Буду твоим первым, принцесса

А может мне просто так кажется, потому что когда мы выходим и присоединяемся ко всем, он спокойно вписывается. Да и я бы не сказала, что сама чувствую огромную разницу между компанией моего брата и этой. Здесь восемь человек, включая нас. Все сидят вокруг низкого стола на диванах и креслах. Шутят, смеются, друг друга подкалывают, и порой ловлю себя на мысли, что они ведут себя приличнее Яра и Егора, его лучшего друга и нашего соседа. Я особо не участвую в разговорах, только когда ко мне обращаются на прямую, больше изучаю всех, но по итогу всё чаще и чаще останавливаю свой взгляд на Дане. Она нервирует меня видом, будто сидит на похоронах, даже ее брат, который явно изначально не был доволен моим присутствием, со временем расслабляется. Задаёт мне вопросы, а для его сестры это будто становится последней каплей. Она встаёт и просит его телефон. Уходит и довольно долго не возвращается, а я теряю связь с временем. Больших окон нет, чтобы увидеть, что давно стемнело, случайно натыкаюсь на настенные часы, когда понимаю, что меня скоро начнут искать.

Говорю Арсу, что отойду написать смс родителям, а когда захожу обратно в комнатку, застаю в ней Дану.

В довольно неудобной ситуации, потому что в этот момент она проводит пальцами по моей сумочке, и даже руку не отдёргивает, когда видит меня за своей спиной. Просто медленно отводит её, продолжая разглядывать меня с ног до головы. Её взгляд настолько ядовит, что уверена, у меня вполне могут по коже лица пойти волдыри.

– Тебя что, никогда не учили, что чужое трогать нельзя? – я задаю вопрос довольно спокойно.

Не собираюсь с ней разводить скандал, но обозначить, что я далеко не радужная девочка, явно выходит. Мое трогать нельзя, и это относится не только к сумочке.

Дана молчит, хотя и продолжает меня разглядывать, отходя от тумбочки. Садится на кушетку и откидывается на стену. Смотрит уже снизу верх, наблюдая, как я подхожу и достаю телефон, быстро набирая сообщение.

– Тебе никогда не вписаться в нашу компанию, – вдруг говорит она, далеко не тем милым, нерешительным голосом, которым она говорила с Арсом в тот первый вечер. – Парням надоест притворяться. Ведут себя так, будто к нам сама королева пожаловала.

Я дописываю сообщение и только после поворачиваюсь к ней, складывая руки на груди. Не могу ручаться, что она говорит неправду, но точно знаю, какие именно у неё намерения. Не выйдет, я не из тех, кого можно так просто обидеть или смутить.

– Что? Завидно, что они при тебе себя так не ведут, а давно воспринимают, как пацана? Удивлю тебя, но это нормально, когда при девушке парни стараются вести себя лучше. Задумайся, что ты делаешь не так.

Она багровеет, точно я надавливаю на то, что и так знает, хотя и прикрывает все свои чувства обиды резкой усмешкой.

– Ты просто зазнавшаяся кукла, думающая, что ей все должны. Нацепи на любую дорогие шмотки, и она будет уверена, что мир вертится вокруг её пустой оболочки.

Она снова думает, что смогла меня задеть. Но я столько раз слышала что-то подобное, что становится смешно. Проблема Даны в том, что она сама зарывает себя глубже.

– Дорогие шмотки не помогут, если девушка не знакома с такими банальными вещами, как душ и расчёска.

Я бью всё ниже, но я не собираюсь выслушивать в свой адрес оскорбления только из-за того, что у этого мира устойчивый стереотип, а я родилась блондинкой. Себя защищать я умею, и мне для этого не нужны братья.

Дана выглядит злой и ущемлённой, челюсть стискивает и выпрямляется, дышит громко и часто, словно едва сдерживает слезы. Но мне её даже на этот раз не жалко, она сама начала, уверенная, что это сработает. А я уйти планирую, показав, что может больше не стараться, как тут мне в спину прилетает:

– Посмотрим, как быстро слетит твоя корона, – её голос подрагивает, но в нём столько отравы, будто она так и видит, как это уже происходит.

Я снова усмехаюсь, поворачиваясь, чтобы сказать, что она не первая, кто на это надеется, но Дана не даёт вставить и слова.

– Думаешь, такая особенная, раз выглядишь, как барби? Лучше выглядеть так, как я, которую уважают, чем быть той, от которой нужно только одно.

Ладно, она злит меня всё больше и больше. Серьёзно, эта девчонка пропитана ядом своей неуверенности в себе, прикрывающаяся шаблонами и не желающая видеть очевидных вещей.

– Господи, ты такая жалкая. Имей хотя бы уважение…

Меня прерывает её смех.

– Я жалкая? – спрашивает, но ответа не ждёт, всё ещё посмеиваясь, она лезет в телефон и что-то там ищет, прежде чем встать и ткнуть им мне едва ли не в лицо. – Вот, читай. Я же сказала, что ты – пустая кукла, с которой хотят просто развлечься. Возомнила о себе непонятно что. Или именно количеством тех, кто тебя имеет, возрастает самооценка?

Пока она говорит, я не свожу убийственного взгляда с её горящих глаз. Не помню я, чтобы меня кто-то так ненавидел ни за что. Но после… да, я всё же перевожу взгляд на экран, когда у меня точно что-то взрывается в груди. Стеклянное, потому что осколки впиваются в лёгкие, причиняя такую острую боль, что хочется закричать. Но я даже не дрогну, хотя и вижу сообщение Арса. Вижу все грязные комментарии в мой адрес, чувствуя себя так, будто я правда такая.

Девчонка, которую добиваются только потому что это весело.

У меня такое ощущение, что меня прямо сейчас вырвет, ком к горлу подбирается, но я не сдаюсь, когда перевожу обратно на нее взгляд.

И это первая в жизни улыбка, которая даётся настолько тяжело, что мне от неё больно.

– А кто тебе сказал, что я сама просто не хотела узнать, как целует парень, который выглядит, как ходячий секс? – тихо и заговорщицки лепечу, приближаясь к ней, будто делюсь с ней каким-то секретом. – Хочешь расскажу? А то мы то обе знаем, что тебе этого никогда не узнать. В конце концов, ему нравятся девочки.

Её глаза блестят, слёзы проскальзывают из уголков. Вот теперь я вижу, как меня можно ненавидеть, когда есть за что.

– Шлюха, – кидает она, прежде чем, толкнув, пройти мимо и убежать.

А я и бороться за равновесие не хочу. Непонятно, что меня держит на ногах. Что держит от желания начать всё крушить. Стою и оглядываю эту каморку, совсем не зная, что делать. Как выйти обратно к тем, кто писал про меня такое. Кто смотрел на меня сегодня и знал, из-за чего я здесь.

А я целовать себя позволяла при всех. Позволяла им убеждаться… из меня вырывается какой-то короткий, сдавленный звук, который быстро заглушаю рукой. Я не могу сейчас заплакать. Не могу убежать, когда эта обиженная на жизнь дрянь будет потом всем рассказывать, как уделала меня. Будет понимать, что меня это задело и что она победила.

И тут мой взгляд натыкается на сумку, которую она трогала своими руками. Я даже больше к ней прикасаться не хочу, домой забирать, и в этот момент вдруг как-то всё складывается. Как мне уйти. Как ответить каждому из них, особенно этой стерве.