Брусничное солнце

Он дождался решительного кивка, прежде чем протянуть ей руку. Варвара отпрянула.

— Сюда иди, Варя, нет времени баловаться, и без этого забот хватает. — Бледные пальцы нетерпеливо дрогнули, и когда она вложила в них свою руку, резко потянули на себя. Заставляя приглушенно охнуть, выставить руки во время падения вперед, упираясь в узкую грудь, за которой билось сердце.

Билось. Мерно, уверенно. Ее глаза удивленно расширились, на миг она позабыла о страхе и смущении, прижалась ладонями плотнее, ощущая, как толчки касаются подушечек пальцев, бьют прямиком в раскрытые ладони. Чудно. Она — то считала, что у всех нечистых и сердца-то нет, чему там биться?

— Что ты чувствуешь? — Его голос вибрирует в глотке, едва заметно подрагивает во время глотания кадык. Нечисть с интересом тянется вперед, щурится, пытаясь уловить что — то в ее взгляде.

А Варвара не видит, зачарованная этим медленным стуком. Облизывает перемазанные в соке репы губы, расфокусированный растерянный взгляд поднимается на лицо Хозяина. Она неуверенно отвечает:

— Сердце… Ты горячий.

Совсем не того он от нее ждал — в черных колодцах гладким ужом скользит удивление, а затем он откидывает голову обратно на траву и совсем по-обидному хохочет. Жмурится, его смех отдается в кончиках пальцев и Варвара отдергивает руки, обжигаясь непонятным жестоким весельем.

— Если потрогать меня жаждешь, так и скажи. Нашла момент… Что колдовством ты своим чуешь? Соберись, а не грудину чужую тискай, соблазнительница…

Будь перед ней человек — она бы придушила. Уже представила, как пальцы легли на бледную шею, сжали. До первых хрипов. Пока издеваться над другими не покажется дурной затеей. Он будто нарочно — скакал по обнаженным нервам, выбивал из колеи ядовитой насмешкой. И упивался ее бессильной злобой.

Руки на грудь нечисти она вернула так, что воздух из него выбило с громким хрипом, смех прервался, запнувшись об резкий выдох. Но это нисколько его не огорчило, проклятая нечисть продолжала счастливо склабиться.

Весь мир вокруг схлопнулся, осталось его участившееся дыхание, запах летних трав, можжевельник и болото. Она несмело прочертила дорогу подушечками до ключиц, зажмурилась. И казалось бы, что-то теплое, яркое взорвалось под закрытыми веками — золотой всполох, переплетение десятков нитей. Потяни — дотянись только и поймешь, что это. Но стоило ее силе метнуться в ту сторону, как все вокруг рассыпалось сотней искр, не ухватиться, не поднять вверх, позволяя взрасти цветку на реберной клетке.

Не может золото внутри нечистого быть колдовской силой, он на смех ее поднимет… Злобный морок, обман глаз и чувств. Что-то почуяв, Хозяин с интересом склонил голову набок, задержал дыхание.

— Тебе не увидеть, если не веришь, Варя. Впусти в себя, позволь магии укорениться, прорасти сквозь кости и мясо. Сроднись со своей природой, пусть колдовство станет для тебя таким же естественным, как дыхание или стук сердца. Что ты видишь? Что подсказывают твои чувства?

Стылый мороз, хруст снега. Или это кости? Так холодно внутри, до дрожи, до стука зубов. И кровь. Она видит море крови, алые воды болотного берега. Слышит предсмертные крики, агонию, боль, так много боли… Ее затягивает в воронку, а внутри распускается что — то черное, злобное, всепоглощающее. И теперь не холодно — плавит. Обжигает кожу, под плотно закрытыми веками становится колко — словно песка в глаза насыпали. Пальцы прирастают к грудине Болотного Хозяина, он ерзает, глухо стонет.

— Не то, ищи дальше, не так… Назови мое имя, Варя. Когда сможешь его назвать — ты сделаешь первый шаг. После него настоящее ведьмовство пойдет, то самое, которого ты так хочешь коснуться.

Его голос ложится на кожу, впитывается, горчит на кончике языка. Отчего так ядовито? Так больно? Глубже, в черный омут, где воют, беснуются утопленники, где сочно хрустит чужим переломленным позвоночником в окровавленных зубах болотник. И улыбается.

Боль. Боль следует всюду, куда бы она ни пошла. Крики, стоны, плачь и мольбы. Она слышит, как хрипит, отчаянно давится проклятиями тонкокостный мальчик. Чует его кровь, стекающую крупными каплями по высоким листьям рогоза. Маленький воин. Маленький убийца.

Она пытается найти в этом отравленном мире знакомые черные глаза, опасный оскал болотного Хозяина. И не находит. Картина резко схлопывается, ударяет в грудину такой обжигающей лавиной боли, что она стонет вслед за нечистью. И, словно подкошенная, падает на глубоко вздымающуюся грудь.

Он ее не ловит, вообще не шевелится. Смотрит расчетливо, оценивающе. Руки заведены за голову, тело расслабляется. Словно не в его сознании сейчас бродила неумелая барыня, словно не его раны бередила. Если такая боль ему нипочем, тогда как совладать с ним простому люду?

Деревня обречена.

Воздух врывается в собственные легкие с хрипом, неохотно. Она цепляется дрожащими пальцами за его рубашку, утыкается носом в пространство меж ключиц. Можжевельник. Как же она станет его ненавидеть, когда выберется…

— Мое имя, Варя. — Сухо, как удар хлыста по лоснящемуся боку непослушной кобылы. Она пытается подняться, но тело не слушается. Дыхание Хозяина щекочет макушку, приподнимает волоски. — Ты сумеешь сказать, кто же я такой?

Разве по нему самому не видно? Нечисть. А какая — не так уж важно. Все как одна одичалые, непокорные, неспособные ужиться рядом с человеком мирно. Привыкшие диктовать свои правила, они играются, забавляются, упиваясь чужой болью. Посмотри на добродушного лешего — в один день он заполнит лукошки ягодами, а в другой заставит заплутать в чаще. Убьет голодом, натравит кровожадных лесавок за одну небрежно сломанную веточку.

Почему его имя — ключ к ведьмовству? Как пробиться через все тяжелые и липкие слои ужаса?

— Я не знаю.

Звучит обреченно. Почти отчаянно.

Он кивает, словно другого ответа и не ожидал. Варвара не видит — чувствует, как опускается острый подбородок на голову, а затем поднимается обратно. И неожиданно в спутанные волосы скользят чужие пальцы, она сжимается в страхе и отвращении.

Перебирают играючи пряди, он шумно принюхивается.

— От тебя разит болотом и страхом. Отвратительно. Не хочу пускать в землянку, тебе нужно вымыться.

И брезгливые ноты в его мелодичном голосе заставляют ее ожить, отшатнуться, выдергивая из рук черную копну.

Будто после дня блужданий, его мерзких настоек и отсыревшего, врытого в землю сруба, можно пахнуть иначе. Никогда еще ей не наносили подобного оскорбления. Щеки принялись наливаться пунцовым от смущения и возмущения. Нечисть равнодушно поднялась следом, повела затекшими предплечьями.

— Пойдем окольными путями. Видишь вторую земляную косу? Вот и чудно, притяни мне зайцев из силков сюда. Попадется болотная крыса — неси и ее. Только подумай побрезговать и выбросить, узнаю — от тебя кусок отгрызу.

Вот и все обучение ведьмовству. Теперь она будет ползать по болотам, добывая ему пропитание. А взамен слушать о том, что от нее разит тиной. Хозяин лукаво улыбнулся, дернул ее за слипшуюся после болотной воды прядь волос.

— Удастся добраться и не утопиться — покажу место хорошее, где вымыться с ног до головы можно будет. В чистой воде. Теплой. — Заметив, что энтузиазма у Варвары прибавилось, он самодовольно хохотнул, не забыл ужалить едким словом в напутствие. — Только дар свой используй, а не прись причитающей коровой, ухая во все бочаги. Если нечисть увидишь — скажи, хозяин пропустить приказывает. Они не тронут. А смелая, так сама вокруг себя попытайся защиту выстроить. Не пучь так глаза, несложно это. Представь огненное кольцо вокруг, представь, как горит всякий, кто руку к тебе протянет. На первое время и такое неплохо сработает, дальше — больше. Давай, топай-топай.