Больше, чем друзья
Шрифт:
— Боже, как мелко… Я верну вам деньги за это шампанское.
Маша ставит недопитый бокал на стол и пролетает мимо меня на палубу.
— Это было грубо, Аркадий, — бурчит Радунков.
— А чего она умничает? Загрузила всех своей экологией, — оправдывается тот. — Бабы сейчас всякой херней страдают вместо того, чтобы своими прямыми обязанностями заниматься.
— Это ты про «у плиты стоять и детей рожать»? — прищуривается Олька.
— Именно! И ноги вовремя раздвигать, — ржет он, звонко шлепнув губастую фифу по ляжке.
— Да не обращайте на нее внимания! — неожиданно громко подает голос Лина. —
Договаривает и смотрит на меня испугано.
— Тебя забыли спросить. Ты лучше помалкивай, — советую.
Я собирался вступить в разговор раньше, еще на старте заткнуть рты всем, кто рыпнулся на Маху, но предоставил ей возможность самой это сделать. Если честно, хотелось понаблюдать за ней такой деловой и отчаянной, и я в восторге от девчонки. В ней столько чести и достоинства, столько правильных мыслей в ее чудесной головке, столько доброты в сердце. Всегда знал, что она умница, теперь считаю идеальной.
— Вечер подпорчен, но не страшно. Ща все бахнем по «Северному сиянию»[1] и помиримся! — вещает заметно подпитый Аркаша.
Он еще с берега мешает «Моет» с «Абсолютом», уверяя, что никогда не пьянеет. Фееричный долбоеб.
— Перед девочкой надо извиниться, — говорю ему максимально спокойно.
— За что? Она у тебя неадекватная, Кость. Воспитывай лучше.
— Так она не его девушка. Просто знакомая! — возмущенно пищит Каролина.
Метнув в нее молнию, снова смотрю на оленя.
— Ты попытался обесценить дело, которым Маша занимается. Это некрасиво. Знаешь, почему ты взбесился? Потому что эта девочка показала тебе, кто ты есть на самом деле. Ткнула носом в твое же дерьмо.
— Сейчас не понял, — понижает он голос. — Чё за предъява?
Желание двинуть по его обгоревшей на солнце морде настолько сильное, что кулаки сжимаются. И первым это замечает познавший дзен Андрюха. Подскочив с дивана, он переключает внимание на себя.
— Так, ребят! Хочу сказать! Лично я считаю, что Маша во многом права. Жить по принципу «после нас хоть Армагеддон» — ненормально. В отличие от всех нас она пытается что-то делать, чтобы сохранить наш общий дом, и это как минимум заслуживает уважения.
— Как минимум, — кивает мужу Оля. — Спасая бездомных животных и защищая дельфинов такие вот девочки не херней страдают, как тут выразились, а противостоят жестокости и несправедливости. Держат оборону добра, если хотите.
Качнув головой, Аркаша рубит рукой воздух и выдыхает:
— Ну все, застыдили! Эй, как там тебя? — в открытую дверь выглядывает на палубу. — Иди сюда, малышка, дядя Аркадий брюлик подарит за экогероизм. Но только если сиськи покажешь!
И ржет, как конь.
Меня перекашивает. Желание подрихтовать его мерзкую рожу переходит в острую необходимость. Кулаки сжимаются крепче, плечи напрягаются. Я умею сдерживать агрессию и знаю, как себя остановить, но не в этот раз. Как гребаная тестостероновая бомба детонирую.
Олень продолжает звать Машу. Встал, пятерней машет. На сиськи он ее позарился. Гондон отмороженный! На Махины сисисечки.
Эта мысль — последняя капля.
В одну секунду подлетаю и с размаху впечатываю кулак ему в челюсть. Слышу характерный хруст, но чувствую неудовлетворенность. Наношу второй удар в нос. Аркаша опадает
на диван, кровища брыжжет, по белоснежной футболкерасползаются алые пятна. Эскортница его орет сиреной. Я снова замахиваюсь…— Костян, не надо! Никто твою Машу больше не тронет! — останавливает Радунков.
Кулак висит в воздухе, рука от напряжения дрожит.
Андрюха наваливается сбоку, сносит с ног. Подбегает британский диджей, и они вдвоем пытаются меня скрутить. Один на русском что-то говорит, второй на английском. Я ни хера не понимаю, в ушах пульсирует, в глазах кровавые пятна. Адреналин фигачит. Борюсь и в итоге обоих отшвыриваю.
Северный олень пришел в себя и подорвался на ноги, прет на меня боровом. Он выше, весит больше, но рыхлый и неспортивный — для меня не противник. Сейчас он будет в нокауте. Собираюсь, встаю в стойку.
Дружелюбное ссыкло Радунков прыгает сбоку и пищит, как комар:
— Костя, прекрати! Аркадий, успокойся! Капитан полицию вызовет, у всех будут проблемы.
Аркаша рычит и разгоняется. Я отклоняюсь в сторону, собираясь атаковать его под другим углом, но он локомотивом проносится мимо и впечатывается в столик с бокалами и шампанским. С грохотом опрокинув его, падает сверху и отключается.
Звук бьющего стекла и пронзительный женский визг приводит меня в норму. Глядя на повергнувшего самого себя противника, опускаю руки. Зрение перестает быть туннельным. Я вижу ошарашенные лица официантов и испуганные глаза Оли.
— Кость, у тебя руки в крови и губа треснула, — говорит она тихо. — Иди умойся.
Киваю, но продолжаю стоять. Что на меня нашло? Сто лет не махал кулаками, только в зале с грушей. Помешательство какое-то.
Вокруг суета. Андрюха с Радунковым поднимают и тянут окровавленного Аркашу в одну из кают, эскортница верезжит, что нужно вызвать врача. Бритиш с блогеркой забились в угол, оба в шоке. Лину не вижу, Маши тоже нигде нет. Ладно, потом…
Направляюсь в ближайший гальюн, мою руки. Губа и правда разбита. Кажется, это Андрюха локтем задел, пока удерживал. Жестко меня накрыло. Хорошо, что Аркаша сам себя нокаутировал, в противном случае я бы превратил его рожу в фарш.
Вечер испорчен окончательно. Осадочек мерзкий, на сердце тяжело. За Машку волнительно. Она испугалась, наверное. Надо с ней поговорить.
Выхожу, ищу ее глазами и не нахожу. Мимо фурией проносится Лина, закрывается в туалете. Вид оскорбенный, лицо бледное. Ну и черт с ней. Где Маха? На крошечной кормовой палубе, где она была, пусто. Но я почему-то стою и смотрю на воду. Не иначе как шестое чувство срабатывает, потому что метрах в десяти за бортом вдруг мелькает оранжевый комбез.
Твою мать!
Не раздумывая, перемахиваю через ограждение и прыгаю в темную воду.
[1] Северное сияние — здесь коктейль из смеси водки и шампанского.
Глава 18
Маша
Любой серфер знает, как правильно группироваться при падении и вести себя под водой. Главное — не паниковать, экономить кислород. Но я была не на доске. Упала с большой высоты, вошла в воду неудачно и провалилась слишком глубоко. И я в конкретной панике.