Братва: Век свободы не видать

Пологий берег, насколько хватало глаз, представлял собой сплошной песчаный пляж. Впрочем, это был даже не песок, а почти в крупу перетертые временем ракушки. Поэтому цвет здесь был в основном светло-серый, а не обычный желто-золотой.

Со стороны санатория пляж окаймляли пышные пирамидальные тополя и редкие стройные кипарисы с забавными зелеными «метелками» на верхушках. Основной отдыхающий контингент уже благоразумно насытился солнечными ваннами и с пляжа слинял, но оставалась еще довольно солидная людская масса, алчущая хапнуть последние остатки солнечной радиации быстро уплывавшего за горизонт светила.

Усевшись на свободный деревянный лежак, я закурил душистую «родопину», с наслаждением вдыхая табачный дым вперемешку с соленым запахом моря. Надо было подняться в номер и прихватить с собой графин. Впрочем, нет. Окружающий плебс не так бы меня понял, посчитав за банального алкаша. Не станешь ведь каждому быдлу популярно разжевывать, что вполне естественное желание получить «две горошки на ложку» ни о чем предосудительном не свидетельствует, а лишь говорит о моей давней привычке всегда мудро соединять по возможности полезное с приятным.

С наступлением вечера море, озябнув видать, начало эгоистично стягивать с города одеяло теплого воздуха на себя.

Сумерки тут необычайно короткие, как выяснилось. Южная ночь опустилась на землю так же оперативно, как темный бархат занавеса в театре.

Небо здесь значительно ниже, чем на родном Урале. Почти антрацитовое, с яркими вкраплениями крупнокалиберных – с фасоль величиной – звезд. Лепная луна отбрасывала на водный простор прямую узкую дорожку, терявшуюся где-то в морской дали. Так бы и пошел по этой таинственно-прозрачной серебряной тропке в поисках познания Высшего Абсолюта. Но веры у меня еще меньше, чем у апостола Петра – усомнившись, махом провалюсь под воду, как и он, бедолага. Меня-то спасать будет некому – Иисуса поблизости не наблюдается, к сожалению. Вокруг одни жирные нувориши, их домочадцы и прихлебатели. Святости в окружающих самодовольно-тупых мордах ни на грош не просматривается – хоть в телескоп их разглядывай до опупения или Второго Пришествия.

Культурно выкопал пальцем маленькую ямку и скромно похоронил в ней свой окурок. Признаться, завирально-оригинальные идеи «Гринпис» и разных других экологов-чистоплюев частенько находят некоторый отклик в одной из ячеек моей многогранной души. Я ведь с детства чистой воды романтик по глубинной сути. В натуре.

Мне уже немного прискучило любоваться ожившими картинами Айвазовского, и я отправился восвояси, на четвертый этаж санаторного здания.

Поднявшись к себе в номер, сразу посетил лоджию, с искренним удовлетворением отметив, что соседи – люди весьма интеллигентные и с понятиями – никто из них не покусился на графин, бесхозяйственно забытый мною на столике. Правда, вина в нем осталось самый децал – пара стаканов, не более того.

Из соседнего номера явственно доносился азартный стук игральных фишек, но навещать заядлых нардистов я посчитал необязательным. Во-первых, мы уже простились до завтра, а во-вторых, спать хотелось – просто спасу нет. Умаялся я за последние дни, как спринтер в конце дистанции.

Темпераментная Марго времени на отдых и благотворный сон отпускала мне очень скупо. Чувственная юность в любви до безобразия эгоистична, как в очередной раз имел возможность воочию убедиться.

Вспомнив о милой проводнице, я выудил из дорожного баула легко умещающийся на ладони миниатюрный магнитофон «Сони-компакт» и прослушал на сон грядущий тайно сделанную накануне запись, состоящую из бессвязных стонов и сладострастных вскриков. Имею такую маленькую и простительную слабость – незаметно для партнерши засовывать включенный диктофон под кровать или в иное укромное местечко, а затем слушать на досуге отпечатавшиеся на пленке забавные звуки сексуального пиршества. Обожаю, признаться, это дело. У меня уже довольно приличная коллекция подобных кассет в Екатеринбурге насобиралась. Целая фонотека, можно сказать смело без лишней глупой скромности.

Насладившись приятными воспоминаниями и приговорив «ночной колпак» – бокал «Виорики», я принял на кровати горизонтальное положение и почти моментально отключился.

3

Меня нахально трясли за плечи, словно я дуб, с которого хотят получить спелые желуди. Ну лесных орехов не обещаю, а вот свинцовыми запросто могу одарить наглеца.

– Цыпа, ты вконец оборзел! – заявил я, продирая глаза. – Где опять горит? Ой, простите, Рафаил Вазгенович, я еще не свыкся с мыслью, что не в Екатеринбурге нахожусь, а в Одессе. Что случилось, уважаемый? И как вы сюда попали?

– Ровным счетом ничего, – усмехнулся сосед. – Уже восемь часов. Утренние лучи самые полезные – не пекут, а нежно ласкают кожу. Идемте на пляж. Народа там пока что не сильно густо. Надо успеть хорошие места занять, поближе к воде. А попал к вам совсем просто – через общую лоджию. На всех дверях шпингалеты и крючки отсутствуют. Наверное, для удобства уборщицы.

– Ладушки. А где Роман Борисович? Он разве с нами не идет? – Я встряхнул головой, приводя выпрямленные сном мозги в рабочее извилистое состояние.

– Наш сосед – большой оригинал, – пренебрежительно скривил пухлые губы Рафаил. – Никогда не загорает и не купается. По крайней мере, я ни разу не видел. Так вы идете?

– Само собой. Пора принимать цивилизованный загорелый облик, – я рывком поднялся с кровати и по-военному быстро экипировался в свои модные шорты до колен и сетчатую футболку цвета беж. Перекинув через плечо длинное махровое полотенце, подмигнул близкому родственнику Гаргантюа. – Полностью готов к труду и обороне! А к славному черноморскому отдыху – и подавно!

На пляже и правда было не чересчур многолюдно, хотя у самой воды не только яблоку, но и его огрызку упасть уже негде было. Кто не успел – тот опоздал, ничего не поделаешь. Се ля ви, как любят выражаться на родине палача, отрубившего голову Людовику Шестнадцатому.

Мы с Рафаилом Вазгеновичем устроились в дюжине метров от плещущего прибоем моря, каждый подстелив под себя личное полотенце.

Солнце палило не слишком агрессивно, по-умному приберегая свои основные жгучие залпы на полдень, когда под прицелом окажется наибольшее количество людей-мишеней.

В том печальном факте, что нам не достались лучшие пляжные места, я обнаружил и позитивный момент – на мелководье вовсю резвилась малышня, обдавая друг друга лазурным водопадом брызг, попадавших также и на загорающий поблизости люд. Детишек я, конечно, люблю, но только не тогда, когда они шалят, да еще визжат при этом как потерпевшие.

Я в детстве был серьезным мальчонкой, лирично-вдумчивым, если так можно сказать. Неожиданно, словно в подтверждение данной мысли, мне ярко-зримо и во всех подробностях вспомнился один день, когда я с мамой отдыхал на Черном море. Правда, не в Одессе, а в Сочи. Было это примерно три десятка лет назад...

* * *

Волны с тяжким рокотом обрушивались на галечный берег. Сейчас они были не так сильны, как несколько часов назад: двухдневный четырехбалльный шторм истощил их силы, и продолжали они свою атаку на побережье, наверное, только из врожденного упрямства.

Их союзник ветер, свирепый и самонадеянный в начале шторма, уже выдохся, и оставшихся у него возможностей хватало лишь на пустую злобу.

На круглых плоских гальках, белых от высохшей соли, кое-где виднелись выброшенные морем ракушки. Еще не обсохшие и блестящие, они переливались сказочно-яркими цветами, напоминая летнее деревенское поле, щедро усыпанное дикими растениями.