Боль двенадцати женщин

– Потом возможны болевые ощущения, но мы с ними справляемся с помощью препаратов.

Она поджала губы, сжала пальцы в кулак - иногда так делают, чтобы не плакать в неподходящей обстановке. И в этот миг я понял, что говорю не с Ларисой: мой настоящий собеседник сейчас - ее страх.

– Я боли боюсь жутко. Подростковые болезненные менструации были адом, пока я не узнала, какие таблетки нужно пить. Я даже не рожала, потому что страшно. Помню, мне мама занозу вытаскивала, толстую такую. Я орала так, что соседи прибежали, думали, убивают кого-то. А мне уже лет тринадцать было, - криво ухмыльнулась она. - Я читала много книг по психологии, чтобы понять, откуда это взялось. И поняла: из детства, как и практически все наши страхи. Помню, я была совсем маленькая. К маме пришла соседка. Они сели пить чай и завели любимый женский разговор, «кто как рожал». На меня они внимания не обращали, думали, что не понимаю ничего. А я все слышала и навсегда запомнила, как соседка мучилась в родах, как ей было настолько больно, что хотелось умереть. У меня мурашки по спине бежали от ужаса. Вот с тех пор я боюсь любой боли. Это сидит на подкорке.

Состояние встревоженных женщин похоже на весну - никогда не знаешь, будет после дождя солнце, выпадет апрельский снежок или пройдется ураган. Лариса боялась боли, потому что та казалась ей чем-то не подконтрольным, будто бы это стихия. Чтобы немного ее успокоить, я рассказал, как работаю с обезболиванием после операций.

“ Она взяла ежедневник и что-то в нем помечала, когда я пояснял о препаратах, об отслеживании боли, о чувствительности. Я видел, что она конспектирует названия препаратов, но чувствовал, что на самом деле она пишет самой себе: «Ты справишься с этой болью. Тебе помогут преодолеть это. Боль не навсегда, она пройдет». „

Попрощавшись с Ларисой, я пошел обедать. В кафе рука потянулась к булочкам. Надо сказать, что я - сладкоежка и любитель выпечки. При этом могу поворчать, что у меня растет живот. Я задумался о невинных человеческих слабостях, которые могут привести к большим проблемам. Мы все куда-то торопимся, заедаем стрессы, уговариваем себя, что от одной булочки ничего страшного не произойдет, а завтра - обязательно спортивный зал или два километра в бассейне. Наступает завтрашний день, наваливаются дела, и вместо бассейна мы снова хотим булочку. И вот мы уже попали под огромную власть быстрых углеводов, а заняться спортом все сложнее. Где же находится эта роковая плюшка, которая станет точкой невозврата?

Булочку я решил не брать.

* * *

Прошло около года. Лариса снова появилась в моем кабинете. На операцию она уже была записана, все анализы и исследования были в порядке. Она сильно похудела, и все было, в принципе, неплохо, кроме живота. Хотя он и уменьшился в объеме, но был довольно большой, при этом кожа стала нависать, обозначился кожаный фартук.

Было заметно, что Лариса всерьез занималась своим весом. Да и весь ее вид говорил: «Ну вот, могу же, когда захочу».

– Результаты отличные. Руки и бедра вообще не требуют никакого вмешательства. Вы - молодец.

– Спасибо, конечно, но это заслуга мамы. Она так на меня влияла, переехала даже ко мне, чтобы цветную капусту готовить. Знаете, какая у меня мама? Ей 78, а все кавалеры какие-то вокруг вьются. Она до сих пор преподает французский и танцует фламенко. Не то что я. Руки – да, похудели, бедра тоже вроде ничего. Я еще обертывания делала, чтобы кожа сокращалась. Теперь я - один сплошной живот. Ужас какой-то.

– Напротив, никакого ужаса. С животом мы справимся. Потребуется липосакция боковых зон, поясницы. Ну и абдоминопластика, о которой вы и так всё знаете. - Я сел писать план операции, а Лариса ушла за ширму одеваться.

Очень скоро мы с Ларисой встретились в операционной.

Редко, но бывает, что перед операциями женщины ловят предобморочное состояние. В этот момент важно поймать их самих и не дать потерять сознание от страха.

Перед тем как помыться, я зашел в операционную еще раз – проверить самочувствие Ларисы. Все было готово, пациентка, уже обработанная, лежала на столе. Она была еще не под наркозом.

– Артем Владимирович. - Голос Ларисы сильно дрожал. Наверное, этот голос не дрожит на совещаниях или при решении жизненных проблем, у нее, вероятно, все всегда продумано до мелочей. Но здесь и сейчас она в уязвимом состоянии. Очень уязвимом. И ей нужна моя поддержка. - Вы не могли бы меня за руку взять?

Я много раз видел эту сцену в фильмах: чуткий врач держит пациента за руку. Много раз видел, но целенаправленно никогда не делал так сам, считая это наигранным. Но что-то во взгляде Ларисы говорило, что ей это действительно нужно. Я подошел, наклонился, взял ее за руку и уверенно сказал:

– Все будет в порядке. Сейчас вы уснете, а проснетесь уже в новом теле.

По тому, как пациентка сжала мою руку, я понял, что поступаю правильно.

Во время операции я включаю музыку. Прямо в операционной. Под свое настроение, хотя музыкальные вкусы операционной бригады я тоже всегда учитываю. Звуки наполняют пространство каким-то особым ощущением и объединяют нас всех - меня, операционную и санитарную сестер, анестезиолога и его ассистента - одним порывом, настроением, мелодией.

Заканчивая эту операцию, я подпевал песне:

«Впереди темно и страшно, я сильней своей тревоги».

Операция прошла успешно. Через час я зашел в палату Ларисы.

– Как вы себя чувствуете? - спросил я.

– Пока ничего не болит, даже удивительно, - ответила пациентка, она ощупывала свой уже не такой большой живот под одеялом. - Спасибо, доктор. Я уже не бронтозавр. Очень страшно, что сейчас сильно заболит.

– Не заболит, Лариса, мы умеем предупреждать боль. Сейчас вам сделают укол, а когда вы снова проснетесь и почувствуете, что опять заболело, нажмите на кнопку, вот здесь. Придет медсестра и еще раз обезболит. А я навещу вас завтра. Но, если что, я на связи, в любое время.

На следующий день Лариса самостоятельно пришла на перевязку.

– Доброе утро. Как болевые ощущения?

– Болит, - ответила пациентка. В ее голосе ясно читалось «Так я и знала».

– Насколько сильно болит? Оцените боль по шкале от одного до 10. При этом один - не болит совсем, а 10 - болит так, что хочется умереть. - По лицу Ларисы я понял, что она отнеслась к моему вопросу очень серьезно.

– Где-то на пять, - ответила она, хорошенько подумав и как бы мысленно просканировав все зоны вмешательства. - Ну надо же. И правда, не так страшен черт, как его малюют.

– Вот видите, все не так ужасно. С болью можно работать. Она же у нас в голове. Можно приготовить себя к тому, что в какой-то момент будет больно, но это не смертельно. Чтобы это не было неожиданностью для организма. Знаете, однажды мне зашивали порезанный палец. Без анестезии. Я был готов к дикой боли. Но ощущения оказались совсем не такими сильными. Правда, я страшно вспотел, такая вот реакция организма.

– А знаете, Артем Владимирович, я вдруг поняла, что сейчас вроде уже боюсь боли меньше.