Букет для хозяйки

Володя окончил МГИМО (Московский институт международных отно-шений), получил образование дипломата и совершенное знание двух ино-странных языков: немецкого и шведского. На немецком говорил очень пра-вильно, как учили в институте. Так немцы не говорят, они говорят на диалек-тах. Одно время он служил в газете "Хельсингин Саномат" в качестве собст-венного корреспондента от Советского Союза. В Финляндии, как известно, два государственных языка: финский и шведский, так что знание шведского языка помогло Володе работать для финской газеты. Можно, конечно, за-даться вопросом, почему же тогда, владея шведским языком, Соловейко не работал где-нибудь в Стокгольме и не писал свои талантливые статьи для ка-кой-нибудь центральной шведской газеты типа "Автонбладет"?

Дело всё в том, что с Финляндией Советский Союз имел довольно про-тяжённую границу, через которую осуществлялся обширный товарооборот. Финляндия ценила своё отделение от России и сохраняла дружеские отно-шения с Советским Союзом. Даже будучи союзницей Германии во время второй мировой войны, Финляндия остановила своё продвижение вперёд, на восток, дойдя лишь до границы отобранной у неё территории во время Северной войны 1939-го года. Это не позволило немцам замкнуть кольцо окружения Ленинграда, зато позволило сохранить свободной северную часть почти непроходимого лесного массива и знаменитую "дорогу жизни" по Ладожскому озеру, что в свою очередь позволило Северному фронту частично снабжать продовольствием голодающий город и вывезти детей, а союзникам выполнять через Мурманский порт поставки по Ленд-Лизу.

После победы над фашистской Германией финские фирмы, с одной стороны, и советские торговые организации, с другой стороны, были заинте-ресованы в укреплении и расширении взаимовыгодных торговых (и культур-ных) связей.

А со Швецией у России отношения испокон веков были напряжёнными. И Володе Соловейко в Стокгольме не нашлось достойного его выдающимся дипломатическим и литературным способностям места.

Когда Ненашенский трусливо и подло выпихивал Андрея Соколова из страны, Андрей встретился с Володей и всё ему подробно рассказал. Володя отнёсся к Андрею очень внимательно, выслушал его горькую исповедь, со свойственным Володе тактом, не перебивая его, что свидетельствовало о дружеском к Андрею расположении и о дипломатической Володиной выучке и закалке. В заключение долгого разговора Володя сказал, что хорошо знает нашего посла в Финляндии, что тот простой и порядочный мужик, свой в доску, всё понимает, любит читать художественную литературу, ценит солёную шутку и что он (Володя) готов написать послу рекомендательное письмо.

– Ну что ж, напиши, - сказал Андрей, не зная, зачем это ему нужно. Как будто он какой-нибудь Дартаньян из Гаскони.

И Володя быстро, тут же при Андрее, накропал своим широким почер-ком письмо, запечатал его в конверт, на котором стоял штамп Министерства иностранных дел СССР, в котором Володя Соловейко в то время работал пресс-секретарём. Вручая письмо Андрею, он посоветовал ему:

– Постарайся передать письмо лично послу, его зовут Артистархов Иван Борисович. Не опускай письмо в почтовый ящик, который висит возле посольства. Иначе всевозможные секретари, прощелыги и лодыри, смогут его замотать. И ты сможешь неожиданно встретиться не с послом, а со вторым или даже с третьим секретарём посольства. Им там делать особенно нечего, они любят совать свой нос не в свои дела. Это их работа проверять почту, приходящую на имя посла. Этот порядок смешон и глуп, но на нём настаивает Комитет госбезопасности. А ты сам понимаешь, что это такое.

XVII

Андрей нашёл по карте-схеме, где находится Советское посольство, оказалось, совсем близко от улицы Сепян-кату, взял письмо и пошёл. Идёт и хмурится, не может сообразить, о чём он с послом будет говорить. Через де-сять минут он уже был возле посольства. По помпезной архитектуре здания сразу можно было догадаться, что это именно Советское посольство и ника-кое другое. К тому же над ним реял красный флаг с серпом и молотом.

Своей кичливостью и внушительными размерами здание должно было сообщить языком камня всем, кто на него смотрел, навязчивое уважение и душевный трепет. Главный фасад, с белыми мраморными колоннами и портиком, был облицован кремовыми крупными плитками. Внизу высокий цоколь из белого камня. К парадному выходу вели широкие гранитные ступени. Здание стояло несколько в глубине небольшой парковой зоны с редким хвойным лесом, среди дерев которой выделялись аллеи голубых елей, похожих на те, что стоят возле Мавзолея на Красной площади в Москве. Вся парковая зона была отгорожена от проезжей части узкой улочки красивой чугунной решёткой, напоминающей решётку Летнего сада в Петербурге.

Около ворот и высокой калитки дежурил полисмен. Чтобы не застыть, он ходил взад-вперёд возле ворот, притоптывая тяжёлыми башмаками и прихлопывая руками в белых крагах себя по бокам. Лицо его было румяным и пышело молодым здоровьем. Он был привычен к морозу и терпеливо ждал сменщика. На решётке, рядом с калиткой, был прикреплён щиток, на котором в тесноте и в не обиде устроились: переговорная трубка (телефон), сигнальный звонок, маленький экранчик, такой как когда-то был на первом советском телевизоре "КВН". Рядом со щитком висел почтовый ящик.

Андрей подошёл к полисмену, предъявил ему своё временное удосто-верение, выданное ему вместо паспорта, представлявшего большой интерес для разных спецслужб, и сказал по-русски, что ему надо пройти в посольство, чтобы передать письмо послу. Полисмен ничего не ответил. Было видно, что он понял посетителя, потому что показал рукой на почтовый ящик. Андрей покачал головой и попробовал объяснить, что ему необходимо передать письмо лично послу. Полисмен снял трубку и, дождавшись ответа, проговорил что-то по-фински. Засветился экранчик, на нём появилось плавающее изображение мужского пятна, которое после нескольких магических мельканий преобразилось в изображение дёргающегося лица.

– Что вам угодно?
– проговорило лицо, потрескивая прерываемым мужским голосом, не лишённым обаяния.

– Мне нужно передать письмо послу, - сказал Андрей в трубку.

– Опустите его в почтовый ящик. И дело в шляпе.

– Мне надо передать письмо послу лично. Из рук в руки.

– Вот как, - сказало лицо. В голосе его послышалось удивление.
– Я сейчас к вам выйду. Ждите.
– Экранчик погас.

Через четверть часа появился какой-то щёголь, по всему видно - ди-пломат. Лицо холёное, сытое. Одет в роскошную пуховку цвета морской волны (Андрей от зависти чуть не лопнул), лыжную шапочку "петушком", брюки эластик и непромокаемые полусапожки на толстой каучуковой подошве, оставлявшей на снегу, лежавшем на дорожке, по которой он шёл, следы с загадочным рисунком. В зубах у щёголя торчала курительная трубка, из которой попыхивал голубоватый дымок от сгорания в трубочной чашечке ароматного английского табаку. Дипломат подошёл к воротам и стал с той стороны решётки вчинять посетителю допрос в полушутливой, полусерьёзной форме:

– Здравствуйте, сударь! Моё вам почтение.

– Добрый день, - ответил Андрей.

– Почему вы не хотите опустить письмо в почтовый ящик? Он для этого предназначен. Все опускают. Вы что, особенный?

– Потому что это письмо рекомендательное и касается меня лично.

– Вот как! Забавно. Вы что же, мушкетёр?

– Пока нет, но мечтаю им стать. Не исключено, с вашей помощью, ме-сье, - начал подыгрывать Андрей весёлому дипломату.

– Это похвально. И от кого же это рекомендательное письмо, милости-вый государь, будущий мушкетёр короля?

– От шевалье Соловейко из Гаскони, милорд, - ответил Андрей, стара-ясь попадать дипломату в тон его шутливого визави.

– Соловейко!
– вдруг посерьёзнел дипломат и вынул трубку изо рта.
– Владимир Борисович? Неужели? Я его отлично знаю, мы вместе учились. А потом вместе работали в ВААПе. Он был моим начальником. Какой замеча-тельный человек! Большого ума и доброй души. Когда вы его увидите?

– Когда вернусь в Москву. Думаю, не раньше чем через год.

– Очень хорошо! Передайте ему от меня поклон. Скажете: Леонард Та-раканов. Это я. Боже, как тесен мир! Подумать только, Володя Соловейко. Я ужасно рад и взволнован. Какой человек!

– Обязательно передам, - пообещал Андрей, начиная испытывать симпатию к говорливому дипломату.

– Ну, давайте же ваше письмо, - протянул руку Леонард Тараканов Ан-дрею, - я его передам послу.