Боспорское царство
Шрифт:
В течение первых десятилетий IV в. христианство на Боспоре получило настолько широкое признание, что уже в 20-х годах там вполне могла оформиться христианская община во главе с епископом. В 325 г. на Никейском вселенском соборе боспорские христиане были представлены в лице своего епископа Кадма.41 Участие боспорского епископа во вселенском соборе показывает, что Боспорское царство, несмотря на все бэлее разраставшийся внутренний экономический, а вместе с тем и политический кризис, тем не менее стремилось поддерживать в первой половине IV в. внешние связи не только экономического, но и культурно-политического характера, хотя эти связи могли осуществляться теперь, конечно, крайне нерегулярно и далеко не с тем успехом, как в былые времена..
Рис. 82. Серебряное блюдо с изображением императора Констанция II. (Эрмитаж).
Особый
Судя по тому, с какой просьбой ехало посольство боспорцев к императору Юлиану, Боспор, предоставленный своим собственным силам, в начале 60-х годов IV в. н. э. находился в тяжелом положении. Этих сил было явно недостаточно, чтобы отстоять свои владения от напора варваров, тем более, что, как и в Римской империи, варвары, наступавшие извне на Боспор, несомненно встречали внутри его активную поддержку со стороны угнетенного класса рабов и закрепощенных крестьян.
Естественно, что при том общем положении Боспора, в котором он оказался в половине IV в., грянувшее в 70-х годах нашествие гуннов не только не могло быть приостановлено или тем более отражено, но оно-то и явилось тем роковым толчком, который вызвал окончательный распад Боспорского царства.
Характерной особенностью последнего периода жизни Боспорского царства, охватывающего период второй половины III в. и первой половины IV в., является резкое снижение материального благосостояния населения. Это обстоятельство нашло свое отражение в некрополе Пантикапея. Если в первой половине III в. некоторые гробницы боспорской знати, правящей верхушки Пантикапея еще поражают своим богатством, обилием драгоценностей (вспомним царское погребение с золотой маской и др.), то во второй половине того же столетия ничего хотя бы отдаленно напоминающего былую роскошь мы уже не встречаем. Не только нет богатых гробниц знати, но и погребения представителей среднего слоя в это время бедны. В IV в. снова появляется некоторое количество погребений с довольно обильным и не очень бедным инвентарем, но такие погребения в общем единичны, тогда как вещевой инвентарь рядовых могил этого периода крайне скромен и беден. Экономический кризис и тесно связанный с ним упадок внешней торговли, обусловленные уже известными нам причинами, неизбежно вели к сокращению населения и обеднению боспорских городов, не исключая и привилегированных групп господствующего класса, хотя, разумеется, степень материальной деградации последнего проявлялась не в такой резкой и интенсивной форме, как на среднем и низшем слоях общества.
Говоря о культуре Боспора в III—IV вв., т. е. в период проникновения в северное Причерноморье некоторых новых племен (готов, боранов, герулов), часть которых вплотную подошла к владениям Боспора, а отчасти и вторглась на боспорские земли, нельзя не поставить вопроса, насколько эти этнические перегруппировки, начавшиеся около середины III в., отразились на культурном облике Боспорского царства. Результаты археологических исследований как боспорских некрополей, так и городов позволяют заключить, что ни во второй половине III в., ни в IV в. в боспорской культуре никаких существенных изменений, которые следовало бы объяснить влиянием культуры пришлых племен, не произошло. Продолжал жить прежний греческо-сарматский культурный уклад, основные черты которого вполне сложились к середине III в., т. е. до появления готов.
Гробницы пантикапейского и других боспорских некрополей рубежа III—IV вв. по ритуалу и набору вещей ничем не отличаются от предыдущего периода.
Роспись склепов в это время приобретает чрезвычайно своеобразный схематизированный характер, обусловленный общим процессом варваризации искусства Боспора, протекавшим на протяжении первых веков нашей эры и достигшим наибольшей своей выразительности в III в. н. э.
Тенденция к геометризации и плоскостности передачи не только орнаментальных мотивов, но и образов реального мира начала очень явственно проявляться в боспорском изобразительном искусстве уже в I—II вв. Наиболее отчетливо это сказалось на боспорских надгробных рельефах, исполнявшихся местными ремесленниками-скульпторами. Рельефы первой половины II в. носят на себе отпечаток сильнейшей варваризации скульптурного искусства. Фигуры на этих надгробиях
изображены плоскостно, в духе варварского искусства, передавшего образы людей и животных языком условных геометризованных и до крайности обобщенных, но по-своему выразительных, форм.Изготовление боспорских надгробных рельефов во второй половине II в. прекратилось. Но свойственный им стиль про должает существовать и развиваться на протяжении III в. а отчасти, повидимому, и IV в. в декоративной живописи погребальных склепов.
Группа таких расписных склепов-катакомб III в. — первых десятилетий IV в. открыта на территории пантикапейского некрополя на северном склоне горы Митридат. Все они обнаружены ограбленными, без погребального вещевого инвентаря. Каждый такой склеп представляет собою хорошо известный с начала II в. н. э. тип гробницы, состоящей из лестничного спуска (дромоса) и высеченной в скале или глине комнаты, в стенах которой вырубались ниши для вещей и большие ниши-лежанки, куда устанавливались гробы. В позднее время стены таких гробниц штукатуркой не покрывались, и в тех случаях, когда склеп расписывался, роспись наносилась прямо по естественной поверхности стен — известняковой скале или глинистому материку. Роспись исполнялась красной краской; довольно редко применялись дополнительно еще синяя или черная краски.
Обычно в этих склепах геометрического стиля было принято обрамлять ниши и лежанки бордюрами в виде ленты с геометрическим узором, состоящим чаще всего из непрерывного ряда треугольников, иногда еще усеянных точками. На стенах возле лежанок или ниш группировались различного рода рисунки, не представляющие собой какой-либо одной связанной общим действием композиции. Большей частью это набор разных орнаментальных растительных и фигурных изображений, рассеянных по поверхности стен. Все они исполнены в определенной манере условно-линейной трактовки образов и, несомненно, по своему содержанию объединены в каждом случае определенными идеями религиозного культа. Наиболее богата роспись одного из таких склепов-катакомб, который был открыт в Керчи в 1901 г.44 В нем устроены три лежанки: одна в стене против входа и две в боковых стенах.
Боковые лежанки обрамлены бордюрами из треугольников, дуг и свисающих гроздей винограда, изображенных чрезвычайно схематически. Несколько птиц клюют виноград. Под правой лежанкой нарисован диск, разделенный внутри волнистыми линиями. Очевидно, это символ солнца. Рядом с ним нарисован виноградный куст с широко раскинувшимися ветвями, с которых свисают плоды.
Под другой боковой лежанкой на стене изображен корабль без парусов; над ним солнце и круг, разделенный внутри радиальными линиями и усеянный точками. Простенки по обеим сторонам от входа также украшены росписью. Здесь птицы сидят на ветках, причем две птицы под нишей представлены горбообразно: обе они обращены к находящемуся между ними дереву, которое изображено с корнями (рис. 83, вверху). На другом простенке (рис. 83, внизу), схематически нарисованы расположенные рядом человеческие головы в причудливых головных уборах. Выше их показан грузовой парусный корабль. Несмотря на крайнюю схематичность рисунка, можно разобрать все важнейшие части судна. Посередине высится мачта; на ней вверху люди, очевидно, налаживают паруса; раздувшийся парус виден в передней части корабля. На палубе лежат два якоря (большой и поменьше), в кормовой части изображен круглый шалаш, очевидно, помещение капитана. Сзади отчетливо по казаны двойной руль и плывущая на привязи ладья.
Как и в более ранних склепах, религиозно-символические изображения здесь, очевидно, сочетаются с характеристикой реальных условий жизни тех, для кого предназначалась усыпальница. Похоже на то, что это были купцы-судохозяева, владельцы тортовых кораблей.
Особенно обильно и пышно расписана в склепе главная стена, расположенная против входа. На задней стене лежанки нарисован ковер, орнаментированный беспорядочно рассеянными красными пятнами. Ниже лежанки изображен большой орел, сидящий на пальмовой ветви. По обеим сторонам его головы нарисованы круги, расчлененные внутри несколькими линиями, и вертикальные прямоугольники, также расчерченные внутри рядом косых линий. Слева и справа от орла изображены человеческие фигуры в фригийских колпаках; у каждой из них в руке высокий шестообразный жезл. За этими фигурами слева — дерево, кедр или пиния, с ветвей которого свисают шишки; справа — пышный куст винограда, вырастающий из большой изящной вазы. Над виноградом сверху — птицы; правее, за нишей, — всадник. По бокам около вазы нарисованы большие четырехугольники, заполненные внутри геометрическими узорами. Возможно, это также изображение ковра.
В других поздних пантикапейских склепах с подобной росписью геометрического стиля, кроме орнаментальных бордюров, дисков, олицетворявших солнце, стилизованных гирлянд, виноградных гроздей, птиц и зверей, встречаются изображения человеческих фигур, исполняющих, повидимому, ритуальные пляски в честь какого-то божества. Обычно такие фигуры людей, представленные в виде обобщенных темных силуэтов с расширяющейся книзу одеждой, держат в поднятых кверху руках различные предметы. Чаще всего в одной руке показан круглый щит или тимпан, в другой — палка. Вероятно, пляска сопровождалась ударами в тимпаны, а возможно, еще и звуками других инструментов.