Большая книга стихов

1973

ОТПУСК ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ

Вкруг столбов намотала сугробы поземка, Смутно, дробно, сквозь сумрак мерцает село. Ты подумай, куда занесло тебя, Семка, Ах, куда занесло! "Дуглас" вырвал тебя из кронштадтской блокады, Сутки мерзнет на розвальнях твой чемодан, Ты шагаешь за ним, впереди — вислозадый, Дряхлый мерин Будан. То ли юрты стоят, то ли избы-хибары? То ли варится вихря и гари навар? Там вдали — твои братья по вере хазары Иль становья булгар? Что же тянет тебя в сумрак снежного тыла? Понимаешь ли сам, где родной твой очаг? В польской пуще застыла зола, и застыло Время в русских печах. Ах, как много в степи ветра, холода, злобы! Это сыплется древний иль нынешний снег? Вкруг столбов намотала поземка сугробы, И далек твой ночлег.

1973

ПОСРЕДИНЕ ЗАПРЕТКИ

Я прочел сохраненные честью и чудом листы — арестанта записки: "В этом мире несчастливы только глупцы и скоты", — вот завет декабристский. Я пройду по земле, как проходит волна по песку, поглотив свою скорость. Сам довлея себе, я себя самого извлеку, сам в себе я сокроюсь. Мне, кто внемлет владыке времен, различать недосуг — где потомки, где предки. Может быть, я умру хорошо, и убьют меня вдруг посредине запретки.

1973

ОСТРОВОК

Длинная песчаная гряда, Синяя байкальская вода, Костерок в таежной тишине, Каторжанский омуль на рожне. А напротив — зелен островок, Не широк, зато золотобок. Сколько лиственниц на нем растет! Или это, свой прервав полет, Птицы собрались на островке, Да застряли в золотом песке. Улететь не могут никуда, Стерегут их небо и вода.

1974

ОЗЕРО

Стекло воды озерной Напоминает мне Стекло трубы подзорной, Сокрытой в глубине. Ее приставил к глазу Вожак подземных сил, И по его приказу Военный стан застыл. Где темень словно камень, А камень старше мглы, Базальтовая рамень, Порфирные стволы, — Увидел полководец, Когда смотрел в трубу, Избенку, огородец, Песчаную тропу. Она вела куда-то, — Быть может, в те края, Где вертоград заката, Где башня соловья. Земля была как чудо, И он смотрел туда, Где без тебя мне худо, Где мне с тобой беда.

1974

ВЕЧЕРЕЕТ

Темный дуб достигает лазури, Но земля ему стала милей. Как сонет, посвященный Лауре, Он четырнадцать поднял ветвей. Он ведет на заветном и звонком Языке свой спокойный дневник: "Был я утром сегодня ребенком, Вечереет — и вот я старик".

1974

В ГОЛУБОМ СОСУДЕ

В лесу июля, в голубом сосуде, Подробно, точно вычерчены ели, И только люди потому и люди, Что их угадываешь еле-еле. Как хорошо, что был Творец неловок, Что не был увлечен задачей мелкой И свой небрежный, свежий подмалевок Он не испортил тщательной отделкой.

1974

"В этом городе южном я маленький школьник…"

С. Б. Рассадину

В этом городе южном я маленький школьник, Превосходные истины тешат мой слух, Но внутри меня шепчет какой-то раскольник, Что рисуются буквы, а светится дух. Страстно спорят на говоре местном южане, Но иные со мной существа говорят: Словно вещая птица из древних сказаний, Прилетел небывалого цвета закат. Новым, чистым дыханьем наполнился будень, Обозначилось все, что роилось вдали, Лодки на море — скопище старых посудин — Превратились в мерцающие корабли. Стало вольностью то, что застыло темницей, Свет зажегся на стертой скрижали земной, Все иду, все иду за нездешнею птицей, А она все летит и летит надо мной.

1975

РУССКАЯ ПОЭЗИЯ

Покуда всемирный Фердыщенко Берет за трофеем трофей, Уже ты на лавры не заришься, А только бессмысленно старишься, Мещанка, острожница, нищенка Дворянских, мужичьих кровей. Куда как ликующей мнимости Слабей непреложность твоя, А все ж норовишь ты упрочиться, То плакальщица, то пророчица, То ангел из дома терпимости, То девственный сон бытия. Строка тем косней, чем мгновеннее, А крылья — неспешной даны. Лишь в памяти зреет грядущее, Столь бедно и глухо растущее, И ты уничтожишь забвение Дыханьем вселенской весны.

1975

"Когда болезненной душой устану…"

* * *

Когда болезненной душой устану От поздней и мучительной любви, Под старость лет пущусь по океану, Как Иегуда Галеви. Заблудится ль корабль и рухнет в бездну, К разбойникам я попаду ли в плен, В толпе ли пилигримов я исчезну, В пыли, у глинобитных стен? Я твердо знаю, что исчез я прежде, Что не было меня уже тогда, Когда я малодушно жил в надежде На близость Страшного суда, А между тем служил я суесловью, Владея немудреным ремеслом, И слово не хотело стать любовью, Чтобы остаться, как псалом.

1975

ВРЕМЯ

Разве не при мне кричал Исайя, Что повергнут в гноище завет? Не при мне ль, ахейцев потрясая, Сказывал стихи слепой аэд? Мы, от люльки двигаясь к могиле, Думаем, что движется оно, Но, живущие и те, кто жили, — Все мы рядом. То, что есть Давно, Что Сейчас и Завтра именуем, — Не определяет ничего. Смерть есть то, чего мы не минуем. Время — то, что в памяти мертво. И тому не раз я удивлялся, Как Ничто мы делим на года; Ангел в Апокалипсисе клялся, Что исчезнет время навсегда.

1975

"Господин Весенний Ветер…"

* * *

Господин Весенний Ветер, Я вас помню молодым, Вы беседовали весело С госпожой Акацией. В нашем городе стояли Иностранные суда, И взметались, и сияли Беспокойные года. Господин Весенний Ветер, Вот и стал я стариком, И давно сожгли захватчики Госпожу Акацию. Словно камни под водою — Онемелые года. Та, что здесь всегда со мною, Не вернется никогда.

1976

ИЗ ТЕТРАДИ

Но только тот, кто мыслью был наставлен, Кто был рукоположен красотой, Чей стих, хотя и на бумаге правлен, Был переписан из тетради той, Где нет бумаги, букв и где страницы Незримы, хоть вещественней кремня, — Увидел неожиданно зеницы, Исторгшие на землю столп огня.

1976