Британский качок
Шрифт:
Все, что я пожелаю.
Музыка для моих ушей.
Это было бы мечтой!
— В пустыне есть достопримечательность под названием «Семь волшебных гор» — это разноцветные скалы. Что-то вроде Стоунхенджа. Они выглядят так круто, и я хочу сфотографироваться там.
Эшли достает свой телефон, и, бросив взгляд через его плечо, я вижу, что он гуглит «Семь волшебных гор».
— Это не достопримечательность, а художественная инсталляция, и никогда больше не сравнивай ее со Стоунхендж.
— Видишь? Какашка. На. Вечеринке.
—
Как насчет того, чтобы позволить мне беспокоиться о моих ожиданиях и перестать быть таким кайфоломщиком?
— Хорошо, мистер Ведро холодной воды.
Он снова выглядит сбитым с толку, и, честно говоря, этот языковой барьер, из-за которого тот не понимает — или отказывается понимать — мои тупые шутки, действует мне на нервы.
Так расстраивает.
Все, что я пытаюсь сделать, это посмеяться и помечтать наяву вместе со своим пивом и закусками; разве я прошу слишком многого?
Я переключаюсь с сыра на начос, зачерпываю мясо и апельсиновый соус, отправляя их в рот.
— Если этому суждено случиться, значит, так тому и быть, — наконец говорит Эшли, присоединяясь ко мне за закусками.
Мы снова погружаемся в дружескую тишину, музыка, льющаяся из динамиков, — единственный звук, который я хочу слышать прямо сейчас.
Почему я так раздражена?
В чем моя проблема?
И почему он прикасается ко мне всякий раз, когда двигается? Мог ли он быть еще больше?
Фу.
Наши пальцы встречаются, когда снова тянусь за начос, и я отдергиваю руку, как будто он ошпарил меня. Парень берет закуску большой рукой, и мой взгляд пробегает по всей длине его предплечья.
Его покрытого татуировками предплечья.
— Твои родители кажутся консервативными — как они относятся к твоим татуировкам?
Он жует.
Глотает.
— Ну. — Вытирает рот бумажной салфеткой. — Сначала у мамы чуть не случился сердечный приступ — сердилась на меня из-за этого в течение нескольких недель, а в тот момент у меня была только одна на плече. — Он делает глоток пива, чтобы запить остатки чипсов во рту. — Потом я сделал еще одну в конце первого года обучения. Мне казалось, что нужно чем-то заняться, понимаешь?
— Просто захотелось чем-то заняться? Кто ходит и делает татуировки, потому что им скучно? Полоумные, вот кто.
Это заставляет его засмеяться, запрокинув голову назад, обнажая горло и татуировку низко над ключицей. Я вижу проблески чернил, выглядывающие из-за выреза его простой футболки.
— Я не жалею. Мне нравится, как они выглядят.
— Твоя мама видела твои руки?
— Да, мы общались по FaceTime, и она их видела. Думал, она упадет в обморок, когда я сделал ту, на которой написано «мама».
— Как банально. — Я хихикаю.
— По крайней мере, у меня нет мотоцикла — это было бы последней каплей. Они бы посадили меня под замок.
— Какой из себя твой брат? — спрашиваю я, копаясь в чипсах.
— Джек… полная моя противоположность. Очень порядочный парень, как ты бы сказала. Застегнут на все пуговицы, одна и та же пташка с тех пор, как мы учились в школе, вероятно, собирается
взять годичный перерыв после окончания колледжа.Пташка?
— Что за пташка? — спрашиваю я.
— Ну, не знаю — блондинка. Ее зовут Кэролайн, на самом деле она настоящая стерва.
— Его пташка — стерва? — Я смеюсь. — Что, черт возьми, это вообще значит? Она кричит слишком громко? Кусается?
Эшли непонимающе смотрит на меня.
— Мы говорим об одном и том же?
— Я не знаю. Мы говорим о настоящей птице?
Он качает головой.
— Нет, не птица. Пташка. Его девушка Кэролайн.
Я кошусь в его сторону, хотя он прямо передо мной.
— Пташка — это один из тех британских терминов, которые не означают то же самое в Америке?
— Видимо.
Ах, в этом есть смысл, и, черт возьми, я идиотка.
Как неловко.
— Это странное слово для девушки. — Это единственное, что я могу сказать, потому что чувствую себя глупо.
Он пожимает плечами.
— Не я его изобретал.
Я возвращаюсь к первоначальной теме.
— Сколько лет твоему брату?
— Двадцать.
— И он дома с твоими родителями?
Эшли бросает на меня хмурый взгляд.
— Он живет в Лондоне.
Я ничего не знаю о Лондоне или о том, что нужно для того, чтобы там жить, но знаю, что это чертовски дорого. Как двадцатилетний парень может себе это позволить?
— Точно, кажется, ты упоминал об этом. — Пауза. — Он приезжал навестить тебя?
— Да, приезжал. Кэролайн хотела увидеть Чикаго, поэтому они приехали на несколько дней, а затем взяли напрокат машину и поехали осматривать город. — Он достает из корзинки палочку моцареллы. — Думаю, что это ее тайная мечта — иметь дом в Америке. Она самоуверенна и стремится никогда в жизни не работать.
Могу сказать, что это его беспокоит.
— Это плохо.
Еще одно пожатие массивными плечами.
— Это проблема Джека, не моя. Я не из тех, кто встречается с кем-то, кто хочет, чтобы его осыпали подарками и имели членство в «Аннабель».
— Что такое «Аннабель»?
Он все еще жует.
— Самый шикарный клуб во всем Лондоне. Членство в клубе стоит чертовски дорого.
О.
— Пусть мечтает дальше. Этого никогда не случится. Джек не такой идиот. — Жует. Жует. — К тому же, не он наследник.
А я.
Слова не произносятся вслух, но они есть, как будто он их произнес.
Интересно, что все это значит. Мое сверхактивное воображение выстраивает в уме историю о прошлом Эшли, используя имеющуюся у меня информацию: его утонченный акцент. Дом, в котором он жил один, с гранитными столешницами и спальней для гостей — с собственной ванной комнатой.
Совершенно новый грузовик.
Школы-интернаты.
Разговоры о наследстве и эксклюзивных клубах, где нужно членство.
За пределами моего понимания.
Я знала девочек, которые росли так, южных красавиц голубых кровей, чьи семьи проживали в этом районе на протяжении нескольких поколений. Противные, заносчивые девчонки, которые были членами загородных клубов и смотрели на людей, задрав носы.