Бородинское поле

ответный огонь. Полковник снова прильнул к стереотрубе.

Снаряды рвались на стыке окопов первого и второго

батальонов, как раз там, куда устремились контратакующие

танки и пехота немцев. "Пытаются остановить наших, -

подумал полковник, всматриваясь, как сокращается

расстояние между разрывами снарядов и танками. -

Напрасные старания. Не остановят". И в самом деле,

поначалу огонь нашей артиллерии был жиденький, и танки как

ни в чем не бывало продолжали идти вперед, к окопам,

занятым советскими войсками. Из окопов, очевидно, стреляли,

потому как - полковник это видел - упали несколько солдат,

бегущих за танками. Но остальные старались не отрываться от

танков. Зато две роты, шедшие в атаку, продвигались, как

показалось полковнику, непростительно медленно, хотя ничто

им не мешало, по крайней мере неприятельские снаряды до

них не долетали. Вот они поравнялись с НП, и полковник не

выдержал, возмутился:

– Какого дьявола! Ползут как черепахи! Темп! Темп!

– Разрешите мне? - сделав порывистое движение к

выходу, допросил лейтенант.

– Нет, - твердо, но спокойно сказал Гуттен. - Успеете,

Кольб. Придет и наш черед.
– А про себя подумал: "Сейчас

самое время поднять в атаку первый батальон". Но, вспомнив

категорическое "нет" командира дивизии, лишь сокрушенно

вздохнул.

Он уже решил было идти на свой КП, как вдруг

невиданной силы раскатистый гром встряхнул землю. Это был

не один мощный взрыв. Это была серия взрывов, слившихся в

единый гул, продолжительный и зловещий. Десятки снежных

султанов взвились в воздухе над двумя идущими в атаку

ротами. Роты исчезли. По крайней мере, так показалось

Гуттену в тот момент, когда после умолкнувшего зловещего

взрыва он посмотрел на поле. Снежные брызги, падая,

сверкали в солнечных лучах там, где еще минуту тому назад

так непростительно медленно шли в наступление две роты

вслед за ушедшими вперед танками и ротой солдат.

Исчезновение наступающих солдат, очевидно, заметил и

Кольб. Неподвижное плоское лицо его сделалось мертвенно-

бледным, блуждающие глаза выражали испуг, недоумение и

немой вопрос. Полковник стоял выпрямившись, он хорошо

владел собой. Сказал твердо и уверенно:

– Русская реактивная артиллерия.

Для него, как и для Кольба, это было первое знакомство

с прославленной "катюшей". Залп наших PC накрыл

атакующего противника. Но вражеские солдаты не исчезли, как

это вначале почудилось полковнику и его адъютанту. Они

просто попадали в снег, многие замертво, и сверху их

прикрыла поднятая взрывом снежная пороша. Лишь направив

стереотрубу на то место, куда легли снаряды "катюши",

полковник увидел, как офицеры пытаются поднять солдат и

заставить их продолжать атаку. Чутье бывалого воина

подсказывало Гуттену, что атака захлебнулась и ушедшие

вперед девять танков с ротой пехоты едва ли сумеют вернуть

утерянную ночью позицию, но он никак не хотел смириться с

тем, что эту позицию уже невозможно вернуть. Идея поднять

свой полк в атаку становилась навязчивой. Он твердо верил,

что его полк при поддержке девяти танков сумеет выбить

русских из окопов и обратит их в бегство, подобно тому, как они

прошедшей ночью обратили в бегство немецкий полк. Он

приказал Кольбу соединить его с командиром дивизии. Он

доложит обстановку и предложит свое решение - поддержать

атаку. Генерал поймет и разрешит.

Кольб долго не мог дозвониться до штаба дивизии. А

события тем временем развивались стремительно и круто.

Наблюдая за полем боя, полковник видел, как достигший

русских позиций головной немецкий танк загорелся, как потом

откуда-то, точно из-под земли, взмыли советские штурмовики.

Они прошли на бреющем полете над танками с востока на

запад, с грохотом и свистящим гулом пронеслись над

наблюдательным пунктом Гуттена, вынудив денщика

инстинктивно съежиться и пригнуться, что вызвало

презрительную усмешку лейтенанта. Когда самолеты скрылись

за темно-серой кромкой дальнего леса, полковник опять

посмотрел в стереотрубу и увидал уже не один, а четыре

горящих танка. Два танка повернули назад, а сопровождавшая

их рота врассыпную побежала обратно. Какое-то странное,

непонятное движение происходило и там, где под залпом

"катюш" залегли две роты немецких солдат. Не вставая с

земли, они шевелились, суетились, но не шли ни вперед, ни

назад. Теперь Гуттен понял, почему генерал не разрешил его

полку атаковать: не было шансов на успех. А лейтенант все

еще названивал в штаб дивизии, пока полковник не сказал

мягко и вежливо:

– Хватит, Кольб, оставьте их в покое.

– Наверное, линия повреждена, - решил лейтенант и

отошел от телефона.

– Вероятно, - согласился полковник негромко и вяло. Он

уже пожалел, что пошел на НП, но возвращаться сейчас на КП

было небезопасно. Не приказал, а вежливо попросил

адъютанта: - Соедините меня с первым батальоном.

Когда к телефону подошел комбат, полковник попросил

доложить обстановку.

– На левом фланге, господин полковник, наступают наши

танки с пехотой, - начал комбат сиплым деревянным голосом.

– Вернее, отступают, - грубо перебил его командир полка.

– Именно так, господин полковник. Четыре наших танка

горят. Еще два, кажется, повреждены.

– Это я вижу, - опять нетерпеливо перебил полковник.
–

Что у вас происходит на правом фланге?

Гуттену не довелось услышать ответ командира первого

батальона. Все, что запомнилось ему в этот миг: