Бремя империи
Шрифт:
Бейрут, мечеть на улице аль-Хорж
Утро 01 июля 1992 года
Ни одному человеку Мы не давали вечной жизни
Каждая душа вкусит смерть
– Иннаа лилляхи ва иннаа илейхи рааджиъуун! [137]
– Ла иллаха илля-Аллах! [138]
– Неверные закопают нашего вождя в могилу со свиньями! – истошно выкрикнул кто-то…
За спинами собравшихся у мечети застучал автомат – и, словно перекрикивая друг
137
Мы принадлежим Аллаху и к Нему возвратимся – мусульмане говорят это, когда умирает человек.
138
Нет божества кроме Аллаха.
Уже ночью в городе начались беспорядки. Серьезные, такие, каких не было уже давно. К утру бой шел уже в нескольких местах, но самое главное – он не прекращался. Наученные горьким опытом предыдущих десятилетий, террористы действовали по принципу: ударил – ушел. Сейчас же целые городские районы оказались в их власти, полиция и даже жандармерия не справлялись с ситуацией…
Тела погибших при ночной штурмовой операции лежали в полицейском морге, доступ к ним был строго ограничен. Прошел слух, что власти намерены даже в смерти отомстить тем, кто противостоял ей с оружием в руках, похоронив тела убитых на скотомогильнике, где хоронят свиней. И хотя в радиусе пятисот километров от города не было ни одной свиньи, на Востоке свиней не разводили, – волна слухов ширилась, леденящие душу подробности передавались из уст в уста. Немногие после намаза ушли от мечети, многие собрались в мадафе или просто около мечетей. И речи, произносимые там, призывали не к миру – они призывали к крови, к войне…
Имам мечети аль-Хордж был одним из тех немногих людей, что попытались встать на пути безумия, собственными телами подпереть готовую прорваться плотину. После намаза он вышел к верующим, ожесточенно о чем-то спорящим около мечети, поднял руку, требуя тишины…
– Опомнитесь, правоверные! – громко крикнул он. – Путь иблиса лежит перед вами, его губы нашептывают вам слова мести и крови. Опомнитесь!
Один из крикунов, появившихся в это утро перед мечетью, тот самый, что кричал о вожде и о могиле со свиньями, посмотрел на часы…
– Но как же быть, когда русские не дают похоронить правоверного по законам шариата? – спросил кто-то имама.
– Правоверного? Вы называете этих людей правоверными?
– Но ведь они верили в Аллаха и в спасение и делали намаз так же, как делаем это мы…
Примерно в трехстах метрах от мечети около одного из домов остановилась полицейская машина. Сидевший за рулем человек в форме урядника вышел из машины, приложил к глазам бинокль. Затем обернулся и коротко кивнул.
– Вера правоверного проверяется не столько в словах, сколько в делах его! За этими людьми нет благочестивых дел, они сеяли кровь и смерть везде, где ступала их нога! Как можете вы…
В большом полицейском внедорожнике пополз в сторону люк, в полный рост поднялся снайпер, вооруженный штурмкарабином Драгунова с армейской оптикой; опершись локтями, он прицелился, задержал дыхание…
– …как можете вы ставить этих людей в ряд тех, кто живет…
Не договорив, имам схватился за горло и начал оседать, между сжатых судорогой пальцев заструилась алая кровь. Толпа слитно выдохнула…
– Вон они! – выкрикнул тот же самый, кто до этого кричал про свиней. – Это русские! Русские убили имама, русские убивают нас одного за другим! Русские нарушили договор с нами – воздадим же мучительным
наказанием!Иншалла…
Третий ангел сыграет на ржавой трубе Славу тем, кто читает судьбу между строк. И очнется вдруг воин на старом гербе И опустит копье в установленный срок…Часть вторая
Бейрут, госпиталь Святого Петра
Вечер 01 июля 1992 года
– Земцова Юлия. Должна была поступить вчера ночью.
Дама на регистратуре, которой не мешало бы сбросить килограммов восемьдесят, а то медицинский халат на столь роскошных телесах чуть не лопался, раздраженно посмотрела на меня.
– Уважаемый! Я уже несколько раз говорила – таких здесь нет. Нет, и все тут!
– Должна была быть. Попытка самоубийства, потеря крови, проверьте еще раз!
– Я же сказала русским языком, не понимаете…
Раздражаться начал и я:
– Ее здесь и в самом деле нет, князь!
Кузнецов сидел на диване для посетителей, отложив в сторону «Санкт-Петербургские ведомости». Скорее всего, он сидел здесь и тогда, когда я вошел в холл больницы, просто мне было ни до чего, и я его не заметил. Это минус мне, причем серьезный. После того, что я сделал, мне вообще стоило бы завести глаза на затылке, а еще лучше – валить из города, вылететь первым же рейсом транспортного вертолета на «Колчак» и больше в городе не появляться. То, что я сделал, не прощается.
Я подошел, присел рядом, чтобы не кричать через весь холл. Внимания на нас пока никто не обращал.
– И где же она, советник? [139]
– На «Колчаке», вывезена утром, специальным рейсом. В любом госпитале в городе, даже в военном, ей будет грозить опасность.
По идее, оно так. Странно, как я сам не подумал об этом.
– Она жива?
– В тяжелом состоянии, потеряла много крови. Кровь уже перелили. До сих пор без сознания – врачи пытаются определить, насколько сильно поврежден мозг. Может быть всякое.
139
Поскольку обращаться в соответствии с Табелью о рангах было не всегда удобно, «ваше превосходительство», к примеру, иногда допускалось и обращении «советник» или «асессор».
– Что именно? – Я должен был знать до конца.
– Я разговаривал с врачами. – Иван Иванович тщательно подбирал выражения. – Состояние стабилизировали, она не умрет. Но может всю оставшуюся жизнь прожить как растение – это если кислородное голодание серьезно повредило мозг. Вот так вот.
Вот и расплата. За всё свершенное. Не ей – мне.
– А вы что здесь делаете? – после долгого тяжелого молчания спросил я. – Полиция хочет допросить меня еще раз? Я, по-моему, сказал все, что только мог сказать.
– Не в этом дело. Нам нужно срочно покинуть город. В городе начались беспорядки – вы не заметили?
Если бы… Я даже вас, милейший господин Кузнецов, не заметил.
– Пора уносить ноги? – горько усмехнулся я.
– Нечто в этом роде. Окончательно стало ясно, что Атте удалось уйти. Получается, мы ликвидировали их идеологического лидера, руководитель боевой организации находится на свободе. Похороны переросли в беспорядки. На несколько дней нужно перебазироваться на «Колчак» и понять, что делать дальше.