Боспорское царство

Мастерские боспорских металлистов, в числе многообразных изделий из железа и бронзы, выпускали особенно в большом количестве различные виды оружия: мечи, кинжалы, панцыри, наконечники копий, стрел и пр., изготовлявшиеся в это время преимущественно по образцам сарматского вооружения. Рост богатства господствующих слоев общества открывал большие возможности для ювелирного ремесла. Боспорские ювелиры в римское время производили множество золотых украшений.

Не мало вещей изготовлялось специально для погребального культа. Сюда относятся не только искусно изготовленные саркофаги, но и часто находимые в могилах золотые венки, диадемы, украшения в виде тисненых золотых пластинок, пряжек и поясных украшений из тонкого листового золота, совершенно непригодные для применения в быту и предназначавшиеся только для убранства умерших.

К сожалению, в литературных и эпиграфических источниках почти совершенно нет данных, на основании которых можно было бы воспроизвести конкретную картину состояния экономики Боспора в первые века нашей эры с точки зрения организации отдельных хозяйств и выяснения практиковавшихся в них способов эксплоатации труда непосредственных производителей. Следует думать, что рабы и в римский период являлись основной рабочей силой в главнейших отраслях экономики Боспора, тогда как в сельском хозяйстве попрежнему, наряду с рабами, — не менее широко, но, повидимому, даже гораздо более интенсивно, чем во времена Спартокидов, — использовался труд закрепощенных земледельцев — пелатов, состоявших из коренных местных жителей; живя в деревнях и обрабатывая землю, они обязаны были отдавать значительную часть урожая владельцам земельных угодий. Наличие пелатов во II в. н. э. на землях, принадлежавших фанагорийскому храму Афродиты, как известно, засвидетельствовано эпиграфическим документом. Нет оснований считать, что пелаты эксплоатировались только на землях, являвшихся собственностью храмов. В храмовом хозяйстве, несомненно, применялись те же формы эксплоатации непосредственных производителей, которые практиковались и в частных хозяйствах боспорских землевладельцев.¹⁴

Новым явлением в социальной жизни Боспора, характерным для римского периода, было некоторое распространение вольноотпущенничества, о существовании которого на Боспоре в доримское время мы ничего не слышали. Среди эпиграфических документов имеются уже двенадцать надписей — манумиссий I—III вв., происходящих из Пантикапея, Фанагории, Горгиппии и являющихся юридическими актами, на основании которых раб получал свободу.¹⁵

Самым ранним из датированных документов этого рода является горгиппийская надпись 41 г. н. э. В ней говорится, что некий Поф «посвятил в иудейской молельне свою рабыню» с тем, чтобы она была «неприкосновенна и необижаема от всякого наследника» (IPE, II, 400). Надпись начинается с религиозной посвятительной формулы, в которой упоминается необычный для греческого пантеона безыменный «бог высочайший»; заканчивается же акт перечислением греческих богов: Зевса, Геи и Гелиоса, которых призывают опекать освобожденную рабыню. В этой манумиссии нашел своеобразное отражение религиозный синкретизм в виде сочетания элементов иудейской и греческой религии, что представляло собой одну из характерных особенностей развития религиозной идеологии римского времени на Боспоре.

В приведенной выше горгиппийской манумиссии, как и во всех известных до сих пор такого рода документах, найденных на Боспоре, освобождение раба производится под видом посвящения последнего божеству. Обычай освобождать раба в виде посвящения раба божеству был широко распространен в Греции.¹⁶ Все боспорские манумиссии имеют характер посвящения отпускаемого на свободу раба или Зевсу и Гере, или Зевсу, Гере и Гелиосу, или безыменному «богу высочайшему» синкретический культ которого, как это мы увидим из дальнейшего, получил весьма большую популярность в среде привилегированных слоев общества Боспора в римское время.

Большая часть из дошедших до нас актов об отпущении рабов на волю исходит от проживавших в боспорских городах евреев или людей, близких к ним по религиозным взглядам. В таких манумиссиях освобождение раба очень часто сопровождается требованием, чтобы вольноотпущенник «постоянно присутствовал» (??????????????) при иудейской молельне (????????)¹⁷ и смиренно поклонялся там богу (??????). Следовательно, выход из рабства происходил при условии, что отпускаемый на волю будет исповедовать иудейскую религию и выполнять ее обряды, регулярно посещая синагогу.

Юридическое оформление акта об отпущении раба совершалось при языческом храме, или в еврейской молельне, если владельцем раба был человек, исповедывавший иудейскую религию. При этом в последнем случае отпускаемый раб переходил под опеку иудейской общины, которая должна была заботиться о том, чтобы воля владельца раба, выраженная в манумиссии, действительно выполнялась.¹⁸ В некоторых манумиссиях особо оговорено, что освобождение совершено с «согласия наследников». Следовательно, вольноотпущенник не мог быть снова обращен в раба после смерти своего бывшего владельца наследниками последнего.

Манумиссии в доримское время на Боспоре неизвестны. Появление их в I в. н. э. является фактом показательным. Вольноотпущенничество вообще было одним из симптомов процесса разложения рабовладельческой системы,¹⁹ который со всё более возрастающей силой охватывал Римскую империю не только в ее центральной основной части, но и на периферии, хотя там этот процесс развивался в менее ярких формах и не так интенсивно. В этой связи надо отметить, что акты об отпущении рабов на Боспоре не представляют все же массового явления; они довольно редки, можно сказать, единичны, и поэтому не дают оснований считать, что в социальной структуре рабовладельческого Боспора в I-II вв. произошли какие-либо очень резкие изменения в смысле уменьшения значения рабского труда в экономике Боспорского государства. Судя по сообщению Страбона о невольничьем рынке в Танаисе,²⁰ работорговля занимала соответствующее место в хозяйственной жизни Боспора на рубеже нашей эры, и вряд ли она сократилась в I—II вв. н. э., принимая во внимание большой подъем во всех отраслях материального производства Боспора. Между тем такой подъем мог иметь место только при наличии достаточно обильной дешёвой рабочей силы, приток которой обеспечивался, прежде всего, торговым обменом боспорских купцов с кочевниками, систематически поставлявшими рабов.

Нужно вместе с тем отметить, что продолжавшие в римский период развиваться оживленные торгово-меновые взаимоотношения между боспорскими городами и соседними местными племенами все более усиливали у последних элементы товарного хозяйства. Это, в свою очередь, было связано с неуклонным ростом социальной дифференциации и усилением рабовладельческих отношений. Мы уже говорили о процессе классообразования у скифов, приведшего к созданию крымского скифского государства в эллинистическую эпоху. Аналогичный процесс разложения общинно-родового строя происходил в эллинистическо-римский период и в сарматских племенах, окружавших владения Боспора, особенно на азиатской стороне. Процесс этот, хотя и несколько более замедленными темпами, всё же и там неуклонно развивался, несмотря на то, что устои родового строя у сарматов были гораздо более прочными, чем у скифов.

Это подтверждается, в частности, живучестью матриархальных отношений у сарматов, что выражалось, прежде всего, в почетном положении женщины в сарматских племенах; последнее многократно отмечалось античной литературой как нечто такое, чего не наблюдалось у скифов. Греческие писатели особо подчеркивали роль женщины в военном деле и гинекократию как характерные особенности общественной организации «женоуправляемых» сарматов в доримский период. Это же послужило основанием для возникновения легенды, подробно изложенной у Геродота (IV, 110—117) и объясняющей происхождение сарматов (по Геродоту — савроматов) от воинственных амазонок.²¹

Однако и у сарматов, особенно у той оседлой их части, которая населяла Прикубанье и южное Придонье, т. е. районы наиболее интенсивного экономического и культурного воздействия Боспора, мы видим в I—II вв. н. э. достаточно глубркую социальную дифференциацию, выражавшуюся, в частности, в наличии рабов. Вспомним сообщение Тацита о городе сираков Успа, жители которого были готовы выдать осаждавшим их римским войскам, преследовавшим Митридата VIII, 10 тысяч рабов.²² Если приведенная Тацитом цифра неточна и, может быть, преувеличена, то все же она в какой-то мере отражает факт наличия в сарматских городах в I в. н. э. значительного количества рабов, являвшихся, вероятно, не только рабочей силой в различных отраслях хозяйства, но и предметом торговли.

Главные статьи боспорского экспорта в римское время оставались те же, что и во времена Спартокидов: хлеб, рыба, продукты животноводства (кожи, шерсть), — вот основные товары, которые вывозились через боспорские торговые гавани в заморские страны. Но направление экспорта значительно изменилось. Боспорские товары шли теперь преимущественно в города южного Причерноморья. О важном значении торговых «ношений с Малой Азией в первые века нашей эры говорит, в частности, тот факт, что проживавшие в городах Боспора в течение I—III вв. греки-иностранцы состояли почти исключительно из граждан малоазийских городов Синопы (больше всего), Амастрии, Гераклеи, Амиса.²³ Преобладание Малой Азии во внешней торговле Боспора и большая заинтересованность малоазийских купцов в развитии этих коммерческих связей подтверждаются и теми уже упоминавшимися выше благодарственными посвятительными надписями в честь боспорских царей, которые были установлены в начале III в. н. э. в городах Боспора от имени жителей городов Амастрии и Прусии.