Буйная Кура
Шрифт:
– Не знаешь ли ты, молла, кто новая жена Джахандар-аги?
– Не знаю. И зачем мне знать?
– Зато я знаю. Это моя жена.
– Как?
– Так вот. Моя жена.
С плеч моллы Садых а свалилась гора. Глубоко и облегченно вздохнулось ему. В глазах посветлело. И в комнате, кажется, сделалось светлее и уютнее. Он отошел подальше и спокойно стал разглядывать гостя.
Лицо незнакомца было бледно, то и дело он без надобности хватался за рукоятку кинжала, но хватался какой-то неуверенной, дрожащей рукой. Жадно курил. Глядел в точку перед собой, но ничего не видел. Жилы на лбу вздулись и посинели.
– Теперь ты понял, каково мое горе? Джахандар-ага запятнал честь всего моего рода, он растоптал мою папаху. Я не могу и поднять головы и смотреть людям в глаза, не могу появиться среди сельчан. У меня обрезан язык. Среди ровесников, среди родственников я молчу, как немой. Кто будет меня слушать? Все смеются вслед мне и говорят: "Бесчестный, отняли жену средь бела дня. Еще не стесняется сесть на коня..." Огонь ненависти сжигает меня, но, сколько бы ни старался, мои руки не достают до него. Теперь я пришел к тебе, помоги мне, молла. Я хочу отомстить тому, кто так жестоко поступил со мной.
– Тише, тише, услышат!
Они уселись рядом. На этот раз молла Садых сел поудобнее, скрестил ноги и стал спокойно перебирать четки.
– Эй, кто там?
Вошла его дочь Пакизе.
– Дочка, принеси нам еще два стакана чая. Да скажи матери, чтобы она приготовила поесть. Ведь мы голодные. А коня пусть поставят в конюшню.
Пакизе принесла чай и вышла, плотно закрыв за собой дверь. Только после этого молла Садых обратился к гостю:
– Братец, ты съел львиное сердце. Как ты осмелился появиться здесь? Или кровь затемнила тебе глаза? Не думаешь разве ты, что они изрежут тебя на куски величиной с твои уши.
– Лучше умереть, чем жить обесчещенным.
– Это так. Но надо быть осторожным. Иначе пропадешь, не успев ничего сделать.
– Я не боюсь смерти, молла. Я боюсь, что не смогу отомстить.
– Хорошо, пей чай.
Зазвенели стаканы, блюдца, они стали пить чай. Молла Садых надеялся тем временем взвесить все и придумать что-нибудь разумное. Он хорошо понимал, что, пока жив Джахандар-ага, ему самому спокойного житья в деревне не будет.
– Не ты ли стрелял в его дочь?
– Стрелял.
– И стога сена ты поджег?
– Поджег.
– Неосторожно поступаешь, брат. Как тебя зовут?
– Аллахяр.
– Когда ты сейчас ехал к нам, никто тебя не видел?
– Я ехал осторожно. Никто не обратил на меня внимания.
– Опять-таки ты неосторожен.
– Они теперь заняты своим горем.
Молла Садых промолчал. Допив свой чай, отодвинул стакан, протянул ноги и, облокотившись о метакке, стал перебирать четки. Он видел, что гость, который несколько минут назад представлялся ему сильным и страшным, обмяк и ослабел. Он похож на женщину, облегчившую свое горе слезами. Аллахяр долго носил горе в себе и был возбужден и зол, натянут, как струна или тетива лука. А теперь он высказался и расслабился. Он обессилел, как после долгой и тяжелой болезни.
– Помоги мне, - жалостно проговорил, почти простонал Аллахяр.
Откровенно говоря, молла Садых давно подумывал о муже новой жены Джахандар-аги. Он понимал, что неплохо бы его найти, сговориться с ним, натравить его. Да сделать бы это так, чтобы никто и не подумал, будто молла Садых причастен
к этому делу. Только неизвестно было, с какого конца начинать поиски. А теперь этот человек пришел сам, своими ногами. Надо бы обрадоваться, броситься обнимать...Молла и обрадовался, но ничем не выдал своей радости. Он решил сначала прощупать гостя, узнать, что он собирается делать.
– Почему ты ищешь во мне соучастника своей мести?
– Но ведь он и твой враг!
– Кто это тебе сказал?
– Молла Садых, не ставь меня на место ребенка. Я обо всем знаю. Джахандар-ага отомстит тебе за сестру. Как только наступит удобное время, он сведет с тобой счеты. Я пришел, чтобы мы объединили наши силы. А теперь поступай как хочешь.
Молла Садых, надев четки на руку, стал гладить бороду, прищурил глаза. Некоторое время он что-то прикидывал в уме и наконец тихо сказал:
– Хорошо, но чем я могу тебе помочь?
Аллахяр оживился, придвинул свой матрасик и сел поближе к молле. Теперь они сидели, касаясь головами друг друга. Словно боясь, что их разговор услышат, они начали говорить шепотом:
– Ты сам знаешь, что они зубастое племя, голыми руками их не возьмешь. Когда я поджег сено, они чуть меня не убили. Едва унес ноги. У меня в этой деревне нет никого, кто мог бы стать помощником, да и в нашей деревне у меня нет сильного родственника. Поэтому я пришел к тебе за помощью.
– Хорошо, - перебил молла.
– Что ты предлагаешь? Идти и убить за тебя его?
– Нет, молла, даже если ты захочешь, я на это не соглашусь, - Аллахяр снова воспламенился, как очаг, в который подбросили сухих дров.
– Я с ним сам сведу счеты, сам. Ты только извести меня, когда наступит удобный момент. Об остальном не беспокойся. Я его убью не сразу. Я выпущу из него кровь каплю за каплей. Ты только извести меня, где и в какое время.
– Трудное дело, брат, возлагаешь на меня.
– Как хочешь, молла. Я не отстану от тебя. Как говорится в народе: вошел в кувшин - стал водой кувшина. Теперь и ты не можешь отстраниться от этого дела. А если отстранишься, то сейчас же посылай человека к Джахандар-аге и сообщи ему, что я здесь. Только это будет не в твою пользу. Подумай, я могу уехать по той же дороге, по которой приехал.
Аллахяр действительно сделал вид, что собирается встать, но молла нажал на его плечи.
– Раз уж все так получилось, слушай меня. Больше в этой деревне не показывайся. Если попадешься кому-нибудь на глаза, насторожишь их. Когда делаешь дело, надо уметь замести следы. Понял? А случай будет. Ведь народ на одном месте не сидит. Сегодня на низине, завтра в горах. Да еще наступит время жатвы... Одним словом, когда понадобится, я тебе сообщу. Но только о нашей встрече ни одна душа не должна знать. Слышишь?
– Будь спокоен, молла, не тревожь свое сердце.
Аллахяр словно сразу помолодел. Недавней растерянности как не бывало. Кажется, и спина выпрямилась, и глаза засверкали, словно у хищника, готового броситься на добычу. Он вскочил на ноги, быстрыми шагами подошел и взял из угла свою винтовку. Накинул на плечи бурку, намотал на шею башлык.
– Счастливо оставаться.
– Да подожди, поешь.
– Чтобы всегда у вас дом был полон. Ничего не надо. Путник должен быть в пути. Лучше уехать до восхода луны.