенин, Ходасевич, Северянин, Белый… Вообще любила Серебряный век… У нее был такой чистый голос, что трогало до слез. И самое удивительное, ей вроде бы никто не прививал любви к прекрасному. Она совершенствовалась сама, пропуская каждую
— У меня сложилось впечатление, что вы с Леной были очень близки, — сказал я, подгадав момент, когда Тамара Ивановна остановится, чтобы передохнуть. — Не рассказывала ли она вам, как жила в последнее время?
Женщина посмотрела на меня несколько странно, одновременно с укором и печалью, будто я вынуждаю ее говорить о чем-то, отчего сам буду страдать.
— Лишь до определенной степени, — отозвалась она довольно сухо. — Вы мужчина, которому Лена… насколько я поняла… была небезразлична, и вас, разумеется, интересует, был ли у неелюбовник. Да, любовник, — повторила Тамара Ивановна вполне обыденно, чего, признаться, услышать от нее я не ожидал. И продолжала: — Ничего постыдного в этом слове нет, я просто называю вещи своими именами. Лена не была замужем, но она красивая молодая женщина и соответственно не собиралась жить затворницей. Но нормальные люди не афишируют столь интимные вещи. Если она и была с кем-то откровенна на эту тему, то не со мной.
В этот момент дверь смежной комнаты отворилась, и в гостиную вступил высокий подтянутый старик, одетый по-домашнему. Взлохматив седую гриву широкой узловатой ладонью, он вонзил в меня цепкий взгляд из-под шевелящихся мохнатых бровей. В остальном же его костистое вытянутое лицо оставалось неподвижно.
— Что здесь произошло? — обратился он суровым тоном к Тамаре Ивановне.
Я подозревал, что сейчас стану свидетелем сцены, когда престарелый отец отчитывает свою тоже уже немолодую дочь, и скромно отодвинулся в угол комнаты, приняв позу стороннего наблюдателя.
— Во-первых, Кеша, ты для начала мог бы поздороваться с гостем, а уже потом выяснять, что произошло, — невозмутимо ответила женщина.
Старик проигнорировал первое замечание и повторил свой вопрос.
— Этот человек пришел поговорить о Лене Стрелковой, — сказала Тамара Ивановна.
Седовласый Кеша решительно рубанул рукой воздух.
— Черт знает что, Тома! Сколько раз я просил тебя не впускать в дом посторонних. А вам, молодой человек, вовсе не следовало говорить с моей женой, для нее это слишком большая травма. Могли бы обсудить все со мной, раз вы из милиции.
«С женой?! Значит, муж», — пронеслось у меня в голове. А в груди разливалось чувство чудной необъяснимой тоски: «Неужели такая чувствительная натура может жить с таким хамом?!»
— Я не из милиции, — все же бесстрастно ответил я.
— Раз так, вам вообще нечего делать в нашем доме, — услышал в ответ.
— Если вы настаиваете, я уйду.
— Но сначала объясните, что вам было надо.
— Успокойся, Кеша, — вступилась Тамара Ивановна. Она не выглядела ни виноватой, ни напуганной. — Этот человек был знаком с Леной.
Суровый старик расхохотался. Смех его был совсем не старческий и совсем не добрый.
— Ха! Тайный воздыхатель! Что еще за новость?! Что за чушь?! Откуда он взялся?! Извините, откуда вы взялись, молодой человек?!
— А что, я вам чем-то не угодил? — спросил я резко, что несколько сбило со старика спесь.
— При чем здесь я?! — выкрикнул он. — Все дело в Лене. Сейчас на свете осталось слишком мало порядочных людей. А она уже обожглась в жизни.
— И ушла из нее, — прибавил я.
— Ушла? — Он поперхнулся и отошел в дальний неосвещенный угол комнаты. — Да, нелепый несчастный
случай.— Но если так, — заикнулся я, — что бы вы ни сказали… уже не сделаете ей хуже…
— Действительно, Кеш… — произнесла Тамара Ивановна.
Если сначала, как мне казалось, ее тяготило общение со мной, то теперь, при появлении мужа, она, напротив, нуждалась в моем обществе. Или в обществе любого другого человека.
— А по какому такому закону я должен что-то рассказывать постороннему?! — продолжал кипятиться старик. — У него не написано на лбу, кто он такой! И Лена о нем никогда ничего не говорила!
— У Лены тоже могли быть свои секреты, — спокойно и серьезно возразила Тамара Ивановна. — Мы тоже когда-то были молоды…
— То было другое время, — ворчливо отозвался хозяин, но становилось ясно, что сопротивление его сломлено. — Раз это так угодно моей жене, мы расскажем вам о прошлом Лены. Только не позволим, чтобы вы стали копаться в грязном белье.
На это предупреждение я отвечал, что подобное мне самому будет неприятно, с чем, однако, мысленно был не согласен, ведь в том самом копании и заключалась моя работа.
Глава 2. БЛИЖНИЙ КРУГ
Университет был закончен девять лет назад. Как сложилась судьба выпускников этого курса, Тамара Ивановна не знает, но о тех, кто был близок Лене, слышала много. Было в девушке что-то, что притягивало людей: чистая светлая красота, открытость, искренность, доброжелательность, честность, какие-то неземные качества, чуждые для этого мира. Ее парень, Александр Солонков, грубовато-простодушный, как студент весьма посредственный, держал себя с Леной скорее как старший брат и опекун, нежели любовник (и немудрено, сказывалась десятилетняя разница в возрасте); она же ластилась к нему точно кошка и отдавалась вся, без остатка. И не подумайте, что у нее не было девичьей гордости, просто она так любила и любить по-другому не могла. И Александр ценил ее чувства и отвечал тем же, только более сдержанно. А еще любил он лес, дальние походы, сопряженные с ними трудности, наваристую, приготовленную на костре похлебку, песни под гитару до утра и грубую физическую работу.
Когда они окончили университет и дело полным ходом шло к законному супружеству, словно кошка между ними пробежала, случился разрыв. Даже поверить в это было трудно, настолько представлялись они неделимой парой, а все разговоры на тему их расставания — злыми шутками, но лишь одна Лена знала, как все серьезно. Произнесла могильным шепотом: «Все, конец», ничего более не объяснив; и в истериках не билась, и в петлю не лезла, и в воду не бросалась, и таблетками не травилась, понимала, что не только себя убьет, но и того, кого в себе носит. Александр исчез, однако никогда она его не попрекала и вспоминала с благодарностью.
Вздохнув, Тамара Ивановна обращается ко мне:
— Вы слышали о Светлане и Олеге Пастушковых?
— Лишь то, что отражается в светской хронике, — отвечаю я.
— Они тоже учились вместе с Леной и были достаточно дружны, — говорит она.
Светлана Пастушкова — красавица, в свои девятнадцать — двадцать выглядевшая настоящей женщиной, сводившей с ума и сопляков, и солидных мужчин. Учеба на истфаке ей была почти ни к чему. Ей уже тогда светила карьера манекенщицы, но при всем при этом она не была безмозглой размалеванной куклой, как, что греха таить, подавляющая часть особей вышеупомянутого женского племени. В жизни разбиралась лучше, чем большинство дам и мужей, умудренных опытом, да и учеба ей давалась легко, шутя. По характеру — взбалмошна, вспыльчива, но отходчива, беззлобна и добра. Окончила университет, как пощелкала семечки, не прибегая к блату, заполучила красный диплом, но не пошла работать по специальности. Зато вышла замуж за кузена.