Буйная Кура

Ребята потянули веревку, переговаривались.

– Слушай, какая тяжелая. Ашраф, тебе повезло. Чем-то вкусным набили твою сумку.

Когда Ашраф развязал свою сумку, оттуда, мяукая, выпрыгнула кошка.

Девушки покатились со смеху, попадали на тахту. Ребята с грохотом побежали с крыши. Пакизе скорее закрыла дверь на задвижку.

И правда в дверь застучали, начали колотить кулаками и даже ногами. Девушки испугались и дружно подперли дверь.

Один из парней громко крикнул:

– Давайте наши подарки!

– Все, что у нас было, мы отдали. Больше ничего нет.

– Тогда унесем девушку.

– У нас нет и девушки.

– А ты разве не девушка?

– Я?
– залепетала Пакизе.
– Я гостья.

– Гостья еще дороже.

– Хоть лопните, а дверь не открою.

– Тогда влезем через дымоход.

Пакизе испугалась:

– Тетя, не пускай.

Тетя вытерла слезившиеся от смеха глаза.

– Открой, пусть войдут, иначе они ведь все равно не отстанут.

Пакизе осторожно подняла задвижку и отступила назад. Дверь с грохотом распахнулась. Первым вошел Ашраф. Увидев прижавшуюся к стене Пакизе, схватил ее за руку.

– Ты положила кошку в мою сумку?

– Ну и что, если я?

– Тогда я тебя украду. Значит, ты - моя доля.

Пакизе дергалась, вырывая руку, но пальцы парня сжимали ее все крепче. Девушка, видя свою слабость и беспомощность, снизу вверх посмотрела в лицо парня. Их взгляды встретились. В груди у Пакизе что-то сладко заныло, и закружилась голова. Голос ее смягчился:

– Отпусти, мне больно.

– Проси прощенья.

– Не буду.

Тетя встала и, смеясь, подошла к ним:

– Не спорьте, дети. Садитесь лучше за стол. Видно, теща будет любить, если попали на такой жирный плов.

Ашраф отпустил руку девушки. Пакизе стала гладить больное место и, нахмурившись, тихо сказала:

– Чтобы тебе сгореть!

Парни с аппетитом набросились на плов, который принесла тетя Пакизе, а девушки сидели на тахте. Только Пакизе не садилась, стояла в стороне и обиженными глазами глядела на Ашрафа. Парни съели плов и встали.

– Тетя, теперь давай нам наши подарки.

Тетя насыпала им в сумки конфет в бумажных обертках.

Ашраф выходил последним. Выходя, он обернулся и еще раз посмотрел на Пакизе.

– Не обижайся, ты сама виновата.

– Глядите на него, он еще умеет заглаживать обиду. А ну-ка выходи! смеясь, прогнала его тетя.

Они ушли. Об этом случае девушки забыли, да, наверное, забыл и сам Ашраф. Но Пакизе не забыла. И потом, в другие годы, в праздник Новруз байрам все как будто происходило так же. Подслушивали у дверей, прыгали через костры, ели плов, дурачились и смеялись. Но той сладости от праздника Пакизе не ощущала. Все время вспоминала она, как Ашраф держал ее за руку, как ей было больно. Но вот странно: чем больше проходило времени, тем сильнее желала Пакизе, чтобы эта боль повторилась снова. Она жила теперь воспоминаниями о том прошлом случае и радужными мечтами о будущем. Тогда произошло еще такое событие.

Вдруг выпал обильный снег. Крыши землянок, дворы, тропинки - все оказалось под снегом. Если бы не свежие следы от землянки до землянки, которые протаптывали, частя к соседям занимать решето или соль, то непохоже было бы, что под этими снежными буграми живут люди.

Пакизе, увидев, что девушки пошли за водой, взяла медный кувшин и тоже пошла на Куру. Шли по щиколотки в снегу. От Куры поднимался белый густой пар. Около берегов в тихих протоках вода замерзла. Только на середине, на быстром течении по-прежнему рябила струя.

Деревья на другом берегу выглядели причудливо, напоминая большие грибы. В тумаие кричали гуси. Там, где не замерзла вода, плавали стайки уток. Невдалеке раздался выстрел, гулко отозвавшийся в тумаие, и вскоре мимо девушек промчались всадники.

Как раз в это время девушки спустились к реке. Дном кувшинов они разбили лед и стали набирать воду. Одна из девушек вдруг заговорила:

– Кто из вас видел Ашрафа?

– А что такое?

– Вчера он был у нас в гостях. Так возмужал. Стал настоящим мужчиной.

– Отрастил усы?

– Усов-то я не заметила.

У Пакизе после этого разговора перевернулась душа. Она старалась вообразить себе Ашрафа. Да, наверно, он повзрослел. Интересно, узнает ли он ее, если увидит? А если даже узнает, наверно, пройдет мимо. Пакизе вдруг почувствовала, что хочет его увидеть хоть издалека.

Девушки стали расходиться по домам. И Пакизе завернула в свой двор. Она поставила на веранду кувшин, обмела снег и, дуя на синие от холода пальцы, вошла в дом. Невестка перед окном перебирала рис. Во дворе рубили дрова. Пакизе не успела подойти к горящему очагу, как мать окликнула ее.

– Прибери в комнате. Сегодня к нам придет гость.

– Что за гость в такое время, мама?

– Все приглашают. Придет Ашраф.

– Ашраф?

Девушка не узнала своего голоса. Испуганно посмотрела она на мать, но, увидев, что та занята своим делом, успокоилась. Все закипело у нее в руках. Подмела комнату, вычистила ковры на стене, вытерла стекло фонаря, сменила занавески на окнах, вымыла посуду, вынесла во двор никелированный самовар и вычистила его снегом. Не оставила нигде ни пылинки, ни пятнышка. Выколотила на улице матрасики и подушки. Между делом не забыла, проходя мимо зеркала, посмотреть на себя и полюбоваться. Надела новое платье и опять стала крутиться по дому. Улучив время, поднялась на навес и посмотрела в сторону дома Джахандар-аги, но никого еще не было видно на тропинке. Люди показались на ней только ближе к полудню.

Они неторопливо шли к дому моллы Садыха. Пакизе, раздвинув оконные занавески, стала глазеть па них. Она видела, как они чистили на веранде ноги, как стряхивали с одежды снег. Шамхал был одет в черкеску. На ногах у него были сапоги. Ашраф был в пальто. У порога он снял калоши.

Пакиэе взяла чайник и вышла из комнаты. Подошла к кипящему самовару, заварила чай, поставила чайник на самовар и накрыла его полотенцем. Возвращаясь обратно, еще раз посмотрела на калоши: их блеск ей понравился. Она повернулась и посмотрела на следы во дворе. На снегу отпечатались от калош странные рубчатые узоры. Пакизе, словно за дровами, пошла по двору, а сама глядела на узорчатые следы от калош. Она дошла до самых ворот.

Между тем поспела еда. Пакизе взяла желтую афтафу12 и тазик, непочатое мыло, повесила на руку полотенце и вошла в комнату.

Молла Садых сидел, облокотившись о метакке, а гости, расположились, скрестив ноги. Пакизе поглядела на отца, который откашлявшись, сказал:

– Вымойте руки.

Пакизе подошла и стала каждому поливать на руки. Гости умылись. Ашраф вытер руки и, возвращая Пакизе полотенце, улыбнулся:

– Не будешь больше класть кошку в мою сумку?

Девушка покраснела и поспешно вышла. Еду подавала мать. Со стола убирала невестка. Подать чай поручили Пакизе. Когда она вошла с чаем на цветастом подносе, глаза ее ничего не видели. Да и ноги, ей казалось, сейчас заплетутся.