Бросок Венеры

Мы, римляне, любим пересказывать подобные истории – они позволяют нам гордиться, что в нашей республике царят относительно мягкие и цивилизованные нравы. В молодости я восхищался активным участием александрийцев в политике, но так и не смог привыкнуть к их кровожадности. Александрийские врачи торгуют особыми припарками под названием «лечение от человеческого укуса», а в домах постоянно держат перевязочные материалы – думаю, это много говорит об горожанах.

– Теперь мы подходим к нынешнему кризису – или, как говорите вы, римляне, «египетскому вопросу». После короткого и бесславного царствования Александра II права на престол заявили двое внебрачных сыновей Сотера.

– Вот уж храбрецы! – с иронией воскликнул Тригонион.

– Один из них захватил Кипр. А другой овладел Египтом, и царствует вот уже более двадцати лет – огромный срок по египетским меркам. По-гречески его полное имя, - Дион набрал побольше воздуха – звучит так: «Птолемайос Теос Филопатор Филадельфос Неос Дионис».

– Птолемей, бог, любящий отца, любящий брата, новый Дионис, - перевёл я.

Дион поджал губы:

– В Александрии мы зовём его просто Птолемей Авлет, то есть Флейтист.

– Дудочник! – захохотал Тригонион.

– Да, царь Птолемей Дудочник, - угрюмо подтвердил Дион. – Его единственный талант – играть на флейте, днём и ночью, трезвым или пьяным. В царском дворце он собрал хор и аккомпанировал ему. Свои новые сочинения он исполняет на пирах с послами. Он устраивает музыкальные состязания, и очень не любит, когда кто-то берёт над ним верх. И за что Египту достался такой царь? Он соединил в себе все пороки своего древнего рода – всегда потакавшего своим прихотям, распутного, ленивого, склонного к роскоши…

– Тогда ему бы лучше быть галлусом, чем царём! – рассмеялся жрец.

Дион мрачно посмотрел на него:

– В чём, в чём, а в этом я с тобой соглашусь.

– Я помню, Цицерон в какой-то речи говорил о нём, - заметил я. – «Практически все согласны, что человек, ныне занимающий трон Египта, ни по происхождению, ни по духу не годится в цари». Многие считают, что власть Дудочника с самого начала была незаконной – ввиду завещания его незадачливого предшественника.

– В этом-то всё и дело, - сказал Дион. – Вскоре после того, как Александра II растерзала толпа, пошли слухи, что он намеревался завещать Египет Сенату и народу Рима.

Тригонион удивлённо вскинул брови:

– Жирный кусок! Зернохранилища! Сокровищницы! Крокодилы! Впрочем, такому слуху вряд ли бы кто-то поверил. С чего царю быть таким щедрым?

Дион вздохнул с раздражением:

– Походе, галлус, ты не знаком ни с историей, ни с текущей политикой. Может, сама идея и нелепа – но это был бы далеко не первый подобный случай. Семьдесят лет назад Аттал Пергамский завещал своё царство Риму – теперь это римская провинция, поставляющая сюда зерно. А сорок лет назад царь Апион оставил Риму Киренаику, которая когда-то входила в состав Египта. Да ведь и сам Апион был из рода Птолемеев. Менее двадцати лет назад последний царь Вифинии также завещал её Риму.

– Но зачем царю так поступать? – удивился Тригонион.

– Чтобы защитить страну от междоусобной войны за престол. Или досадить своим наследникам. Или уберечь царство от захвата воинственными соседями, ещё более жестокими, чем римляне. Или просто стать, как все, под руку Рима, - Дион тяжело вздохнул. – На протяжении одной только моей жизни Рим унаследовал Пергам, Киренаику и Вифинию, а Понт и Сирию – завоевал. Два года назад он без боя овладел Кипром, брат царя Птолемея тогда покончил с собой. Теперь весь Восток принадлежит Риму. Из всех царств, родившихся при распаде империи Александра Великого, независимость пока сохраняет только Египет.

– Но при этом ходят слухи, что Александр II завещал его Риму, - добавил я. – Полагаю, царю Птолемею плохо спится.

Тригонион с понимающим видом кивнул:

– Не хотел бы я быть рабом, который меняет его постельное бельё.

– Грубый, неотёсанный Рим владеет всем Востоком, - процедил сквозь зубы Дион. – Это – факт, было бы глупо отрицать его. Но народу Египта необходима власть, способная противостоять римскому господству. Наша страна была уже невообразимо древней, когда туда пришёл Александр Великий и основал Александрию. В созданном им царстве процветали искусства и науки – а Ромул и Рем тем временем сосали волчицу . Нам не нужна ни римская власть, ни римский порядок. Но царь Птолемей, вместо того, чтобы твёрдо противостоять римской угрозе, дрожит от страха, и готов пойти на любые уступки, какие от него потребуют. Александрийцы требовали, чтобы он выкупил у римлян Кипр и вернул его под свой скипетр. А он с почётом принял римского чиновника, посланного для грабежа острова. Чтобы пресечь разговоры о завещании Александра, он преподносит Цезарю и Помпею тридцать пять миллионов денариев – и на эти деньги Цезарь покупает Сенат, а Помпей расплачивается со своими легионами. А для египтян это оборачивается новым повышением налогов. Собранные с нас подати прямо идут римским сенаторам и легионерам – с таким же успехом мы могли бы быть римской провинцией! А что же царь Птолемей получил взамен? Римский Сенат признал его законным царём Египта, а на Капитолии была установлена доска с надписью в честь Птолемайоса Теоса Филопатора Филадельфоса Неоса Диониса, друга и союзника римского народа. Конечно, быть другом и союзником очень достойно – но чтобы купить себе это достоинство, он обобрал собственный народ, и без того изнывавший под бременем непосильных налогов! Наконец, народный гнев стал столь велик, что царь был вынужден бежать из столицы, опасаясь за свою жизнь. Он перебрался в Рим, и здесь Помпей предоставил ему огромную виллу и множество рабов для услужения.

– Думаю, за тридцать пять миллионов денариев он мог рассчитывать на подобные царские почести! – заметил Тригонион.

Дион нахмурился.

– Он делит здесь своё время между упражнениями на флейте и сочинением писем Сенату с просьбой вернуть ему египетский престол – вопреки воле народа. Но теперь время для этого упущено. Его дочь Береника уже провозглашена царицей Египта.

– Женщина? – Тригонион выглядел по-настоящему заинтригованным.

– Я был против этого, - торопливо проговорил Дион. – Да, в Александрии философы имеют большой вес, но и астрологи – не меньший. А они утверждали, что настало время вручить власть над Египтом женщине Птолемеевой крови.

– Мне кажется, учитель, что ты чрезмерно суров к царю Птолемею, - осторожно сказал я. –Ведь он всю свою жизнь постоянно наблюдал, как одно царство за другим уступает римской экспансии, военной или политической. Его собственное положение все эти годы было очень шатким. Он понимал, что сохраняет египетский престол единственно потому, что римляне не могут решить, кто из них наживётся на поглощении Египта. Я кое-что знаю о таких вещах, учитель – нельзя жить в Риме и ничего не знать о политике. Во время царствования Птолемея сенаторы не раз пытались использовать предполагаемую последнюю волю Александра II и потребовать Египет себе. Этому намерению мешала только постоянная внутренняя борьба в самом Сенате. Помню, в консульство Цицерона Цезарь и Помпей изо всех сил стремились войти в коллегию децемвиров, чтобы лично контролировать захват Египта. Тогда Цицерон своей блестящей речью уничтожил этот проект, заявив, что он в конечном итоге сделает Цезаря и Помпея кем-то вроде царей. Тогда они принялись уже напрямую вымогать деньги у Птолемея.

Взволнованный Дион порывался что-то сказать, но я поднял руку:

– Подожди, учитель, выслушай меня. Если Птолемей, чтобы удержать власть, уступает требованиям римлян, или даже откупается от них – можно ли поставить это ему в вину? Как бы то ни было, его стараниями римляне до сих пор не воцарились в Александрии. А это означает, что царь Птолемей – куда лучший дипломат, чем ты думаешь.

– Он уступает слишком много, - угрюмо ответил Дион. –Пусть даже римляне и не захватили пока Египет – что толку, если сам царь служит у них сборщиком налогов и досуха нас выжимает?

– Вероятно, ты прав, учитель. Но ведь ты сам себе противоречишь. Если ты с таким презрением относишься к Птолемеям, то почему же противишься приходу римской власти?

Дион вздохнул.

– Видишь ли, Птолемеи, в сущности, правят Египтом по воле народа. Порой они управляют из рук вон дурно – тогда египтяне восстают и свергают их. А если царь более-менее приличный, люди его терпят. Конечно, такая система проигрывает в сравнении с идеальной республикой Платона – но Египет живёт при ней сотни лет, и не так уж плохо. Однако если он станет провинцией Рима, то наша судьба будет решаться уже без нашего участия. Нам придётся сражаться в войнах, до которых нам нет никакого дела. Мы будем вынуждены соблюдать законы, принятые римскими толстосумами – а они сидят в Сенате вдали от Александрии, и не слышат жалоб её жителей. Мы станем окраиной вашей державы, то есть предметом для грабежа. Наши статуи, картины и ковры украсят дома знатных римлян, наше зерно наполнит желудки римского плебса – и уж точно не по справедливой цене. Египет – великая и свободная страна, мы не можем стать вашими рабами, - Дион вздохнул ещё тяжелее. Из уголка его глаза скатилась слеза. Странным образом женская косметика на его смуглом морщинистом лице только усиливала трагическое впечатление. Как бы ни был нелеп его вид, горе Диона представлялось мне искренним и глубоким.