Богатая белая стерва

Он съехал с шоссе и проследовал по проселочной дороге. Встречи с платными шоссейными проездами и штатовой охраной не были ему нужны. Он расслабился. В перчаточном отсеке он обнаружил пачку сигарет и закурил. Включив радио, он настроился на классическую станцию и стал слушать, пытаясь воссоздать атмосферу Фестиваля. Станция играла сплошную камерную музыку, и каждая отдельная пьеса была похожа на все остальные. Ави стало скучно, и он выключил радио. В этот момент он услышал чей-то стон сзади. В машине кто-то был, а он и не заметил за все это время.

Он быстро посмотрел через плечо.

Очень молодая женщина, одетая, как дешевая уличная проститутка. Ави заехал на обочину, остановился, и снова обернулся.

Должно быть спала на заднем сидении все это время. Она протерла глаза, по-детски, кулаками. Не старше двадцати.

— Какого [непеч. ] ты тут делаешь? Ты кто? — спросил Ави.

— Я?

— Да, ты.

— Я — Кримзон.

— Кримзон, — повторил Ави. — Хорошо, а что ты делаешь в машине, Кримзон?

— Я спала, — объяснила она. — Ты меня разбудил. А ты кто? Это твоя машина?

— Как ты забралась внутрь?

— Дверь была не заперта. Я зашла и заперла все двери. Думала, посплю. Надеюсь, я ничего тут не повредила. Извиняюсь.

— У тебя что, нет другого места, где можно поспать?

— Нет.

Дорога пустынна. Домов нигде не видно, только деревья черными силуэтами.

— Где ты живешь?

— В Джерзи Сити. О, черт. Джимми меня убьет. Ну и ну. Сколько сейчас времени?

Она полностью проснулась.

— Семь, — сказал Ави и, подумав, добавил, — Вечера.

— А где это мы?

— Посреди небытия. Кто такой Джимми?

— Парень, с которым я живу.

— Сутенер?

— Да, — ответила она, помедлив. — Мой сутенер.

— Он не разрешает тебе спать дома?

— Я с ног падала. Я работаю в Тоннеле. Думала — посплю, а потом еще поработаю.

Работа в Тоннеле была популярна среди уличных проституток несколько лет назад. Брали клиента, следующего на машине в Нью Джерзи, делали ему по дороге минет, получали деньги, выскакивали на нью-джерзийской стороне, и снова искали клиента — следующего в Нью-Йорк. Постоянные полицейские облавы оттеснили проституток от въезда в Тоннель. Некоторые все еще пользовались этим способом заработка, но клиентов им приходилось ловить только в Нью Джерзи, и в стороне от главных шоссе — в трущобах, в грязных улицах, тоже ведущих к Тоннелю.

— Так, — сказал Ави. — Вылезай.

— Хочешь минет?

— Нет, я не хочу минет, — Ави чуть не рассмеялся. Ей все-таки следовало бы на себя посмотреть. — Вылезай и уходи.

— А мы далеко от Джерзи Сити?

— Не знаю. Несколько миль, наверное.

— У меня ноги болят очень.

— Слушай, сука, это тебе не такси, и я не владелец благотворительной компании, занимающейся уходом за потерявшимися склизкими проститутками. Я спешу. У тебя есть выбор. Ты выходишь и идешь, или я сворачиваю тебе шею и закидываю в канаву. Выбирай.

— Я лучше пойду тогда.

— Вот и хорошо.

— Ты эту машину украл, да?

Он сделал угрожающий жест.

— Хорошо, — сказала она.

Она выбралась и закрыла дверь. Ави оглянулся, чтобы посмотреть на нее, уходящую. Он даже вышел из машины, чтобы посмотреть еще раз. Жалкая какая. Едва одетая — а тут поздний октябрь. Неудобные туфли с абсурдно высокими каблуками. Хромает по пустынной дороге, обхватив себя руками и дрожа — больше ребенок, чем женщина. Жалкая неустроенная девка в жестоком, равнодушном мире. Гадкий утенок.

Он сел в машину и включил скорость. Сжимая зубы, придавил акселератор. В зеркале заднего обзора ее не было видно. Минуту или две он гнал машину вперед, а потом затормозил.

Ее могли подобрать копы. Или какой-нибудь добрый самаритянин, и передать копам. Добрые самаритяне очень изменились за последние две тысячи лет. Это значит — у них будет зацепка. Меня таким образом могут вычислить. Впрочем, это глупости.

Вскоре он признался себе, что он свинья. Он развернул машину и поехал назад по проселочной дороге. Несколько мгновений спустя он проехал мимо нее — она все еще хромала, и выглядела жалко. Круто развернувшись, он нажал на тормоз. Вылез. Она остановилась на каком-то расстоянии от него. Он подошел к ней.

— Ладно, — сказал он. — Давай-ка я довезу тебя до дома.

Она была выше его ростом на дюйм или два, и его это позабавило. Чувства, которые он к ней испытывал, были почти отеческие. Идти она не очень-то могла.

— Обопрись о мое плечо, — сказал он.

Она послушалась. Это простое действие вдруг открыло в ней шлюзы, за которыми все это время плескалось ее горе. Она тут же растеряла всю свою энергию и концентрацию.

— Ноги очень болят! — прохныкала она.

Он посмотрел вниз. Ноги было не различить. Но коленки открытые. Он потрогал коленку. Как лед.

— [непеч. ]! — сказал он с чувством. — Ладно, обними меня за шею рукой. У меня действительно нет на все это времени. Так. Держись.

Он взял ее на руки. Она посмотрела жалобно большими глазами и положила голову ему на плечо, как сделал бы ребенок. Он донес ее до машины. Он заставил ее встать рядом с дверью — колени отказывались ей служить, но каким-то образом она умудрилась не упасть — и открыл переднюю дверь. Подцепив рюкзак, он перебросил его на заднее сидение.

— Залезай.

Она залезла. Ави обошел машину, сел за руль, и включил обогрев, по полу, на всю мощность.

— Снимай туфли, — велел он ей.

Она послушалась, морщась от боли. Он закурил и стал думать, что теперь делать. Высадить ее в Филадельфии? Или у следующей заправки?

— Жрать хочешь? — спросил он.

Она уставилась на него.

— Да.

Он перегнулся через спинку, открыл рюкзак, и дал ей сандвич. Она откусила, потом еще раз, и, быстро, еще раз.

— Помедленнее, — сказал он.

— Ладно, — сказала она, жуя. Совсем как ребенок. Рот вытирает тыльной стороной руки. И снова откусывает — большой такой кусок.

— Сколько тебе лет?

— А что?

— Сколько лет!

— Двадцать три.

Не похоже, подумал Ави. Меньше двадцати, наверное.

— Как тебя на самом деле зовут?

— А зачем тебе знать?

— Как. Тебя. На. Самом. Деле. Зовут!

— Натали.

— Откуда ты?

— Из Огайо.

— Кливленд?

— Нет. Маленький город.

— Почему не уезжаешь обратно?

— Не могу.

— Прости, как?

— Не могу. Все документы у Джимми — свидетельство о рождении, права, все. Я до сих пор должна ему деньги. Я не могу ехать домой без денег. Мне еще год надо на него работать.