Броненосец «Слава». Непобежденный герой Моонзунда
Шрифт:
Вот как описывает эти драматические минуты Г. К. Граф: «Возле „Славы“. вставали громадные столбы воды, в её борту, около носовой башни, отчётливо виднелось несколько пробоин. С большим креном на левый борт и сев носом, она большим ходом шла на север. „Баян“, которому удалось выйти из-под обстрела сравнительно благополучно, шёл с пожаром на баке, держа „Славе“ сигнал „С“, т. е. „стоп машины“. По-видимому, адмирал Бахирев опасался, что она, сев в канале, закупорит выход всем остальным. Последним медленно отходил на север „Цесаревич“, который энергично отстреливался из своих 12'' орудий. Он также имел несколько попаданий». [278]
278
Г. К. Граф. На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию. ч. II. — СПб: Гангут, 1997. С. 306.
Сразу после отдачи приказания на отход в «Славу» в 12.29 попало ещё два снаряда — «один в церковную палубу, другой в батарейную палубу, почти в одном месте, около вентиляторной шахты первой кочегарки. Снаряды разворотили рундуки, пожарные
Часть раненых была перевязана тут же на месте, часть сразу же отнесена в кормовой перевязочный пункт. Одним из этих снарядов был тяжело контужен врач Леппик, перевязывавший в это время мичмана Денисова, который также оказался контужен, но легко. Пламя, дым и газ от разрыва уничтожили носовой перевязочный пункт, медперсонал которого сразу же перешёл в главный кормовой пункт.
Эффект разрыва сильно почувствовался и в располагавшемся здесь же под броневой палубой центральном посту, куда взрывная волна и дым попали через повреждённую шахту сообщений с боевой рубкой. Из рапорта находившегося в центральном посту мичмана Деньера: «…было попадание где-то очень близко от центрального поста, разбившее его и выведшее его совершенно из строя. В какой именно части центрального поста было попадание, сказать точно не могу; некоторые из команды говорили, что видели большое пламя; сам я, как и многие из команды, был оглушён и отброшен от стола, за которым шифровал. Во время разрыва в посту кроме меня находились лейтенант Зиберт и вся прислуга центрального поста, все оставались на своих местах, убитых и раненых в моей части поста не было…освещение ослабло, телефон и другие электрические установки перестали действовать, переговорные трубы были разбиты и из них полилась вода, все электрические звонки начали заглушенно звонить». Лейтенант Зиберт: «…разорвался снаряд рядом с кубриком, показалось пламя, помещение наполнилось дымом и тротиловыми газами. Взрывом я был отброшен от стола, за которым сидел с мичманом Деньером, занятый расшифрованием радио. Из освещения уцелела одна лишь лампа по правому борту, телефонные звонки начали звонить, трансформаторы остановились. Мы взяли все документы и встали у входа в центральный пост с правого борта, т. к. там был небольшой приток свежего воздуха. Крен на левую сторону значительно увеличился. Из переговорных труб и некоторых малых отверстий носовой переборки потекла вода…». [279]
279
РГАВМФ, ф. 771, оп. 1, д. 11, л. 24, 25.
В результате фактического выхода из строя центрального поста капитан 1 ранга Антонов приказал кормовой 12'' башне, находившейся под командой младшего артиллериста линкора лейтенанта В. И. Иванова, перейти на «плутонговый [т. е. самостоятельный] огонь». Противник продолжал удерживаться на курсовом угле около 180°.
Газы от разрывов обоих снарядов попали по вентиляционной шахте в носовую кочегарку, но все кочегары остались на местах и продолжали свою работу. Из воспоминаний К. И. Мазуренко: «Я спустился туда по трапу и, к моей радости, убедился в том, что сообщение [о поступлении воды] оказалось ошибочным: там всё было в порядке и кочегары, под наблюдением старшины, очень спокойно работали у котлов, несмотря на большой крен. Я поблагодарил их за отличную работу и, проверив, открыты ли все клапана и клинкеты, необходимые для выравнивания крена, поднялся на батарейную палубу». [280]
280
К. И. Мазуренко. Указ. соч., С. 66.
В кормовой кочегарке, куда наблюдалась фильтрация воды из-за разошедшихся вследствие близких разрывов стыков обшивки, вследствие крена на левый борт собиравшаяся вода подступала к топкам котлов №№ 11 и 16, в которых было приказано прекратить пары. Откачать эту воду пока не представлялось возможным по причине того, что из-за крена трюмная помпа, расположенная в диаметральной плоскости, не могла её забрать.
Вновь слово К. И. Мазуренко: «…мне сообщили о том, что в кормовой кочегарке — вода. Спустившись в неё, я увидел, что от крена вода в кочегарном трюме перелилась на левый борт, поднялась выше площадок и дошла до топок двух крайних котлов: трюмный насос не мог её откачать, так как приёмники осушительной системы находились в средней части трюма. Приказав инженер-механику мичману Бальгицу прекратить пары в двух левых крайних котлах, и удостоверившись в том, что и здесь производится затопление правых наружных бортовых коридоров, я вышел на батарейную палубу, где мне тотчас же доложили из левого машинного отделения о проникновении в него воды.
Я сбежал вниз и увидел, что мотылёвые колодцы левой машины были затоплены водой почти до вала и вращающиеся мотыли вместе с их подшипниками погружались в неё при нижних положениях. Сквозь фланцы труб, примыкающие вверху к левой бортовой переборке, просачивалась и довольно сильно струилась вода.
Стало ясно, что эта переборка повреждена, фланцы труб расшатались, и непроницаемость их нарушилась разрывом неприятельского снаряда против машинного отделения. По-видимому, снаряд попал здесь в броню ниже ватерлинии на излёте и не пробил её, а разорвавшись, лишь расшатал и повредил её и вместе с ней переборку; вода проникла в бортовой коридор и оттуда просочилась в машинное отделение. Я приказал пустить в ход, в помощь осушительному насосу, мощную водоотливную турбину — и она стала быстро освобождать трюм от воды; попутно я распорядился
уменьшить по возможности просачивание. Поднявшись затем на батарейную палубу, взглянул на креномер и заметил, что крен уменьшился до 3°». [281]281
К. И. Мазуренко. Указ. соч., С. 66, 67.
Один из германских снарядов этого же накрытия, разорвавшийся в воде впритирку к борту, поднял столб воды выше фор-марса; его всплеск, обрушиваясь вниз, залил носовой мостик. Управление кораблём затруднялось вследствие крена. В 12.37 крен уменьшился до 4°. Один из наших залпов, по наблюдению с марса мичманом Пышновым, корректировавшим стрельбу, вызвал пожар в носовой части головного линейного корабля, стрелявшего по «Славе».
В 12.39 (или 40), находясь уже на выходе из зоны действия 12'' орудий германских дредноутов, «Слава» получила последнюю серию попаданий. До сих пор не представляется возможным ясно уточнить, было их два или три, поскольку оба последних (или одно) пришлись практически в одну точку; свидетельства об этом распадаются примерно поровну. Первое попадание было в церковную палубу — снаряд пробил палубу полубака и разорвался «около судовых образов». Здесь было всё разрушено, верхняя палуба разворочена в нескольких местах и найдено убитыми три человека, фамилии их установить не удалось. А. М. Косинский в своей работе упоминает, что у них были оторваны головы. [282]
282
А. М. Косинский в своей работе упоминает, что у них были оторваны головы. Источник его сообщения (дело МИК № 7511) оказался недоступен — перешифровальные таблицы дел Морискома в РГАВМФ утрачены полвека назад. Неясно, были ли это уже трупы, снесённые по обыкновению в церковь для последующего ритуала, или до разрыва снаряда матросы были живы и просили для себя заступничества в корабельной церкви, покинув свои боевые посты вследствие психоза, развившегося под неприятельским огнём.
Второй снаряд (или два) попал в броню у радиорубки, пробил её и разворотил переборку бортового коридора, прогнув силой взрыва переборки соседних угольных ям. Больших пожаров от этих попаданий не последовало, но К. И. Мазуренко упоминает о возгорании «в перегрузочном посту средней левой 6'' башни, где были тележки с зарядами. Пожар был потушен командиром башни, кажется, мичманом Л. И. Агаповым».
Эти последние попадания существенно не сказались на состоянии «Славы», но положение её и без того было критическим. Корпус, расшатанный попаданиями и близкими разрывами германских 12'' снарядов, дал сильную течь, с которой едва справлялись насосы корабля. Воду, поступавшую в левое машинное отделение, пытались откачивать имевшимися водоотливными средствами (насосом и турбиной), но их работа оказалась недостаточно эффективной и «положение становилось угрожающим, т. к. работавшая машина мотылями погружалась в воду и разбрызгивание последней создавало фонтаны, затруднявшее управление главными механизмами». По мере поступления воды в котельные отделения котлы приходилось выводить из действия, в результате чего давление пара постоянно падало, и ход корабля всё уменьшался.
Лишившийся половины тяжёлой артиллерии линкор, с почти 2500 т воды внутри находился у предела исчерпания боеспособности и с увеличившейся до 10 м осадкой носом не имел никаких шансов уйти на север Моонзундским каналом. Это прекрасно понимало командование линкора, которому ещё до последней серии попаданий стало ясно его бедственное положение. Гибель «Славы», медленно двигавшейся небольшим ходом (34 оборота) на север и отстреливавшейся редкими выстрелами из кормовой башни, становилась только вопросом времени.
Командир линкора Антонов семафором запросил у командующего разрешения «ввиду того, что корабль сильно сел носом и Большой канал стал для корабля непроходим, снять людей и взорвать корабль». В 12.41 были уничтожены все секретные документы. В 12.43 последовала атака шести неприятельских аэропланов, которая была отбита огнём зенитной артиллерии линкора, причём в рапорте В. Г. Антонова сообщается, что «один аэроплан нашим залпом был подбит и резко упал вниз (огнём управлял старлейт Рыбалтовский)». В 12.45 корабль прекратил огонь, дав с дистанции в 115,5 кб ряд недолётов.
В 12.47 «Баян», также имевший повреждение от 12'' снаряда, разорвавшегося в носу под мостиком, обогнал оба линкора и стал головным. При проходе крейсера командир «Славы» в мегафон вновь доложил вице-адмиралу Бахиреву о бедственном состоянии корабля, на что последовало приказание «пропустить „Гражданин“ вперёд, затопить корабль у входа в канал и, сняв команду на миноносцах, взорвать погреба».
Вызвав к себе старшего минного офицера А. Ф. Зиберта, капитан 1-го ранга Антонов приказал ему готовить к взрыву кормовые 12'' и оба 6'' погреба. По всей видимости, командир «Славы» приготовился к подобному обороту дела заранее: лейтенант Зиберт свидетельствует в своём рапорте, что он «ещё накануне боя получил… приказание изготовить кормовые погреба для взрыва корабля, в случае надобности. В 12'' кормовой бомбовый погреб и в 6'' правый и левый кормовой бомбовые погреба были заложены по 8 16-фунтовых тротиловых патрона в деревянных ящиках. Должен заметить, что предусмотрительность была очень удачна, т. к. попаданиями были затоплены 47-мм носовой погреб, в котором хранились подрывные патроны. Затем, были заготовлены по три запала на каждый ящик с длинными бикфордовыми шнурами, причём фитили были наращены с расчётом горения около 0,5 часа». [283] Получив приказание от А. Ф. Зиберта, минёры разошлись с запалами по погребам, вставив по три запала на каждый ящик «со шнурами в расчёте на горение в полчаса». После этого лейтенант Зиберт поднялся на носовой мостик и доложил, что к взрыву всё приготовлено.
283
РГАВМФ, ф. 771, оп. 1, д. 11, л. 24.