Брандвахта
Шрифт:
Прямо противоположная им группа населения — «бизнесмены». Эти, едва освоились на новом месте, тут же начали что-то «крутить». Да что там далеко ходить? Достаточно вспомнить приснопамятного Шамильку. Они и жильё себе постарались выбрать «с размахом», и какую-то торговлю «замутили». Собственно, именно они и стали инициаторами создания «самообороны», поскольку сообразили, что без оной их вполне могут «раскулачить». Действуют «на опережение». И уже «прикармливают» молодёжь, которая может «сбиться в стаю» для «раскулачивания», не имея возможности добыть еду и женщин: молодняк ведь тоже не пальцем деланный, сразу же соображакт, при ком им будет относительно сытно жить. Эти тоже потенциально опасны, поскольку со временем у них появится желание «подмять» под
Третья, самая многочисленная категория, те, кого можно назвать «простые люди». Или, говоря газетными штампами, обыватели. Их забота — просто выжить, не суя нос ни во что, кроме собственного хозяйства. Усиленно готовятся к неизбежной и уже недалёкой зиме, при случае пытаются подработать, не брезгуют никаким тяжёлым и малоприятным трудом. В целом — очень договороспособны, если не предлагать им того, что их категорически не устраивает. Но тяжелы на подъём, если что-то касается всеобщих интересов, очень тяжелы. Тот же самый принцип, приписываемый исключительно украинцам: моя хата с краю.
Что радует — так это полное отсутствие наркоманов. То ли излучение так подействовало, что даже обдолбанные не выжили, то ли какая-то другая причина сказалась, но ни одного, колющегося или курящего «травку», в районе не замечено.
Охарактеризовали людей, с которыми нам теперь общаться? Ну, тогда перейдём к налёту на Мелькомбинат.
Фрагмент 18
35
Я не зря упоминал про то, что барыги пытаются что-то мутить. Не «мутить», в смысле организации торговли, а воду мутить.
Гришка, когда заявил, что в одиночку замещать всю команду, численность которой на буксире положено иметь аж шестнадцать человек, кинул клич о том, что ему нужны в помощь люди, хоть как-то связанные с эксплуатацией речных судов. Ну, или служившие на кораблях срочную службу. Ну, может, не шестнадцать человек, хотя бы треть от того. А следом к нему подвалила пара «бизнесменов» (поврозь, конечно), тут же предложившие: «бросай своих лохов, переходи на работу ко мне вместе с буксиром, мы щас ка-а-ак развернёмся на доставке всяких ништяков из тех мест, где их навалом!». Мол, и экипаж тебе наберём, и компаньоном станешь. Имён этих ухарей он нам называть не стал. Просто достаточно вежливо отшил их.
— Я же не идиот: ну, сходим куда-нибудь разок до ледостава, и всё. А нахрена мне надо с вами отношения портить? У нас тут, какая-никакая, а довольно дружная банда сбилась. Всё ж не в одиночку до следующей весны мыкаться.
Короче, набралось ещё пятеро, подходящих нашему «капитану». Двое — из числа теперь живущих в районе Нижегородки, один из Старой Уфы, один из района 3-й пристани, а один — «наш», из Колонии Матросова. Троим пришлось переселяться, что они сделали с удовольствием, прослышав про наше житьё-бытьё. Не на брандвахту, в пустующие дома неподалёку от нас. Ну, а тот, который предпенсионерил в домике на улице Прибельской, заявил, что ему, в случае чего, через лесок всего-то двадцать минут к нам бежать.
Есть такая буква! Улицы Бельская и Прибельская действительно расположены от нас меньше, чем в двух километрах к северо-западу, за леском, совсем рядом от «нашего» пляжа, где я бурю пережидал.
Пристани, как таковой, на этой самой 3-й пристани уже давным-давно нет, но есть просторный пляж, к которому можно приткнуть баржу и выгрузиться. Там и забирали толпу народа, желающего запастись мукой и крупами. Со скольких домов по человеку отрядили, мне пофиг, но набрали толпу в двадцать пять рыл, которая оперативненько и загрузилась на баржу. А после этого и поплыли к пристани Мелькомбината (про то, что именно плавает, я уже наслушался!). Аж на две с половиной версты вверх по течению от места сбора людей.
Эволюции Григория по «притиранию» баржи к причальной стенке, принадлежавшей этому предприятию хлебной промышленности, конечно, его «охрана» заметила. И отрядила «бойца» с обрезом (ну,
всё-таки, нахрена они портят относительно неплохое оружие, пусть и охотничье?) «кинуть распальцовку» про то, что теперь этот объект «контролируют» те, кто живёт в совхозе «Цветы Башкирии». Вот только, глянув на мою всё ещё не самую красивую из-за корост рожу, кивающую в так этим словам, «охранник» сразу понял, что его предупреждение проигнорируют. А покосившись на «укорот», сдвинутый на пузо при предложении аккуратно положить обрез на песок и отойти в сторону, спорить со мной не стал.— Да не переживай! Ты же помнишь, что Ленин велел делиться. А, ты не коммунист, а мусульманин? Так и аллах то же самое говорил! Всё мы точно не заберём, вам останется столько, что жопой жрать можно будет.
Ещё бы! Целых ПЯТЬ огромных башен элеватора. По моим прикидкам, даже того, что в них осталось от прошлогоднего урожая к июню месяцу, когда случился катаклизм, хватит, чтобы кормить всё оставшееся население Уфы лет пять. Если не десять.
Второй охранник в будке у ворот предприятия, вооружённый уже не обрезом, а «макаровым», тоже кочевряжиться не стал, глядя на меня, Колющенко и Садыка, вооружённых автоматами. И тоже, с охами и вздохами, добровольно отдал оружие. Единственное, попросил врезать ему в глаз.
— Нас же взъе*ут, если узнают, что мы не сопротивлялись. Скажут, что проспали нападение.
— Это всегда пожалуйста, — заржал Женька. — Только учти: буду бить сильно, но аккуратно.
В общем, поговорили с ребятами, оказавшимися старше нас на четыре-пять лет. «Наезды» на их объект уже были. Но все разборки происходили на повороте с Оренбургского тракта, где «цветоводы» организовали самый настоящий блок-пост из бетонных блоков. По примеру тех, что мне доводилось видеть неоднократно, колеся за рулём по стране. Да что далеко ходить? Вон, чуть дальше по шоссе, возле аэропорта такой же. Там у них и оружие посерьёзнее, и службу какой-то бывший мент организовал неплохо. Людей достаточно: в сады, носящие имя бывшего совхоза, из города переселились очень многие. Эти, кстати, тоже жили — один на 50-летия Октября возле Центрального рынка, а второй на Аксакова.
— Ну, а чего сюда перебрались, а не в Старую Уфу или на Нижегородку? Это же вам ближе, чем сюда.
— У родителей дачи тут были… Да и разборки там часто, пацаны всё власть не могут поделить. Особенно — на Нижегородке: там же базы.
— Кто-нибудь подомнёт Нижегородку, а потом между районами власть начнут делить, — добавил второй. — А здесь, за городом, тихо. Все свои, почти мирно договориться сумели.
Это уже второй «звоночек» о том, что сельское население, пусть бывший совхоз совсем рядом со столицей республики, куда более склонно между собой договариваться, а не воевать. Я, хоть и научный коммунизм в институте не изучал, поскольку «академиев не кончал», но политинформациями нас ещё в школе задалбывали. А потом и в технаре. Так что понимаю, что подавляющее большинство войнушек возникает из-за контроля над дефицитными ресурсами. Сейчас главный спрос на три ресурса: женщин, жратву и оружие. Если выставить их в порядке остроты проблемы. Если же судить с точки стратегичности, то порядок придётся поменять на обратный: в нынешней ситуации — будет оружие, будет и еда. Будет еда, то, при наличии того же самого оружия, будут и женщины. А какие-то запасы продуктов всё ещё хранятся на базах Нижегородки.
С наступлением времени, когда уж стало можно подкапывать свежую картошку, проблема, чем просто набить желудок, отошла на задний план. Теперь на первый выйдет хлеб. Вон, на наших переговорах с соседями один уже жаловался на то, что хлеба давно не жрал. Так что скоро, очень скоро, и «цветоводам» придётся столкнуться с тем, что кто-нибудь из «городских» попытается их «взять под крышу».
И ещё одна интересная новость: мы же «на отшибе» живём, практически ничего не видим, вести до нас доходят с огромным опозданием. Пару дней назад по Оренбургскому тракту с юга прошла довольно крупная, с десяток машин, колонна бронетранспортёров.