Будьте моим мужем

— Ой, Павел Алексеевич, а что случилось?

"Ты приперлась невовремя, Мариночка, вот что случилось"- посылаю я ей мысленно, но отвечаю совершенно другое:

— Марина, приведи мне того козла, который коробку с великом приволок в мой кабинет! Прямо сейчас!

Несмотря на то, что послушная Марина тут же убегает выполнять мое распоряжение, момент оказывается испорченным, и я, с сожалением, отпускаю Эмму, тут же сползающую с меня, стремительно краснеющую и отводящую глаза. Значит, все-таки не показалось — на самом деле собиралась поцеловать!

Поднимаюсь, чуть ослабляя узел ненавистного галстука, надетого по причине необходимости сегодня ездить по официальным инстанциям. Отмечаю ее открытые плечи, чуть тронутые загаром, который только подчеркивают тоненькие белые бретельки платья, небольшие каблучки босоножек и снова зависаю, рассматривая выглядывающие из них маленькие пальчики, накрашенные розовым лаком.

Я молчу, и она начинает первой:

— Паша, я приехала, чтобы… в общем, тут документы кое-какие нужно подписать на Андрюшу… И еще…

— Павел Алексеевич, — в дверях маячат Марина и Радик, недавно взятый на работу, молодой парень-продавец. — Вот Родион… это он велик к вам в кабинет поставил.

— Павел Алексеевич, — у Радика алым заревом светятся большие оттопыренные уши и от страха передо мной, видимо, дергается веко на правом глазу. — Вы мне сказали, чтобы я всю отбраковку вам показывал. Вот я и…

— И ты поэтому решил, что все эти коробки нужно в моем кабинете сваливать? Ты хоть представляешь себе, сколько у нас этого неликвида? Да ты мне тут до конца недели до потолка завалишь все! Забирай сию секунду, и чтобы духу твоего здесь не было! Марина, покажи ему, куда ставить нужно!

Парень заметно выдыхает, расслабляя плечи, и уши мгновенно приобретают обычный оттенок — неужели думал, что из-за такой мелочи уволю? Хотя Маринка, видимо, расписала, как я тут на полу лежал по его вине…

— Павел Алексеевич, — кричит от кассы Вадим. — Тут к вам из фитнесс-центра приехали по поводу заказа на тренажеры!

— Вадим, две минуты попроси подождать, — понимая, что на Эмму у меня совершенно нет времени, я все-таки разворачиваюсь к ней и ловлю ее странный взгляд.

— Эмма, извини, мне очень некогда. Давай документы, я все подпишу, — в своем бардаке на столе все-таки отыскиваю ручку, подмахиваю, не читая, бумажки, и слышу ее смущенное:

— Прости меня, пожалуйста, за пощечину, мне очень стыдно. И за сегодняшнее падение тоже прости.

А за ужин с другим мужиком? За это простить? Или это — в порядке вещей, сегодня с одним целуешься, а завтра — флиртуешь с другим? Я мгновенно закипаю, выхожу из себя, и даже не замечаю, как трескается в моих пальцах обычная пластмассовая ручка. Смериваю ее изучающим взглядом — платье, чтоб его! Зачем она такое надела — грудь облегает, талию тонкую поясочком подчеркивает, а дальше… дальше струится до самых колен? В ее глазах — ужас. Естественно следит за тем, как я отбрасываю прочь остатки сломанной ручки. Но говорить я все-таки стараюсь ровно и спокойно:

— Мне не за что тебя прощать. Как говорится, насильно мил не будешь. А сегодня… я сам виноват. Все? Больше ничего не нужно?

Этим своим вопросом я ясно даю ей понять, что разговор наш окончен и мне пора, но она, сделав шаг к двери, почему-то медлит. И до последнего я не могу поверить в то, что неожиданно произносят ее губы…

33. Эмма

— А вот и неправда! — заявляю я, собираясь, кстати, сказать чистую правду, но так, чтобы выглядела она, как шутка, и понимая, что нельзя даже открывать рот, что нужно бежать отсюда пока не поздно — вон как легко ручку раскрошил, словно это… пластилин. — Ты мне мил, и даже очень мил…

Павел медленно поворачивает ко мне чисто выбритое чернобровое лицо, и я вдруг с удивлением замечаю седые волосы на его висках. И морщинки в уголках карих глаз, и взгляд усталый, расстроенный… И мне безумно хочется прижаться к его груди, оказаться в кольце его рук, где я неизменно чувствую себя защищенной, огражденной от всех бед и несчастий. Только глаза эти вдруг с подозрением, с недоверием даже, сощуриваются и он спрашивает:

— А чубатый хлыщ на красной "Тойоте" тоже мил тебе? Или с ним ты из спортивного интереса?

Словно рыба, выброшенная на берег, я открываю и закрываю рот, не в состоянии сообразить, о каком чубатом хлыще идет речь. Гордость шепчет: "Развернись и топай отсюда!" Здравый смысл подсказывает: "Этому человеку ты слишком многим обязана, чтобы хамить и брыкаться!" А сердце — глупое, неразумное — так и тянется успокоить его единственным известным мне способом — обнять, погладить по волосам, поцеловать… Нет-нет! Ни в коем случае!

— Павел Алексеевич, заказчик нервничает уже! — симпатичный молоденький паренек в такой же, как у моего Кирилла футболке с названием магазина на груди с улыбкой заглядывает в кабинет и шепотом добавляет. — Две чашки кофе вылакал…

— Вадим, веди его сюда!

Понимая, что аудиенция окончена, я разворачиваюсь и молча выхожу из кабинета, так и не объяснив, что Антон (другого хлыща рядом со мной и быть не могло!) — журналист, что он просто статью пишет о приемной семье. А за спиной, там где стоит Павел, царит леденящая душу тишина…

… — Эмма, привет! — голос Антона такой радостный, такой воодушевленный, что сразу же становится ясно, как он рад слышать меня. — Прости, немного подзадержался со статьей! Просто фотограф долго фотки обрабатывал! Как насчет, встретиться завтра? Часиков в семь вечера?

— Привет, Антон! Не знаю. Завтра мне детей не с кем оставить будет. Если только с ними пойти…

Антона явно не устраивает мое предложение, потому что он начинает выдумывать, куда бы пристроить моих ребят:

— Пусть старший сын посидит!

— Он подрабатывает. Приходит поздно и уставший.

— Бабушка?

— Бабушка сегодня уехала на дачу в деревню. Ты можешь к нам домой приехать…

И, судя по напряженной тишине на том конце трубки, я не ошиблась, когда решила, будто Антон не желает контактировать с детьми.

— Э-э, нет, Эмма! Это для меня неудобно как-то… Давай, послезавтра тогда? Сможешь? Фотки, кстати, хорошие получились. Игорек, наш фотограф, настоящий профи своего дела! Тебе скину на флешку — будет память!

Фотки — это, конечно, заманчиво! Хотелось бы иметь профессиональные, настоящие, где мои малявки нарядные, красивые, причесанные, да со светом, специально выставленным… А Игорек нас несколько дней назад часа три мучил — сядьте так, посмотрите сюда, ногу — туда, руку — сюда, голову налево! Наверное, действительно, сумел сделать что-то потрясающее. Я просто не могла отказаться от этих фотографий. И хоть поведение Антона меня несколько настораживало, я понимала, что он и не обязан общаться с моими детьми, и даже просто, в принципе, любить детей не обязан. Поэтому и согласилась: