Брат берсерка

– Гудню, намажь рану Сванхильд самой сильной мазью, что у тебя есть. Полотном не затягивай, я хочу, чтобы кровь текла. Больше выльется, чище будет рана. Кейлев, отбери из стражников четырех парней поглазастей, расставь вокруг кровати. Света побольше – и чтоб ни одна тварь больше к дротнинг не подобралась. Пока не вернусь,ты за неё отвечаешь.

Кейлев молча кивнул. Харальд отыскал свои сапоги, достал из сундука первую попавшуюся рубаху. Оделся, прихватил секиру – и, не накидывая плаща, вылетел из опочивальни.

В проходе его перехватил ярл Турле.

– Харальд… крыса, значит? Весь этот крик только из-за того, что твою жену укусила крыса? Сколько я перевидал дурней, которым после пира эти твари попортили носы и уши, пока они валялись пьяные у сараев – и не сосчитать!

Харальд молча, на ходу, сгреб деда за плечо. Дернул за собой – тот послушно пошел, хоть и оступился.

Он втолкнул Турле в опочивальню Свальда, бросил, берясь за дверь:

– Пoсидишь тут. С тобой я поговорю потом, когда вернуcь.

– Думаешь, этo я подучил крыс в твоей крепости бросаться на людей? – хриплым фальцетом спросил дед, замерев в паре шагoв от порога – и ссутулившись.
– Что мне с этого? Как бы я это сделал? Я по-крысиному пищать не умею…

Но Харальд, не отвечая, уже захлопнул дверь. Крикнул стражникам, стоявшим у входной двери и рядом с его опочивальней:

– Одного человека сюда! Ярла Турле не выпускать!

потом Харальд вылетел во двор. Подумал,торопливо шагая вдоль стены главного дома – Гунир пошел к дочкам, это ясно. Самое время поговорить со всей семейкой…

– Наполовину дело сделано, – довольно сказала Брегга, задирая подол и разглядывая метку крысиного укуса у себя на ноге, над щиколоткой.

Кровь текла, пачкая постель, на которой она сидела.

– Даже если Ёрмунгардсон что-то заподозрит…

– Не надо «даже если», Брегга, - отозвалась Асвейг, сидевшая на своей постели – и тоже обнажившая ногу, залитую кровью. Только смотревшая не на рану, а на сестру.
– Харальд заподозрит. Но кроме подозрений, у него ничего не будет. Наши раны – доказательство, что в его крепости пострадала не одна Сванхильд.

Асвейг стрельнула глазами на дверь, тихо, со смешом, дoбавила:

– И поскольку с маленькой дротнинг ничего не случится, пока не настанет полнолуние, никто не свяжет её исчезновение с этой ночью. Мы снова окажем услугу асам, как когда-то, с сыновьями Локи. Только теперь это поможет всем воргамор. Сванхильд исчезнет вместе с детенышем… которого она, скорей всего, раздерет, как только родит. Как сын Локи разодрал своего брата. В тех, то обернулся после крови воргамор, ярости даже больше, чем в лесных волках…

– щё бы до девки Свальда добраться, - заметила Брегга. – Правда,теперь я думаю – не слишком ли маленькое наказание для этой Ниды, просто стать волком? Обернуться, раствориться в звере, как вода в песке… ни боли, ни мучений. Для неё я предпочла бы другое. Помнишь, как отец казнил ярла Ульвдана? Надрезал ему брюхо, подцепил кишку, начал потихоньку вытаскивать? А потом спутал руки и ноги его собственными…

– Хватит, Брегга, – строго сказала Асвейг.
– Это ведь ты когда-то спрашивала у меня, не жалко ли мне дротнинг!

– Так то дротнинг, - живо вставила сестра.
– Сванхильд мне ничего не сделала! Не то что Нида.

– И все равно, – еще строже заявила сестра.
– Вспомни, что нам говорила Исгерд. Воргамор не должна увлекаться жестокостью, это скользкая дoрожка. Наши сестры, идя по ней, чаще оступаются, чем приходят куда надо. Если бы наша мать не пожелал сама полюбоваться на мучения ярла Хрогильфа, может, была бы сейчас жива. Обернула бы его в волка, да и дело с концом. Тоже очень похоже на смерть, навсегда и без возврата. С Нидoй мы поступим так же. Но позже.

Брегга вздохнула, но промолчала. Спросила недовольно:

– Ты уверена, что Харальд скоро прибежит нас допрашивать? А то я так всю постель запачкаю…

– Харальд придет, – бросила Асвейг. – Он и преде нас подозревал, а теперь все его подозрения проснутся. Пусть явится, посмотрит на наши раны… а постель рабыни потом поменяют. Только поменьше болтай, Брегга. На кону слишком многое. А ты распаляешь себя злостью. Надо казаться добрей и глупей. И слабей. Мужчины это любят.

Брегга печально вздохнула, всхлипнула.

– Не перестарайся, – заметила Асвейг.
– Мы все-таки дочери конунга. И хныкать, как рабыни, нам ни к чему. Если плакать,то беззвучно… принеси один из светильников. Плеснем в глаза топленым жиром – и ты,и я. Немного,так, чтобы слезы закапали. Пусть видит, как мы испуганы.

Сестра послушно встала. Пошла, чуть хромая, к полке в углу. Сказала на ходу:

– Может, пора уже дать Харальду почувствовать, что ты красивей этой Сванхильд? Конечно, жаль терять девство до свадьбы…

– Нет, – нетерпеливо бросила Асвейг.
– Ничего толкового из этого не выйдет, Харальд сейчас слишком много думает о своей дротнинг. А когда дурман рассеется, Ёрмунгардсон станет подозрeвать нас ещё больше – и на этот раз он не ограничится словами. Нет, с этим я подожду. Поторопись, Брегга. Кажется, сюда идет отец. Думаю, Харальд тоже скоро явится. Как только утрет сопли у своей дротнинг…

Брегга метнулась обратно, держа в руках железную ладью светильника. Плеснула в ладонь себе и Асвейг желтоватым жиром. Запpокинула голову, занесла над глазами сжатую в кулак ладонь. Тут же сунула светильник под кровать.

Когда Гунир ворвался в опочивальню, его дочери уже сидели на кроватях – молча, с достоинством. По щекам катились слезы, которых они не утирали.

– Насчет ран на своих ногах вы умно придумали, - буркнул Гунир. – И сделали все вовремя. Не знаю, сколько просидит тут Ёрмунгардсон. Свадьбе, похоже, не бывать. Значит, завтра-послезавтра он уплывет. Только крови надо побольше. Я сейчас…

Он потянулся за кинжалом, висевшим на поясе, но свейг резко сказала:

– Нет, Харальд уже идет. Лучше позови рабынь из соседней опочивальни. Теперь можно. Пусть хлопочут, словно все случилось совсем недавно.