Боспорское царство
Шрифт:
На картине, занимающей правую часть стены, показано боевое столкновение боспорцев, предводительствуемых своим военачальником, с вражеским войском (рис. 76). [21] Слева скачет конный воин, одетый в длинную панцырную рубашку, голова его защищена коническим решетчатым шлемом; в руках он держит копье. За спиной развевается плащ, благодаря чему усиливается впечатление быстрого движения. Позади всадника идут два пеших воина с овальными щитами и копьями. На них также надеты панцырные длинные рубашки с разрезом внизу и шлемы. Вся эта группа воинов, очевидно, представляет боспорцев. С противоположной стороны к ним приближается вражеский всадник, стреляющий на ходу из лука. Панцыря на нем нет, но у пояса его висит меч. Воина-лучника преследует сзади боспорский всадник с копьем; он в таком же панцыре и шлеме, как и воины левой группы. В промежутке между обеими
21
На нашем рисунке 76 наиболее интересная часть росписи дана дважды. Внизу она представлена по точной зарисовке худ. М. В. Фармаковокого, исполненной, однако, лет тридцать спустя после открытия склепа, когда роспись пострадала от сырости и некоторые важные детали уже утратились. Вверху воспроизводится зарисовка 1872 г. худ. Ф. И. Гросса, хотя и менее точная, но зато передающая картину с такими деталями, которые позднее исчезли.
Фигуры воинов и коней выполнены довольно схематично, однако художнику всё же удалось передать динамику массового конного сражения, стремительность движений, увлеченность боем участников схватки. Вместе с тем в картине весьма заметно выступает характерная для боспорской декоративной живописи любовь к реалистической передаче деталей, мелких бытовых подробностей. Старательно изображены стриженые гривы лошадей, седла, уздечки, ленты или ремни, свисающие из-под седла; у раненой лошади показаны седло и попона; в обоих копьях художник не забыл представить и те кожаные петли (amentum), которые находились на древке, для того чтобы вернее управлять копьем при метании его в противника.
По другую сторону центральной ниши-лежанки изображен бой между пешим воином-варваром, возможно тавром, и боспорским конным воином.
Внутри ниши-лежанки одна из ее стенок украшена изображением военного отряда, состоящего из 5 боспорских пехотинцев с щитами и копьями; из них двое одеты в длинные панцыри и имеют на голове конические шлемы. Отряд возглавляется знаменосцем (рис. 77).
Многократное изображение военных сцен как бы особо подчеркивает тесную связь погребенных в склепе с военной деятельностью при их жизни.
Рис. 76. Изображение боя — роспись склепа, открытого в 1872 г. Керчь.
Росписи стасовского склепа являются замечательными иллюстрациями жизни Боспора в I—II вв. н. э., но наряду с этим как художественные произведения они — яркое свидетельство связей, существовавших между Боспором и восточно-эллинистическим миром, и прежде всего тесных связей с Малой Азией. Весьма интересными представляются черты значительной, художественной общности между росписями стасовского склепа и стенными росписями той же эпохи, открытыми при недавних раскопках античного города Дура Европос в восточной части Сирии. В сценах охоты, которые представлены в росписях Дура Европос, изображение всадников чрезвычайно близко образам конных воинов стасовского склепа, лошади представлены в положении так называемого летучего галопа, всадники обычно повернуты к зрителю верхней частью корпуса почти в полный фас; очень близки по стилю изображения зверей, растительности.79 В Пантикапее и парфянской Дура Европос мы видим проявление общих художественных приемов и мотивов, которые были свойственны искусству эллинистического Востока. Это могло иметь место потому, что между Боспором и Малой Азией поддерживался живой экономический контакт, влекший за собою и приток на Боспор элементов восточноэллинистической культуры, которые нашли свое отражение в пантикапейской декоративной живописи. Надо вместе с тем подчеркнуть, что привнесенные извне элементы художественной культуры подвергались здесь, безусловно, значительной местной творческой переработке.
Рис. 77. Отряд боспорского войска — роспись склепа, открытого в 1872 г. Керчь.
Характерные черты культуры первой половины III в. н. э., когда сарматизация Боспорского царства достигла наибольшей интенсивности, чрезвычайно ярко выступают в царских гробницах, раскопанных в Керчи.
В 1837 г. в одном из курганов, расположенном за Керченским предместьем
Глинище, была раскопана гробница, в которой оказался мраморный саркофаг с останками царя Рискупорида III или одного из членов его семьи.80 Внутри саркофага и вне его в могиле было найдено большое число драгоценных вещей.На черепе лежала рельефная золотая маска (весом 264 г), исполненная художником, повидимому, по гипсовому слепку, снятому с лица умершего (рис. 78). Это — единственный случай такой находки на Боспоре, заставляющий вспомнить знаменитые золотые маски микенских владык из «шахтовых гробниц», раскопанных в 70-х годах прошлого столетия Шлиманом. Однако обычай класть на лицо умершего золотую маску, нашедший свое проявление в пантикапейской гробиице, пришел на Боспор не из древних Микен, отделенных почти двадцатью веками от Рискупорида III, а из современной Боспору Парфии, где лица покойников иногда покрывались золотыми пластинками.81
Рис. 78. Золотая маска из царской гробницы, открытой в 1837 г. III в. н. э. (Эрмитаж).
Кроме маски, голову покойника украшал пышный золотой венец, состоявший из деревянного кедрового каркаса, к которому снаружи прикреплены золотые листья; передняя же сторона украшена золотой чеканной бляхой с сирийскими гранатами по углам. На бляхе изображен царь, сидящий верхом на лошади и обращенный к возжженному алтарю. Очевидно, царь представлен во время исполнения культового обряда.82
В саркофаге были найдены также золотые перстни, пара золотых серег, украшенных гранатами, два массивных широких золотых браслета очень тонкой ажурной работы с открывающейся на шарнирах четыреугольной пластинкой (особенно изящно орнаментированной и усеянной гранатами), золотая гривна, фибулы (золотая и бронзовая), бусы из стекла и сердолика, несколько сот золотых штампованных бляшек, украшавших одежду. Рядом с человеческим скелетом в саркофаге лежала лошадиная сбруя: серебряные удила и ремни оголовья уздечки, украшенные золотыми пластинками с рельефными геометрическими узорами и сердоликовыми вставками (рис. 79); две пластинки этой уздечки украшены рельефной звездой и тамгой. Оружие представлено двумя предметами — мечом и ножом.
О принадлежности покойника к царской династии, помимо исключительного обилия ценностей, говорит обнаруженный в саркофаге серебряный скипетр. В гробнице оказалась также серия дорогих бронзовых и серебряных сосудов. В числе последних особенный интерес вызывает большое серебряное блюдо, в центре которого выгравирован лавровый венок и монограмма, повидимому обозначающая два слова: ’???(???????) ?(???????). Такая же монограмма имеется и на крае блюда, которому придана форма широкого бордюра, украшенного, как и центральная часть блюда, венком из лавровых листьев. На оборотной стороне вычеканена точечными буквами надпись '??????????? ???????? («царя Рискупорида») и обозначение веса блюда. Есть основание думать, что блюдо это было подарено боспорскому царю Рискупориду III римским императором Каракаллой, собственное имя которого было Марк Аврелий Антонин.83 Подарок от римского императора Рискупориду III, повидимому, был обусловлен большой заинтересованностью Каракаллы в дружественных взаимоотношениях с Боспором. Для ведения начатой в 216 г. войны против Парфии Каракалла несомненно, нуждался в снабжении своей малоазийской армии продовольствием, что в значительной мере зависело от Боспора.
Рис. 79. Части кожаной лошадиной уздечки, украшенной золотыми чеканными бляхами с сердоликовыми вставками, из гробницы с золотой маской. III в. н. э. (Эрмитаж).
Экономическое положение последнего в указанное время было достаточно сильным, как об этом можно судить по обширным и оживленным внешним торговым связям Боспора, прежде всего с Малой Азией, что засвидетельствовано рядом эпиграфических документов, нами уже выше упоминавшихся.
В 1841 г. в окрестностях Керчи, близ Аджимушкайских каменоломен, под одной из курганных насыпей были открыты два склепа с очень богатыми погребениями, повидимому членов той же семьи царя Рискупорида III.84 Интересно, что в последнем случае оказались использованными старые погребальные склепы, построенные еще во времена Спартокидов, в IV—III вв. до н. э. В одном из таких склепов, покрытом уступчатым сводом, стоял деревянный обитый свинцом гроб, в котором сохранился костяк погребенного. Череп его был украшен пышным золотым венком, подобным найденному в гробнице с золотой маской. Разница состоит лишь в том, что передняя бляха украшена изображением царя верхом на коне, а позади него представлена крылатая Ника, увенчивающая всадника победным венком.85