Быть Руси под княгиней-христианкой

— Други-братья, — медленно начал Ратибор, обведя глазами собравшихся, — мы, лучшие люди земли Русской, должны решить, кто станет владеть столом великих киевских князей, кто будет править Русью. Слово, сказанное сегодня нами, явится законом для всех: для нас, стоящих здесь, и любого другого русича, кем бы он ни был: князем или смердом, боярином или ремесленником. Поэтому думайте, други-братья, в ваших руках судьба Руси.

Называя находящихся в его горнице людей братьями, Ратибор нисколько не грешил против истины. Они, присутствовавшие сейчас на воеводском совете, являлись больше чем братьями. И не только тем, что десятки раз смотрели в глаза смерти и вместе рубились во множестве битв, что не единожды проливали свою кровь и перевязывали друг другу раны. Их объединяла общая судьба и одни стремления, одинаково понимаемое чувство родины и своего служения ей, беззаветная преданность всему, что было связано для них со словом «Русь».

Чтобы попасть в их число, было мало обычной храбрости и отваги, смелости и находчивости: таких воинов в русских дружинах на просторах от Новгорода до Тмутаракани и от Червенских земель до степей Дикого поля были тысячи. Требовалось стать первыми и заслужить почёт и уважение даже у них, этих суровых и мужественных воинов, не боящихся ничего на свете. Только тогда случалось то, о чём мечтал каждый воин-русич.

За ним приходили тёмной грозовой ночью, когда Перун, недовольный скудностью людских даров и сам явившийся к ним за кровавой данью, грозно бушевал в небесах и метал на землю огненные стрелы-молнии. Новичку завязывали глаза и, обнажённого по пояс, вели на вершину высокого утёса, нависшего над Днепром. В эту страшную ночь, когда всё живое трепетало от грохота сталкивавшихся туч и пряталось от бьющих в землю перуновых стрел, он давал у священного костра клятву-роту новым братьям. Эту клятву слышали не только они, но и сам Перун, внуками которого являлся новичок с вновь приобретёнными братьями. И если в такие ночи грозный бог воинов-русичей приводил в ужас людей и птиц, зверей и ползучих гадов, то в душах внуков-воинов его ярость и зримо являемая власть над небом и землёй рождали радость и гордость за своего небесного покровителя, вызывая желание быть такими, как он, — всесильными и неудержимыми в гневе.

Бушевал и ревел внизу безбрежный Днепр, неслись над головой косматые, чёрные тучи. Сверкало и грохотало разгневанное небо, свистел и завывал ветер. А избранник, стоя перед деревянной фигурой Перуна, окружённый рядами будущих братьев, безмолвно замерших с факелами и обнажёнными мечами в руках, клялся на верность Руси, обещая беспрекословно выполнять всё, что решит собрание братьев-другов. И среди ярко блещущих молний, содрогающихся от грома днепровских круч, над ревущими речными валами-волнами каждый из присутствовавших делал надрез на пальце и выдавливал несколько капель крови в братскую чашу, чтобы затем всем омочить в ней губы. После этого на теле нового брата выжигали раскалённым железом тайный знак — свидетельство его принадлежности к воинскому братству.

Тишина в шатре затягивалась, и Ратибор, обведя присутствующих ещё раз, заговорил снова:

— Готов слушать вас, братья.

Стоявший рядом с ним плечом к плечу верховный жрец Перуна ударил в пол концом посоха, нахмурил брови.

— Никогда ещё на столе великих князей не было жён, — громко произнёс он.

— Знаем это, мудрый старче, потому и собрались здесь, — спокойно ответил Ратибор. — Что желаешь молвить ещё?

— Стол великих киевских князей надлежит занимать только мужчине-воину. Лишь он будет угоден Перуну и сможет надёжно защищать Русь от её многочисленных недругов, — твёрдо проговорил верховный жрец.

— Великий князь-мужчина — это княжич Святослав, — сказал Ратибор. — Но покуда он не возмужал и не стал державным мужем, покойный князь Игорь завещал власть его матери, своей жене Ольге. И мы должны решить, признать его волю или нет. Молви первым, мудрый старче, — склонил он голову в сторону верховного жреца.

— Княгиня Ольга — христианка, в её душе свил гнездо чужой русичам Христос, а не бог воинов Перун. Наши боги отвернутся от неё, а значит, и от нас. Разве уже не случилось так при князьях Аскольде и Дире. Стоило князю Аскольду предать старых богов и начать поклоняться Христу, как его вскоре постигла кара, а Киевом и Русью стал править его убийца, пришлый полуславянин-полуваряг Олег. Неужто сей печальный урок вас ничему не учит, воеводы? Слёзы и горе ждут Русь при княгине-вероотступнице, — зловеще изрёк верховный жрец.

Лицо Ратибора осталось невозмутимым.

— Старче, небесную власть пусть делят Перун и Христос, а мы говорим о земной. Нам сообща надлежит решить, кем будет для Руси княгиня Ольга: только матерью Святослава или великой русской княгиней. Совет ждёт твоего слова, старче.

— Матерью. Лишь ей и подобает быть жене.

— Что молвишь ты, воевода Асмус? — обратился Ратибор к Асмусу, который с верховным жрецом были самыми старшими по возрасту из присутствовавших на совете.

Слово Асмуса для других воевод, многие из которых были его учениками в воинском деле, всегда значило очень много, и потому в горнице сразу воцарилась мёртвая тишина. Однако Асмус не торопился. Прищурив единственное око, он некоторое время смотрел куда-то вдаль и лишь затем направил взгляд на Ратибора.

— Главный воевода, я хорошо знал только великого князя Игоря. Ты же, будучи его правой рукой, постоянно сталкивался и с его женой, княгиней Ольгой, — медленно произнёс он. — Поведай, что думаешь о ней сам.

Ратибор в раздумье провёл рукой по длинным усам.

— Да, я лучше всех вас знаю великую княгиню, ведаю и то, что она христианка и её лучший друг — пастырь киевских христиан священник Григорий. Однако это не являлось тайной и для великого князя Игоря. И хоть раз, покидая Киев или даже отправляясь в свой последний поход на Византию, он передавал власть кому-либо иному, кроме Ольги? И разве она хоть единожды чем-то не оправдала его надежд, принесла ущерб Руси? Она мудра, расчётлива, тверда, лишь такой должна быть русская княгиня. Если покойный великий князь завещал власть над Русью именно ей, он знал, что делал.

Среди присутствовавших возникло оживление, раздались вздохи облегчения, послышались возбуждённые голоса. Вперёд выступил воевода Ярополк, начальник великокняжеской конной дружины, поднял руку. В горнице снова повисла тишина.

— Други-братья, — начал он, — все мы — воины и потому знали только великого князя, чьё войско водили в походы и сражения, а не его жену. А раз так, не нам судить о ней. Наше дело — исполнять волю погибшего Игоря, нашего бывшего друга-брата и боевого побратима многих из стоящих здесь.

Признаем на киевском великокняжеском столе Ольгу, а сами, будучи рядом и не спуская с неё глаз, увидим, по силам ли ей быть хозяйкой Руси. И ежели она окажется просто женой, каких на Руси множество, пусть станет, как и они, любящей сына матерью и скорбящей по мёртвому мужу вдовой. Пускай не мы, могущие заблуждаться мужи, а всесильное время и её дела будут ей судьёй.

Ярополк смолк, сделал шаг назад и слился с остальными воеводами. И снова зазвучал голос Ратибора:

— Кто молвит ещё, братья?

Ответом ему было молчание. Выждав некоторое время, Ратибор резким взмахом руки рассёк воздух.

— Тогда, други-братья, слушайте последнее слово нашего совета. Предсмертная воля великого князя Игоря свята для Руси, для каждого из нас. Мы, лучшие мужи земли Русской, признаем над собой власть великой княгини Ольги. Покуда Ольга не нарушит наших древних законов и будет блюсти и защищать честь и славу Руси, она будет нашей великой княгиней...

Верховный жрец Перуна покинул раду последним. Принятое воеводами решение было вовсе не тем, которое ему хотелось бы услышать, однако иного он не ожидал. Великая княгиня была слишком умна, чтобы не понимать, от кого в конце концов будет зависеть её судьба владычицы Руси, останься она с малолетним княжичем без Игоря. Она слишком долго находилась у вершины власти, чтобы не постичь законы овладения ею и удержания, — власть всегда нерасторжима с силой и идёт рука об руку с ней, будь то сила ума, оружия, золота.

В сегодняшней Руси вопрос о власти должна была решить сила оружия. Да, великая княгиня была умна и дальновидна, хитёр был и её ближайший советчик, христианский священник Григорий, но не глупее были и их противники. Да, великая княгиня имела огромные личные богатства, немалым количеством золота владели и купцы-христиане, которым она покровительствовала, однако не меньшими средствами обладали и зарящиеся на великокняжеский стол князья земель и купцы-язычники. Именно поэтому в схватке между Ольгой и её недругами решающее слово оставалось за третьей силой, силой оружия, которому надлежало склонить чащу весов в ту либо другую сторону.