Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Борьба за наследство Киевской Руси : Краков, Вильнюс, Москва
Шрифт:

В дальнейшем он рассылал послания ко всем европейским правителям с просьбой начать войну против турецкого султана Мехмета II, мало повлиявшие на решения этих государей. Впоследствии Исидор стал константинопольским патриархом, в чине которого и умер, до конца дней своих оставаясь патриотом Византийской империи. Бывший митрополит всея Руси и константинопольский патриарх Исидор был погребен в церкви св. Петра в Риме.

А в Москве после побега опального митрополита Исидора церковью руководил никем не поставленный Иона, который в 1448 г. был утвержден на московском Соборе русских иерархов, без участия в этом избрании константинопольского патриарха и возражавших против такого порядка епископа Боровского Пафнутия и боярина Василия Кутузова. С этого момента московская православная церковь стала автокефальной, т. е. самоуправляемой.

В то же время в Литве в очередной раз изменилась политическая обстановка. Дело в том, что польский король Владислав III, став еще

и королем Венгрии Ласло V, для защиты своего нового государства участвовал в войне с турками-османами, на которой и погиб в 1444 г. в битве при Варне. В связи с этим основной задачей великого князя литовского Казимира было занять польский трон, не потеряв при том литовского престола. В 1447 г. он был коронован на польский трон с именем Казимир IV, оставаясь одновременно и правителем Литвы. Естественно, и взгляды на церковную унию у нового короля изменились. В Литве стал управлять русскими епархиями поставленный в Риме митрополит Григорий Болгарин, ученик и попутчик Исидора, когда тот бежал из Московского государства. В результате духовенство в киевской, брянской, смоленской, перемышльской, туровской, луцкой, владимирской, полоцкой, хельмской и галицкой епархиях признало постановления Восьмого церковного собора во Флоренции.

На протяжении 40-х годов XV столетия в Новгородской земле был неурожай и падеж скота. Ослабленное постоянным неурожаем государство было раздираемо между Ливонским, Литовским и Московским государствами, каждому из них хотелось сделать Господина Великого Новгорода своим вассалом.

Как сообщает Новгородская четвертая летопись, «в Новгороде хлеб дорог был не только в один тот год, но все десять лет: по полтине за две меры зерна, иногда чуть больше, иногда меньше, а иногда и негде купить; и была великая скорбь и печаль христианам, только слышны были плач и рыдания по улицам и по торгу; и многие, от голода падая, умирали, дети на глазах родителей своих, и отцы и матери на глазах детей своих; и многие разбежались: одни в Литву, другие в католические страны, третьи же ради хлеба продавали себя мусульманским и иудейским купцам» [62, 328].

Ливонцы хотели взамен помощи получить новгородские земли, в том числе Остров на реке Лютее, на что новгородцы не согласились. Еще в 1441 г. князь Дмитрий Шемяка, в очередной раз поссорившись с великим князем Василием II, бежал из Углича в Новгород, где подзадориваемый князем Александром Чарторыйским, одним из убийц великого князя литовского Сигизмунда, собрал множество бродяг, которые были счастливы прокормиться грабежом Московского государства. С этим войском князь Дмитрий Юрьевич в тандеме с литовским князем дошел до Москвы, но затем без особой борьбы стороны примирились. Князья вернулись по домам, а куда делись тысячи новгородских бродяг – история умалчивает.

А вот великий князь литовский Казимир предлагал новгородцам отложиться от Московского государства взамен на обеспечение военной и продовольственной безопасности, напоминая им, что только для их блага он не заключает мирного договора с великим князем Василием II. И новгородцы приняли от Литвы наместников в некоторые пригороды, а затем пригласили в Новгород из Москвы литовского князя Юрия Семеновича (Лугвеньевича). Этому внуку великого князя Ольгерда удалось несколько раз удачно противостоять с новгородцами войскам Ливонского ордена. Кроме западных врагов, новгородские пределы грабили также тверские князья, а почувствовав слабость Новгорода, пыталась обрести независимость и самая восточная его провинция – Югра, поставщик мехов диких зверей и серебра.

Не имеющий никаких обязательств по отношению уже к троюродному брату своей матери великий князь Василий II первым напал на земли великого князя литовского Казимира, послав двух, служивших ему, татарских князей на Брянск и Вязьму. Московско-татарское войско не только разграбило окрестности этих городов, но и доходило до самого Смоленска. В ответ литовское войско разорило окрестности Козельска, Калуги, Вереи и Можайска. Одновременно с этим на Рязанское княжество напал некий царевич Золотой Орды Мустафа. Ограбив в начале зимы рязанские волости и села, он пленил множество народа, но не смог уйти на юг в степи из-за больших снегопадов и сильных морозов. Дело дошло до того, что этот царевич попросил рязанцев за возврат взятых пленных пустить татар переждать непогоду в Переяславль Рязанский. Те, как ни странно, смилостивились над врагом и пустили татар в свои жилища. Великий же князь Василий II и не думал оставлять такую легкую добычу, тем более что и рязанцам надо было показать, кто здесь может решать вопрос о предоставлении убежища целому войску. Татары царевича Мустафы дрались мужественно, до последнего воина, так что даже среди московских воинов вызвали уважение и зависть к их боевой славе. Однако победа русских воинов привела к новой беде: татарский хан Уллу-Махмет захватил Нижний Новгород и направился к Мурому, где встретился с войском великого князя московского Василия II, вместе с которым были и другие внуки Дмитрия Донского и внук Владимира Андреевича Храброго:

Дмитрий Юрьевич Шемяка, Иван Андреевич Можайский, Михаил Андреевич Верейский и Василий Ярославич Боровский. В этой первой зимней встрече 1445 г. удача была на стороне великого князя московского, а весной хан Уллу-Махмет пришел вновь с большим войском и теперь не просто праздновал победу, но и захватил великого князя в плен.

Но и это было еще не все. Как сообщает об этих печальных для Москвы событиях летопись, «князь великий собрал воинов, и пошел снова на Махмета, и пришел к Суздалю; и, когда был он у Евфимьева монастыря, внезапно напали татары, и была у них великая битва, у великого князя с татарами, и за грехи наши побежден был князь великий, и татары, захватив государя великого князя на той битве, повели его в Орду, а с ним князя Михаила Андреевича, и множество других людей – бояр и молодых людей, и монахов, и монахинь, а множество иных зарубили, а князья Иван Андреевич и Василий Ярославич, раненые, с небольшой дружиной убежали. А после этого поражения от татар и другая была беда: через шесть дней, когда сбежались в Москву со своим имуществом со всех сторон оставшиеся люди, загорелась Москва внутри города, и выгорела вся, и много христиан сгорело, числом семьсот, а имущество все сгорело, и рухнула церковь Воздвижения Честного Креста» [62, 330].

Великий князь Василий II не долго пробыл в плену у татарского хана, осенью тот отпустил его за баснословную для тех времен сумму: двести тысяч рублей. Были и еще какие-то договоренности, но, как отмечает летописец, «другое об их договоре Бог знает да они сами». Такая огромная денежная выплата привела к тому, что серебряные деньги начали чеканить меньшего веса и в народе стали «деньги хулить серебряные». Князья Дмитрий Юрьевич Шемяка и Иван Андреевич Можайский, опасаясь великого князя (один за то, что вообще не поддержал своего сюзерена в этом сражении, а другой – что не сумел выручить его на поле боя), а также тверской князь Борис Александрович сговорились, захватили и затем ослепили Василия II. Вменяя ему в вину обещание отдать Московское государство хану Уллу-Махмету в счет выкупа, они говорили: «Зачем татар привел на Русскую землю, и города отдал им, и волости дал им в кормление? А татар любишь и слова их сверх всякой меры, а христиан мучаешь немилостиво сверх всякой меры, а золото и серебро, и собственность отдаешь татарам» [62, 331]. Заговорщики предполагали, что слепому Василию Васильевичу татарский хан уменьшит сумму выкупа, который и на них ложился тяжелым бременем. Правильно оценивая пагубные для государства действия великого князя, эти заговорщики, совершив казнь, вряд ли сильно заботились о благополучии народа.

Московские бояре и дворяне из тех, что сразу не эмигрировали в Литву, присягнули на верность великому князю Дмитрию Юрьевичу Шемяке, но, вероятно, с мыслью в удобный момент предать его. А сам Василий Васильевич, получивший прозвище Темный, был счастлив, что двоюродный брат оставил его в живых, смирился, целовал крест вместе с Дмитрием Шемякой на том, что не будут друг против друга чего-либо замышлять. Затем, получив в удел Вологду, он уехал туда вместе с семьей. Вот только Трифон, игумен Белозерского Кириллова монастыря, согласно с желанием Василия Темного, объяснил ему, что клятва, данная в таких условиях, недействительна. С Кубенского озера Василий Васильевич уже не вернулся в Вологду, а поехал в Тверь, где Борис Александрович, несмотря на вражду к московским князьям, согласился помочь слепому князю вернуть великое княжение в обмен всего лишь за обручение своей дочери Марии с княжичем Иваном Васильевичем.

В помощь Василию Васильевичу пришли из Литвы с войском бежавшие туда его сторонники, а также сыновья хана Уллу-Махмета с татарским войском, которые хотели получить весь обещанный выкуп за великого князя. Ни князь Иван Андреевич Можайский, ни великий князь Дмитрий Юрьевич Шемяка сидеть на пепелище Москвы не собирались, поэтому Москва была легко взята сторонниками Василия Темного, тем более что там еще оставались его сторонники. Теперь уже князья Иван Андреевич Можайский и Дмитрий Юрьевич Шемяка вынуждены были клясться в верности вернувшему себе великое княжение Василию Темному, были прощены и получили в пользование свои уделы. При этом непонятно, зачем был нужен московским боярам, так рьяно боровшимся за своего неудачливого, задолжавшего татарскому хану огромную сумму денег князя, теперь еще и слепой государь? Видимо, именно при нем московское боярство почувствовало себя более свободным и приближенным к управлению Московским государством.

Уже при слепом великом князе московском произошел Собор иерархов церкви, на котором епископы Ефрем Ростовский, Авраамий Суздальский, Варлаам Коломенский, Питирим Пермский, по просьбе Василия II, избрали рязанского епископа Иону митрополитом, а новгородский и тверской владыки прислали письменное согласие с выбором собора. Иона уже давно мечтал занять митрополичью кафедру. И хотя еще в 1432 г. был наречен в Москве митрополитом, но поехал на утверждение в Константинополь только после 1435 г., когда, как упоминалось выше, патриарх уже утвердил митрополитом Исидора.

Поделиться с друзьями: