Буймир (Буймир - 3)

– А кто пошел против нас, тот теперь воет волком да рыщет по оврагам, - имея в виду Селивона, заключает речь командира Родион Ржа.

Не обо всех славных делах отряда помянул Мусий Завирюха, и Родион, не теряя времени, пополняет сведения односельчан о лесных героях. Кто мог думать, самые смирные хлопцы на селе Марко, Сень...

Пополняет, разумеется, так, чтобы слова его не долетали до Мусия, который не переносил похвальбы. Хотя слово-другое и застряло в его мохнатых ушах...

Само собой разумеется, землянка не могла вместить всех, народу набилось - негде яблоку упасть. Всяк тащил партизан к себе.

На столе дымилась горячая картошка, похрустывали огурцы на зубах, пряно пахло всякой квашеной снедью, по которой так соскучились партизаны. Хорошо хоть у Арсентия уцелели кадки с капустой и огурцами - бомба на огород упала и завалила погреб, у многих немцы порубили кадки с соленьями. Люди наслаждались духовитым хлебом, конопляным маслом. Что бы ни ели партизаны, все обильно подсаливали, то и дело подкладывали капусты, луку. Буймирцы давно извлекли из тайников спрятанные от немцев припасы. Ходила по кругу чарка, не без того. Шум стоял в землянке, клубами валил густой дым. У Родиона свои соображения: придет час, вернутся односельчане из-под Берлина, тогда уж нам примолкнуть придется. Поэтому он спешит поведать о прославленном партизанском командире Мусие Завирюхе.

– Как сядет на коня - генерал, да и только! Какой ни будь бой, чтоб он изменился в лице?! Ни вот столечко! Голос как гром! Текля тоже с ним на смертной линии стояла...

И на долю Родиона выпало немало испытаний, кто того не знает, на волоске от смерти был... Теперь, правда, никого этим не удивишь, кому смерть не грозила.

Мусий Завирюха поднял руку, гул в землянке затих.

– Сколько же у нас грабель, кос, лопат? И уцелели ли парниковые рамы?
– задает командир вопрос сельчанам.

Как видно, все же есть чему удивляться... Сразу видно хозяина. Не с этим ли нехитрым инвентарем придется начинать новую жизнь?

Далее Мусий поинтересовался, сколько имеется телег, плугов, лошадей. Добавил, что в первую очередь надобно помочь матерям с детьми, и этим расположил к себе женские сердца. Женщины наперебой стали выкладывать Мусию - наше утешение, надежда ты наша!
– свои жалобы.

– Горстку зерна смолоть негде, - сетовала Варвара Снежко.

– Пока перетрешь миску кукурузы - смотришь, и дня нету!
– неизвестно на кого роптала Жалийка. Она завела домашнюю мельничку. Все село обзавелось такими мельничками, хозяйки привернули мельнички к лавкам, с трудом вертели ручку, сухое зерно потрескивало, жиденькой струйкой сыпалась мука.

– Когда Гаврила мельником был, мы горя не знали!
– вступает в разговор Варвара.

Меланка Кострица напоминает соседке:

– А кто жаловался, что мельник дерет за помол?

Это уже, видно, забылось, и теперь Гаврила выглядит этаким печальником за людей. Зная сельские беды, Гаврила с болью душевной вспоминает, какая была мельница да какой помол. Мельница сгорела, село теперь бедствует.

– А жернов уцелел?
– допытывается Мусий Завирюха, непонятно, зачем ему понадобилось это знать.

Всего не перескажешь, что было говорено в ту ночь, каких только планов, замыслов, надежд не рождалось в землянке.

6

Радовалось все село - хозяин приехал, отец детям, а у самого ни кола ни двора, надо бы помочь...

Первым начал Арсентий:

– Знаешь что, Мусий? Немцы предали огню твою партизанскую хату. Мы тебе поставим новую. Поможем тебе...

– Само собою, - подтвердил Родион.

– Вы сами на пепелище сидите, - ответил Мусий.

– И не говори!
– запротестовал Аверьян.
– Мы тебе за неделю всем селом поставим хату.

– За пять дней!
– сократил срок Родион.

– А каково мне будет в ней жить, имея перед глазами ваши землянки? упорствует Мусий.

Сколько ни добивались люди поставить Мусию хату, - будет, мол, у председателя жизнь налажена, тогда и мы скорее вылезем из земли, председатель был непоколебим: не время.

И он самолично принялся долбить землянку на взгорке - чтобы попросторней была, не заливало водой и потолок чтоб не давил.

Завидели соседи, что Мусий долбит на бугре землю, мигом вся улица сбежалась с лопатами на помощь. За день выкопали, выровняли стены твердая, глинистая земля попалась.

Мусий размашисто тесал бревна, стосковались руки без дела. Наблюдая, как топор молнией врезался в трухлявое дерево, Родион места себе не находил:

– Товарищ командир, дозвольте, я плотников кликну.

Нельзя сказать, чтобы лесное слово это, срывавшееся ненароком в разговоре, не тешило слуха Мусия, однако он решительно отказывается от каких бы то ни было услуг: сев на пороге.

Плотники вместе с кузнецом готовят плуги, бороны, тачки, телеги, поле не станет ждать.

– Своими силами выстроим землянку. Думаешь, забыл, как орудовать топором?

На следующий день вкапывали по углам столбы. Лесу хватало - Мавра с Теклей припасли, натаскали из окопов. Оплетали хворостом стены. Матери с девчатами месили глину, носили воду. Землю пригревало весеннее солнышко, работалось весело. Стены обмазывали смесью глины с соломой, тщательно разглаживали. Уложили матицы, балки тонкие провисают, пришлось ставить подпоры. На матицы положили поперечные жерди, утеплили, проворные женские руки обмазали, залепили потолок.

Мусий сбивает стропила, - сосняк долго пролежал в земле. Горелые гвозди - с пожарища - не держат трухлявое дерево, стропила расщепляются, падают.

Родион с кузнецом пришли на помощь, нарубили из проволоки гвоздей. Обрадованный Мусий не знал, как их благодарить. Сбитые новыми гвоздями стропила держались крепко. Да еще скрепленные жердями-латами.

Сухонький, жилистый дед Нещеретный покрывал землянку камышом - он испокон веку людям хаты покрывал.

Наконец затопили плиту - Мусий сам ее клал, - в чугунке клокочет картошка. Мавра домазывает, белит стены, стены влажные, побелка не пристает. Женщина расстроена, стены рыжие. В землянке клубится белесый пар, стены в разводах, с них ручьи бегут. Мавра даже угорела.

Мусий Завирюха стоит посреди землянки, посмеивается, подбадривает домашних - жить можно! Сбил стол, принимается настилать широкие нары. Торопится, все так и горит у него в руках, - дело к вечеру, утром надо бежать на колхозный двор, ставить людей на работу.

Не один день топили, варили, пока землянка обсохла.

Вечерней порой можно и душой отдохнуть, - весело потрескивает сосновая щепа, тесто подходит, вкусно пахнет варевом, звучит тихая песня. Не сожженный ли дом на восемь окон вспоминает Мавра, лежа на полатях? В саду молодежь гуляет, музыка гремит, под электрическим светом поблескивают румяные яблоки на деревьях. Ну, будто сон... Мавра спит и видит наседку, которую мечтает купить весной на Полтавщине. Текля, как ни устанет за день, допоздна просиживает у коптилки над письмами, мечтательно тихонько мурлычет что-то, небось про Марка дума. Что ж, поется-то людям, говорят, к добру. И газеты приносят радостные вести о славных победах советских частей.