Болезные сказки
Шрифт:
Лечебная диалектика скоро вошла в широкий обиход и хорошо известна нашим, теперь уже до конца сознательным, гражданам.
Времени на размышление и воссоединение целиком, изнутри, без внешнего вмешательства, обычно не давали.
Добре!
На этом покудова свете существовал человек, который панически боялся всего неожиданно прыгающего, резко вскрикивающего и вообще неестественного, дикого, несуразного. При виде такого его просто охватывало отчаяние.
Особенно его пугали самоходные игрушки, которых пускали гулять в переходах
Однажды, переходя со станции на станцию, он впал в настоящую истерику. И последняя длилась, пока Скорая Помощь не впорола ему молчаливого лекарства.
Психиатр дал ему мудрый совет:
– Станьте игрушкой сами. Нарядитесь рекламным хот-догом и гуляйте себе, дышите свежим воздухом. Плюс приработок. Плюс бесплатное кормление тем, что изображаете...
По-научному это называлось экспозицией или последовательной аппроксимацией, медленным приближением к пугающему.
Клиент всегда слушался докторов. Он связался с фирмой, переоделся резиновой сосиской в утепленной булке и стал уныло бродить по мосту Грибоедова.
Но тут какой-то торгаш вмешался и выпустил на тротуар целую кучу самоходок: медвежат, все тех же утят, жаб, петухов, гномов, черепашек и омоновцев. Они ползли и прыгали, издавая гадкие звуки и разбредаясь в разные стороны, мешая проходу граждан. Так что хот-дог оказался в самом центре кружка, который они стихийно образовали.
Сосиска повалилась в грязь и стала биться в корчах.
На следующем приеме психиатр ничего не сказал. Он полез в стол и вынул из ящика игрушечные вставные зубы, для вампира. Вставил их; вытаращил глаза, снял колпак и взъерошил волосы. Потом расстегнул ремень и спустил до колен свои брюки вместе с трусами.
Этим-то шоковая терапия и пробила клиента.
– Ах, значит, можно? Можно?
– взволнованно восклицал он, и тайники его души распахивались настежь.
– Можно, можно, - повторял он по пути домой, оставаясь грязной сосиской.
– Добре!
И с тех пор вытворял такое, что повторить стыдно.
Валенки для джихада
Как-то вышло однажды боком, что один высокогорный человек, чабан в душе, но джигит - в наружной экспрессии, прибыл в нашу среднюю полосу и начал, на дальней станции сойдя, прохаживаться по деревенской улочке.
Языком он владел плохо - своим, а другим и вовсе никак, и в разговоры не вступал, хотя подыскивал себе по привычке невесту. И сразу же приглядел: коза!
Имея богатый опыт выгона, выпаса и прочих вещей, которые бывают с козами и начинаются с "вы", джигит пристроился так, чтобы осуществить давно задуманное намерение. Однако приезжий не учел мелкой, но решающей детали: там, на пастбищах, в его обыкновении было носить широкие валенки. Туда он совал свои ноги, и козьи тоже совал: укрощал строптивую проще, чем неверный Челентано, который по западной глупости рубил дрова и играл в баскетбол.
Так наши более близкие к Востоку трактористы, согласно легенде, укрощают трактора: кирпич на газ и - спать, куда тому из колеи деваться.
Перед отправкой в чужие края джигит заказал себе узкие сапоги в обтяжку, с высокими голенищами. А валенки оставил
старейшинам для медитации.Козьи ноги, конечно, при известном усилии влезли, но вот извлечь их обратно уже не удавалось. Тем временем чабан, взявши верх над джигитом, решил пренебречь какой-то презренной обувью и довершить мужское дело. Коза побежала; джигит с непривычки упал и стал ругаться. На шум собралась толпа; к счастью, поблизости располагалась лечебница, ветеринарная по совместительству - короче, для всех.
Молодой, неопытный доктор сразу подумал об остром приступе вагинизма, который случается, например, у всяких собак, так что этих животных не расцепить. И, надеясь расслабить половую мускулатуру восточного гостя, вкатил ему четыре куба реланиума. Но это только затянуло совокупление, поскольку дело было все-таки в сапогах, а не в шляпке.
Старенький, уже на пенсии, доктор айболитовских лет, явился с ножницами и ловко разрезал приезжему голенища. Кавказский пленник возмутился и показал знаками, что сапоги были шиты на заказ и обошлись ему очень дорого. Козу он придерживал за усталые рожки, словно улитку. Тогда сам главный врач предложил джигиту просторные, личные бахилы показательно-голубого цвета; коза и джигит обулись заново, и дело было доведено до успешного конца.
При калитке в это время плакала и убивалась старушка, ибо то был ее серенький козлик, а не коза, тогда как насильник служил знамени с изображением волка и прибыл с диверсией.
Гордый кавказец заплатил за пятирублевые бахилы сотню фальшивых долларов, и это стало знаком временного примирения народов и животного мира.
Вспомнить Всё - 2
(1) - Это у меня уже было, не здесь и по другому случаю.
Арнольд Шварценеггер и Шерон, что ли, Стоун, вылетели на самую поверхность Марса. К спасительному, прозрачному куполу прильнули, расплющились изнутри любопытные лица.
Оба катились по насыпи, оба задыхались, у обоих выпучивались и вот уже начисто вылезали глаза. Но тут подоспело спасение, так что обоих вернули целыми и невредимыми, разве что чуть влюбленными.
– Я вспомнил!
– кричал Шварценеггер.
– Я уже был на Марсе!... Аэлита!
– метнулся он к спутнице.
– Лось!
– воскликнула Стоун, любуюсь поседевшими под марсианским солнцем волосами Лося. Они белели снежной белизной. В них напрашивались пальцы.
– Нет, - призадумался тот.
– Лось - губернатор русского Петербурга. До меня доходили слухи, что он Сохатый. Я... я губернатор штата Калифорния?
Подбежал дохтур будущего и вколол Шварценеггеру в шею новейший препарат.
– Вы болели, - радостно выдохнул дохтур.
– Но вы поправитесь! У нас на Марсе - замечательные врачи!
– Мой папа, - помрачнел Шварценеггер, - мой папа - фашист! Коммунистише Швайне!
Глаз, пострадавший во время падения на марсианский грунт, вылетел окончательно. Внутри горела красная лампочка.
– Я вспоминл Всё, - бесстрастно сказал Шварценеггер.
– Я киборг из светлого коммунистического будущего. Бойцы сопротивления послали меня уничтожить основоположника советского коммунизма. Они недовольны сложившимся строем. Они говорили, что вождь скрывается под хрустальным куполом...